3
Качественное изменение характера развития человечества рубежа 60-70-х годов было многоуровневым — и предельно значимым именно сегодня (когда нечто подобное происходит вновь, пусть и на качественно более глубоком уровне).
Прежде всего, именно в конце 60-х закончилось «пространство вдоха», обретенное капитализмом по итогам Второй Мировой войны, укрупнившей макрорегионы (до нее было пять — США, объединенная Гитлером Европа, Британская империя, Япония с контролируемой ею частью Китая, Советский Союз; после нее осталось два — Запад и социалистический мир) с соответствующим расширением доступных капиталам рынков и мобилизующим, предупреждающим загнивание повышением конкуренции на них.
Это исчерпание исторических возможностей капитализма проявилось в уверенном и угрожающем снижении рентабельности капитала и в нарастании разнообразных структурных проблем (ныне частью забытых, частью кажущихся смешными по своей незначительности, но тогда воспринимавшимися весьма остро).
Выход был найден, — вероятно, стихийно, — на основе накопленных к тому времени технологических и психологических достижений в резком расширении рынков за счет развлечений. Создание новых способов получения людьми захватывающих их эмоций, позволяющих им, по сути дела, раз за разом проживать все новые и все более полноценные жизни, оказалось значительно более простым и дешевым способом получения денег (и, шире, увеличения масштабов экономической активности), чем создание новых материальных потребностей и, соответственно, новых товаров.
Тем самым еще на индустриальной базе был начат поворот в самом образе действий человека: от изменения окружающего мира к изменению его восприятия, — ставший с распространением информационных технологий и началом глобализации сутью новой эпохи, сегодня переходящей на новый уровень: если на рубеже 60-70-х деньгами вместо благ стали массово оплачиваться эмоции, то теперь за эмоции начинают требовать уже не деньги, а значительно более дефицитное (ибо в сутках всего лишь 24 часа!) внимание.
Концентрация деловой активности на изменении человеческого сознания, на производстве постоянно нуждающихся в обновлении эмоций вместо относительно долговечных благ открыло новые не только рыночные, но и политические перспективы. Стало возможным массово отвлекать людей от их интересов новыми ощущениями, — и, соответственно, ликвидировать демократию как мешающую крупному бизнесу систему защиты людьми своих насущных потребностей, переориентировав их энергию на получение сиюминутных, но ярких удовольствий.
Огромная к тому времени, созданная всей индустриальной цивилизацией сила масс была нейтрализована переориентацией личности с изменения мира на изменение своих ощущений, с улучшения общественного устройства на трансформацию собственной личности. Символом этого стали молодежные бунты 1968 года.
Да, они решили и некоторые частные задачи международной конкурентной борьбы, — в частности, лишили власти выступившего против доминирования США де Голля, стратегически проанглийского, а ситуативно просоветского, и дискредитировали СССР подавлением «чешской весны» (многие активисты которой, как мы видим на ставших общеизвестными фотографиях, воспринимали свободу как возможность публично глумиться над советскими женщинами).
Однако главным в молодежном движении 1968 года стала нейтрализация энергии нового поколения (как и последующих) ее переориентацией с общественной активности на «секс, наркотики, рок-н-ролл». По сути, эта грандиозная трансформация общественного сознания, продолжающаяся и по сей день, на протяжении вот уже более полувека, лишила традиционную демократию главных — человеческих — ресурсов и тем самым с политической точки зрения похоронила ее, освободив капитал от ее сдерживающего влияния.
Дальнейшие разнообразные практические действия (включая знаменитый доклад 1974 года Хантингтона, Крозье и Ватануки Трехсторонней комиссии, показавший неприемлемость демократии для Запада и в целом капитализма), были уже всего лишь следствиями этого грандиозного общественного преобразования.
Его ударной силой стал финансовый спекулятивный капитал — наиболее гибкий и склонный к разнообразию действий, способный наиболее быстро сконцентрировать на решающих направлениях наиболее значимые ресурсы, менее традиционного торгово-промышленного привязанный к правительствам и потому менее стесняемый их бюрократией.
4
Непосредственным действием, обеспечившим победу финансового капитала над промышленным в их вековечной исторической борьбе (победа стала реваншем за поражение, связанное с естественным завершением Великой депрессией эры американского спекулятивного Prosperity — процветания — 20-х годов XX века), явилась попытка воссоздания «невидимой» Британской империи на качественно новой основе глобальных финансовых спекуляций, предпринятая британской элитой в лице группы лорда Маунтбеттена, начиная с 1968 года.
Предельно упрощенно эта попытка, наиболее полно к настоящему времени описанная И. И. Смирновым, заключалась в организации нерегулируемого транснационального движения спекулятивных капиталов между банковскими офшорами на основе британских законов и под контролем лондонского Сити. Ресурсная слабость Англии привела к переходу проекта под контроль американских спекулятивных капиталов (а сам Маунтбеттен был убит якобы ИРА в 1979 году), но качественный переход был совершен: «командные высоты» в мире занял спекулятивный капитал, что стало организационной предпосылкой для начавшейся полтора десятилетия спустя глобализации (она всего лишь обеспечила нужные спекулятивному капиталу для его глобальных операций средства коммуникации).
Попытка возрождения Британской империи, как до того триумфальное признание победы США в «лунной гонке», а после — минимизация для Запада последствий банкротства США в 1971 году — осуществлялась в теснейшей кооперации с советским руководством, при его активном содействии и с широким использованием его ресурсов и инфраструктуры.
В те же годы руководство СССР вопреки логике и даже простым инстинктам самосохранения отказалось от ряда сверхэффективных технологий, обеспечивавших ему долговременное качественное превосходство над Западом и гарантированную стабильность на многие десятилетия (более того, эти технологии, прошедшие успешные испытания, еще и уничтожались!)
Насколько можно понять, советское руководство совершало эти нелепые, разрушительные и, как показали последующие события, самоубийственные для советской цивилизации действия, прежде всего исходя из логики внутриполитической борьбы, ограничивая и выдавливая собственные наиболее дееспособные элементы, пытавшиеся противостоять его нараставшей деградации.
Выгода от соответствующих уступок Западу была совершенно ничтожной — от прибылей в жалкие десятки миллионов (пусть даже и тогдашних) долларов до политики разрядки, обеспечившей стареющему мещанскому руководству СССР пассивный и, как ему казалось, безнаказанный покой.
Вероятно, причиной столь неадекватной роли уже тогдашнего СССР в глобальных процессах стала трагическая интеллектуальная немощь советского руководства, его фатальное отставание от Запада в важнейшей — когнитивной — сфере, которое обрекало его на пресловутое «ситуативное реагирование» в духе нынешнего российского МИДа (заслужившего репутацию «похоронной конторы»).
При попытке воссоздания «невидимой» Британской империи и банкротстве США (обеспечившему замену жестко ограничивающих спекуляции Бреттон-Вудских соглашений Ямайскими, напротив, всемерно поощряющими их) Советский Союз, вероятно, последний раз имел возможность стать ключевым фактором истории[81], — но к тому времени в его руководстве уже не осталось способных осознать это эффективных лидеров, что обрекло его на пассивность, логически приведшую через 20 лет к гибели.
5
Окончательным же торжеством финансового спекулятивного капитала над промышленным и — одновременно — США над остальным Западом стало создание в 1973–1975 годах механизма «нефтедолларов», в рамках которого качественно возросшие доходы стран Персидского залива от экспорта нефти концентрировались в американских банках и тратились на американское оружие в обмен на американскую же военную поддержку. Промышленный капитал всего мира, кроме американского, жестоко страдал от роста издержек, для американского промышленного капитала негативные последствия этого роста в целом компенсировались ростом заказов, а американские банки наряду с арабскими странами стали основными выгодоприобретателями резко возросших за счет удорожания нефти финансовых потоков.
Переход к мировому доминированию финансовых спекулянтов завершился, и «невидимая» Британская империя, в процессе создания взятая под контроль американскими капиталами, стала их инфраструктурой. В мире окончательно сложился качественно новый субъект стратегического действия (по Фурсову), обеспечивший себе глобальное доминирование вплоть до полного исчерпания своих возможностей — вместе с самой рыночной экономикой, являющейся его естественной средой существования.
Таким образом, рубеж 60-70-х годов — подлинное начало привычной нам современности, драматически заканчивающейся сейчас, на наших глазах и с нашим участием. Суть этого завершающегося периода — торжество финансовых спекулянтов над производителями, венчающееся, как в конце 20-х, распадом мировых рынков и разрывом мира на макрорегионы.
6
Для советской цивилизации этот рубеж, на котором капитализм обрел новое дыхание и новый облик, стал началом конца. М. И. Веллер зафиксировал его с художественной точностью: именно в 1970 году стройотряды из добровольных начали становиться принудительными, что убило их романтику и разрушило враждебный для бюрократии, но спасительный для цивилизации бескорыстный энтузиазм молодых.
Снижение эффективности советской экономики было зафиксировано советскими учеными лишь в 1975 году, при подведении итогов девятой пятилетки.