– Только забирать никто не торопиться. Хоть автосалон открывай. По-хорошему домой надо идти. Телефон на воротах написан. Кому надо, позвонит. Да только дома тоже делать нечего. Анька забрала Лизу и ушла. Все из-за этих чертовых денег.
– К матери?
– Нет. Не знаю куда. Она не сказала. Не берет телефон. Позвонил Вере и Любе – не отвечают, а Ленка говорит, что не видела ее уже неделю. Ходил к теще. Дома никого. Капитан, у которого мы отмечаемся, говорит, что заявление о пропаже можно написать только через трое суток. Так что сижу жду завтрашнего дня. Боюсь, как бы с ней та же фигня, что со всеми, не случилась. В доме больше половины квартир пустые. С Петей вчера разговаривал. Он говорит, что у них вся улица вымерла. Временно. Сначала люди исчезают. Потом возвращаются, но уже дурачками. Что-то с ними там делают, что они не от мира сего становятся. Одни меняются сильнее, другие меньше, и никто не говорит, где был. Просто отмалчиваются и все. Вчера звоню хозяину вольвы, – Витька кивнул в сторону крайнего автомобиля. – Говорю: «Приезжай, машину забери». А он мне: «Какую машину? Нет у меня никакой машины». А я ему говорю: «Так я ее могу себе оставить?» А этот придурок вообще трубку бросил. И что делать – непонятно.
Пахан опять ушел в запой. Советчик из него слабый. Матушка вокруг него кружится. Так что делать нечего. Буду ждать.
Витька бросил на землю уже потухший обугленный фильтр и достал из пачки другую сигарету. Он больше не пытался войти в роль очень взрослого и опытного человека. Страх сквозил в каждом его слове, взгляде и движении.
– Может, позвонить в администрацию или МЧС. Ну, не знаю. Кто-то же должен этими вопросами заниматься.
– Думаешь, они не знают? Полгорода исчезло и этого никто не замечает? Ты дурак что ли? Да все в курсе, но молчат. Какая-то секретная фигня. Может, военные испытания. Утечка бактериологического оружия. Или еще какая дрянь, превращающая людей в зомби. Кто сознается, что сто тысяч людей в расход отправили? Мы все передохнем здесь к чертовой матери. Все до единого. И концы в воду. Сваливать отсюда надо. Найти девчат и сваливать, пока эта Чупакабра нас всех не передушила.
– Причем здесь Чупокабра? Это совсем другое.
– Всякая непонятная фигня, убивающая людей, – это Чупакабра.
Валя не стал спорить. Уточнять значения слов было бы не к месту.
– Ладно. Я вообще из аптеки. По пути к тебе зашел. Так что я домой. Если что надумаешь, помочь с поисками надо или еще что – звони. Да и просто звони. Хочешь, пойдем ко мне. Если тебе делать нечего.
Витька поморщился и выпустил в воздух облако едкого дыма.
– Да нет. Ты иди. Я еще здесь посижу. Подумаю. В одиночестве думается лучше. Давай. Созвонимся.
С одной стороны, появление главного врача в ординаторской было вполне предсказуемо. По крайней мере, один из троих родственников, столпившихся у приемного отделения, должен был нанести ему свой визит и выразить недовольство уровнем обслуживания. С другой, Перов не ожидал, что тот явится без пяти двенадцать. На протяжении многих лет главный уезжал на обед ровно в полдень.
– Ни разу еще не заставал вас в своем кабинете, Федор Петрович.
Главный начинал издалека и мог часами говорить ни о чем. Точная примета большого карьерного потенциала.
– Здравствуйте, Андрей Юрьевич. Тут просторней.
– Я бы сказал даже чересчур просторно. Как на фронте. Врачей все меньше, а больных все больше.
– Болеют.
Шпак прислал СМС, что у него температура. Ситников продолжал бороться с зеленым змеем, теперь уже, слава Богу, дома. Изотов вообще непонятно куда подевался.
– Но мы справляемся.
– Это все на выписку? – главный постучал пальцами по стопке историй. – Ты уже как Кашпировский лечишь, Федор Петрович. По сорок человек за сеанс. Сразу видно высококвалифицированного специалиста.
Перов был единственным врачом больницы, имеющим ученую степень. Главврач и начмед никогда не упускали возможности съязвить на этот счет.
– Как поправляются, так и выписываем. Жалоб на самочувствие нет. Поведение адекватное. Результаты исследований в норме. Только от света шарахаются.
Жалуются, что глаза режет. Но это пускай уже окулисты разбираются. Зачем держать здоровых, когда очередь из больных за угол заходит?
Главный энергично закивал головой.
– Да я обеими руками за. Как раз об этом и хотел поговорить. Всех, кто пошел на поправку, не дожидаясь полного выздоровления, выписывайте к чертовой матери. Не то мы тут сами рехнемся. И еще. Разбейте отделение надвое: в одном – муравьи, в другом – все остальные. А то перебьют они друг друга.
– Как вы себе это представляете?
– Перегородите коридор дверью. Муравьев в тупик, остальных поселите в проходной части.
– И где я возьму эти двери?
– Там, где мы все берем, Федор Петрович. Поговорите с родственниками.
– Не уверен, что найдутся желающие. Может, попробуем за счет хозяйственных средств.
– У нас очень тощий бюджет, Федор Петрович. На веники не хватает. Поговорите с посетителями. Я уверен: многие из них откликнутся на вашу просьбу.
«Как быстро его приказ превратился в мою просьбу», – подумал Перов.
Спорить было бессмысленно. Может, в Древней Греции в спорах и рождалась истина, но здесь и сейчас спор мог породить только раздражение и ничего больше.
Главный взял из стопки верхний журнал и перевернул первую страницу.
– Кстати, чем вы их лечите?
Перов усмехнулся.
– Новопасситом и добрым словом. Я же вам докладывал, Андрей Юрьевич, это не наши больные. Мы их просто держим, а поправляются они сами. Им прямая дорога в инфекционное отделение.
– Если бы лаборатория подтвердила инфекцию, я бы мог продавить этот вопрос. А так – извините.
– Это на сто процентов инфекционное заболевание. Короткая острая фаза и стремительное улучшение. Отсутствие рецидивов. Какая-нибудь новая форма энцефалита или что-то в этом роде. Любой врач-инфекционист скажет вам то же самое. Кровь я направил на ПЦР. На следующей неделе будут результаты. Очередь на МРТ в пятницу подходит. Но что-то я до наших больных никак не дозвонюсь. Придется по домам ездить. Только Фролов отпадает. У него прописка Свердловская. Если не дозвонюсь, заеду к Стасову.
Кстати, про иногородних. Помните, я рассказывал про чернокожего гостя? Я вчера читал о нем в газете. Убит в кровати две недели назад. Молчали все это время в интересах следствия. Он предсказывал возникновение этой самой эпидемии. Странно, вы не находите? Мне кажется, вся эта история попахивает бактериологическим оружием.
– Федор Петрович, вы брали анализы на бактериальную инфекцию, и результат был нулевым. Я вас, конечно, понимаю. Для врача психиатрической больницы такие фантазии что-то вроде профессионального заболевания. Не в обиду, Федор Петрович. Наше дело – лечить, а не гипотезы о работе спецслужб разрабатывать, – главный заглянул в телефон и поднялся на ноги. Стрелки часов на стене сошлись на двенадцати. – Ладно. В общем, по разделению договорились. Мне пора.
Прежде чем он затворил за собой дверь в ординаторскую, Перов услышал гул голосов, летящий с первого этажа. Часто родственники больных доставляли больше хлопот, чем самые буйные пациенты.
Произошло что-то плохое – Валя понял это за минуту до того, как вошел в подъезд. Знакомая белая занавеска с крупными красно-синими вишнями свисала из окна на пятом этаже. Это было окно некогда родительской, а теперь уже маминой спальни.
Лифт не работал – снова отключили свет. Двери на всех четырех этажах были распахнуты. Он вспомнил, что, когда умер отец, все двери дома тоже были открыты.
«Чтобы душа выйти могла», – объясняла тетя Лена. Горячий сквозняк медленно шевелил дверями, не распахивая настежь и не захлопывая их до конца. Ардинцевы, Смирновы, Соковиковы… Уехали на море? Ушли в гости? Ага. К Чупакабре (всякая непонятная фигня – это Чупакабра). Передавайте привет Калабуховым, они гостят там уже вторую неделю.
Дверь в его квартиру тоже была раскрыта. Если что-то плохое может случиться, оно непременно произойдет – первый закон Мерфи. То, что захлестнуло весь город, не могло пройти стороной. Валя остановился перед входом.
«Да. Чупакабра пришла и в твой дом, и где-то на задворках сознания ты еще месяц назад знал, что так и будет. Одна опустевшая квартира могла быть случайностью, но две, три, пять – уже доказанная закономерность. Но разве ты не хотел узнать, что случается потом?»
Валя вошел внутрь. Дверь гулко хлопнула за его спиной. Снял левый кроссовок и тут же надел его обратно. Линолеум был покрыт толстым слоем пыли.
– Мама? – собственный голос звучал испуганно и обреченно. Он не слишком рассчитывал на ответ.
Синие туфли на низком каблуке, в которых она ходила в магазин, стояли у входа. После двух недель молчания в зале громко работал телевизор. Александр Гордон, как обычно по пятницам, разбирал семейную жизнь двух разнополых алкоголиков и их ребенка. Валя обошел все комнаты. На всякий случай заглянул на балкон и под кровать. Вдруг она решила поиграть с ним в прятки? Потом нажал кнопку на пульте и экран потух. Стало слышно, как колышется на ветру занавеска, и настенные часы перебирают секунды. Валя втащил внутрь занавеску и закрыл окно.
Она могла бы уйти в магазин. Могла подняться к соседке или даже пойти погулять в сквер. Могла забыть закрыть дверь и окно. Да, все это могло быть, если бы не два десятка распахнутых дверей вниз по лестнице. Если бы не туфли у входа. Если бы не вся эта чертовщина, обрушившаяся на город.
На дверке холодильника лежали шесть яиц, пакет кефира и кусочек вареной колбасы, в пакете на столе – полбуханки свежего хлеба – он сам покупал его вчера по дороге с работы.
Валя откусил «Докторской», отрезал хлеба и посмотрел в окно. Во дворе не было ни души. Знойный мусорный ветер гонял по асфальту пакет из-под чипсов. Чисто технически отыскать маму было вполне реально. Но готов ли он это сделать? Готов ли он найти ее там, куда они уходят, и привести обратно в дом? С некоторыми потерями лучше смириться. Возможно, это как раз тот случай.