– Как думаете, Ильинична, меня могут поставить директором?
Женщина перестала тереть пол и повернулась. Ее рыхлое лицо было пустым и бледным.
– Я думаю, хоть президентом.
В соседней комнате что-то громко стукнуло о пол. Валя убавил громкость в телевизоре и прислушался. Похоже, то, к чему он готовился, началось.
Он сделал все, как сказал врач. Это оказалось несложно. Мама практически не сопротивлялась – ни когда он переносил ее из шкафа (а именно там он нашел ее, когда вернулся из аптеки) в кровать, ни когда привязывал руки и ноги к углам кровати (так, чтобы руки не дотягивались до жгутов).
Следующий удар о пол заставил Валю подняться с дивана.
Ее шумное дыхание он услышал прежде, чем вошел в спальню. Рука нашарила выключатель.
– Нет. Не надо, – голос прозвучал совсем близко. Освободилась? Не может быть. Он дважды проверял фиксаторы, удерживающие жгуты на лодыжках и запястьях. Внутри все сжалось, прежде чем он вспомнил, что вечером сам выдвинул кровать на середину комнаты.
– Мам, ты как? Воды принести?
– Отпусти.
Он шагнул дважды, и уперся коленом в кровать.
– Не могу. Прости, не могу. Надо потерпеть. Немного.
– Я не могу терпеть. Отпусти меня немедленно. Слышишь? – мать дернулась, как будто схватилась за высоковольтный кабель.
Он наклонился над кроватью и заглянул ей в лицо. Глаза закатились. Натянутые жилы на шее, как будто вот-вот разорвут кожу.
– Я не могу терпеть, – прокричала она и взвыла от боли.
Ее затрясло. Кровать запрыгала так, будто в ней лежала не умирающая старуха, а чемпион по брейк-дансу. Голова скакала по подушке как баскетбольный мяч и, казалось, вот-вот оторвется. Он прижал ее плечи к кровати, но она продолжала вырываться. Чупакабра звала ее к себе – обратно под землю.
– Успокойся. Прошу тебя, успокойся. Слышишь меня?
В ответ она прохрипела что-то нечленораздельное. Ему обещали озноб, светобоязнь и «некоторое ухудшение самочувствия». О том, что в корчах она может вывернуть конечности либо свернуть себе шею, врач ничего не сказал.
Он сбегал на кухню за телефоном и вернулся. За десять секунд его отсутствия кровать проскакала от середины комнаты до двери. После четвертого гудка в трубке прозвучало усталое «алло».
– Федор Петрович?
– Да, я слушаю.
– Это Валя Жуков. Мы были у вас. Помните?
– Давайте по существу.
– Маме стало хуже. Ее трясет так, что кровать по комнате скачет.
– Спазмы. Температура есть?
Валя потрогал ее лоб, но она тут же рывком сбросила его руку.
– Кажется, нет.
– Дай ей но-шпы или вкати папаверина. А можешь ничего не делать. Тут от тебя мало что зависит. Главное, следи, чтобы не проглотила язык. Или зубы.
– В смысле?
– Для шестидесяти лет у нее слишком правильные и ровные зубы. Не будет получаться – вызывай неотложку, но будь готов, что ее заберут.
– Думаю, я справлюсь. Спасибо. Ее так трясет. Я боюсь, как бы она не свернула себе шею.
– Ты сделал все, как я тебе говорил?
– Да.
– Тогда не беспокойся. Жгуты будут гасить ее движения. Методика, проверенная временем. И еще советую поберечь собственные нервы. Смотреть на больных родственников в фазу обострения довольно тяжело. Время от времени проверяй, как там она, но не сиди у кровати всю ночь. Сам чокнешься.
– Спасибо. Извините, что разбудил.
– Я не спал. И не забудь подтянуть жгуты. Они быстро ослабляются.
Он сделал все, как сказал врач, в том числе вынул зубной протез и положил его в кружку с водой. Как могло получиться, что он не знал о вставных челюстях матери? И много ли еще у нее в запасе подобных секретов?
Вроде бы, ей стало легче. А может, она просто выбилась из сил. Но прыгать по комнате кровать перестала. Прежде чем вернуться в зал, он еще раз потрогал ее лоб. Температуры не было. Она была даже холоднее положенного.
По телевизору показывали «Трою» с Бредом Питом в главной роли. Он смотрел на экран и не мог понять, о чем говорят актеры, и все время прислушивался к звукам в соседней комнате. Когда кровать начинала стучать по полу, он шел в спальню убедиться, что с мамой все в порядке. Когда она переставала вырываться, тоже направлялся туда же.
Он вспомнил, как тут же у телевизора пять лет назад тоже коротал ночь. Такую же страшную и длинную, как будто Сольск вдруг из средней полосы России перенесся за полярный круг.
Мать тогда увезли в больницу с нервным срывом. Соседи и родственники разошлись. Тетя Лена с четвертого этажа предложила ему переночевать у них, но он отказался. Ему было пятнадцать, и принять ее предложение означало бы расписаться в собственной трусости.
Гроб с телом отца стоял на двух табуретках в спальне. Стоял февраль. Форточки были раскрыты настежь, но все равно он чувствовал запах его мертвого тела. Он взял из туалета аэрозоль «Арнест Сирень» и побрызгал в зале. Следовало бы сделать то же самое в спальне, но он побоялся заходить туда. Опухшие веки то и дело смыкались. Он засыпал и вдруг подскакивал на ноги. Потом прислушивался к тишине в соседней комнате и вновь ложился на диван.
С трех сторон за стенами спали соседи, но ему казалось, что он где-то на отшибе, на краю земли, в мерзлой мгле заперт в квартире наедине с умершим отцом.
Приступы становились все короче, а промежутки между ними все длиннее. С половины третьего до пяти не случилось ни одного. Когда за окном забрезжил рассвет, Валя заснул.
Ночь саваном укутала город. Новая администрация отключила фонари и светофоры. Те, кто по тем или иным причинам так и не перевоплотились, не должны были видеть тех, кто отправился под землю на темный Хадж. В подъездах многоэтажек сквозняк громко хлопал дверями брошенных квартир. В частном секторе выли некормленые собаки. Зато закрытые днем заведения общепита принимали молчаливых гостей всю ночь. Для того чтобы жить, нужно питаться – универсальный закон всех вселенных.
Люда потушила окурок в переполненной пепельнице и посмотрела на часы. Четверть первого. Еще пару часов она не сможет заснуть. Привычка ложиться после трех помогала в работе.
В «Стране грез» Люда не появлялась третий день. Боялась. Труп, скорее всего, по-прежнему лежал под кроватью. Выпроваживая ее из квартиры, Анжела сказала, что сама со всем справиться. Ха-ха-ха. Очень смешно. Она даже поднять его не сможет, не говоря о том, чтобы куда-то отнести.
Люда достала из пачки новую сигарету и чиркнула зажигалкой. «Успокойся. Лучше не думать об этих вещах, или все начнется снова». Утром и в обед ей чудились голоса. Так иногда случается после нервных срывов. Надо отвлечься. Звонить Андрею уже поздно. Спит, пригревшись под боком у жены. Звонить Анжеле тоже не очень хочется. Можно повисеть «ВКон-такте» или посмотреть телевизор. Но прежде она позвонит в «Вилку-Ложку» и закажет что-нибудь вкусненькое. Например, роллов с черным угрем.
Примерно в это же время медсестра Иванишина отложила томик Донцовой на угол стола и направилась к блоку с буйными. Смазанная задвижка на окошке легко съехала вбок. Рука легла на кнопку выключателя.
– Ау, девочки и мальчики. Ночной обход.
За дверью вспыхнули ртутные лампы. По полу заметались застигнутые врасплох существа. Это были не люди. Месяц назад больница превратилась в ветеринарную клинику.
Твари шарахнулись от света кто куда – под столы, кушетки, друг под друга. И уставились оттуда на нее тупыми ненавидящими глазами. Зрелище было куда интереснее самой сильной главы оставленного на посту ироничного детектива.
Заместитель директора по коммерции базы «Строительные материалы» Ефимов Михаил Николаевич никак не мог уснуть. Два покупателя за день. Один взял банку клея, второй – рулон скотча. Это был не экономический кризис, а коллапс. Как он объяснит «бум продаж» генеральному, когда тот выйдет с больничного?
Цыган Чикурано проснулся в полной тишине. Он не мог припомнить, чтобы такое случалось с ним когда-нибудь раньше. Обычно рядом кто-то орал, кто-то плакал или спорил. Как минимум, работал выкрученный на полную громкость телевизор. А тут вдруг тишина.
Сотовый лежал на полу рядом с кроватью. Не глядя на дисплей, он дважды нажал на кнопку вызова.
– Привет.
– Привет. Рад, что ты снова можешь разговаривать. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Немного голова болит. А почему так тихо? Куда вы все подевались, Джордж?
Чикурано встал и включил свет. На полу не было разбросанной одежды и детских игрушек. С полок исчезли фотографии, а на стене вместо широкодиагональной плазмы сиротливо чернел кронштейн.
– Мы уехали, брат.
– Куда?
– Не могу тебе сказать. Не спрашивай.
– Вы скоро вернетесь? – он спросил так, словно они отправились на пару часов за покупками или в гости. Разум подсказывал ему, что это был глупый вопрос. Но он очень хотел ошибиться в своих догадках.
– Мы не вернемся, Чикурано. Во всяком случае пока что не собираемся этого делать. За те два дня, что ты провел под корытом, многое изменилось.
– О чем ты?
– Не важно. Скоро ты все поймешь сам.
– Ты бросил меня, брат?
– Да. Всего лишь бросил. Остальные настаивали на том, чтобы тебя убить.
Обстановка в комнате вдруг перестала интересовать его. Он присел на кровать и уставился в черное окно.
– Убить? За что?
– Сусанна сказала, что в тебе поселился дьявол.
– Джордж, ты сдурел, что ли? Или черняшкой обдолбился? С каких пор ты стал вообще слушать чертову старуху? Она теперь заправляет всем?
– Сусанна вчера умерла. И знаешь, что она сказала перед смертью?
– Что?
– «Не смей туда возвращаться». Думаю, она имела ввиду Сольск.
На следующий день утром Валя сидел на стопке поддонов напротив складских ворот магазина «Стройматериалы» и думал, что он скажет Ефимову. Возвращаться к своим трудовым обязанностям он не собирался. Ему нужен был расчет. Завтра же они с мамой уедут в Брянск. Полчаса назад он пробовал дозвониться тете Зое.