Бывают слова, как щелчок пальцев. Ванзаров понял, что его смущает.
– Спальня мадам Рейсторм за этой дверью? – он указал на дальнюю стену.
– Разве не знаете…
– Когда последний раз давали ей капли?
Муртазина свела брови в задумчивости.
– Около десяти вечера.
– Ночью Елизавета Марковна не просыпалась?
– Кажется… Нет, – ответила горничная и вдруг прижала ладошку к щеке. – Ой, в самом деле…
Ванзаров направился к спальне. Горничная кинулась наперерез.
– Вы что! – закричала она. – Не смейте! Это спальня почтенной дамы! Как вам не стыдно!
Стыд чиновнику сыска иногда незнаком.
– Необходимо войти.
– Не смейте!
– Не слышен храп мадам Рейсторм.
Отодвинув Муртазину, которая яростно пыталась помешать, он распахнул дверь. Горничная вцепилась в руку, тянула назад, крича и ругаясь.
В спальне мадам шторы были задернуты. Дневной свет, проникавший из гостиной, ничего не скрыл. Еще не выпустив руку Ванзарова, Муртазина разобрала, что лежит на кровати, затихла и вдруг завопила тонким, отчаянным голосом, от которого хочется бежать, скрыться, исчезнуть, сгинуть, закрыв уши.
Бежать Ванзарову было некуда.
Корабельная служба приучает к порядку. Прибытков не мог успокоиться, пока последняя папка не встала на место. Старания дали прекрасный результат: редакция «Ребуса» выглядела так, будто непознанная сила ее не посещала.
Сдав в типографию гранки воскресного номера, Виктор Иванович взялся готовить материалы для следующего. Пока в мире столько таинственного и неизвестного, изучение спиритизма не терпит пауз и выходных дней. Вот раскроют в «Ребусе» все секреты бытия, можно и чайку попить. Пока же редактор занялся вычиткой очередной главы огромного труда доктора Погорельского под названием «Животный магнетизм», который печатался в журнале с продолжением.
Когда в редакции появились гости, Прибытков отложил чернильную ручку и выразил восторг. Визиту криминалиста он был искренне рад. В отличие от Ванзарова, считал Лебедева настоящим талантом, который пока еще не проникся значимостью спиритизма. Когда же Аполлон Григорьевич представил спутника, радости Прибыткова не было предела. Еще бы он не слышал о докторе Токарском! Мессель Викентьевич все уши прожужжал! Такая честь для журнала. Виктор Иванович тут же доложил, что они регулярно печатают статьи по вопросам гипнотизма, это одна из важнейших тем журнала, и он был бы счастлив, если бы господин Токарский подготовил статью.
– Будете давать в больнице Святителя Николая Чудотворца показательный сеанс гипноза? – спросил Прибытков, истощив восторги и усадив гостей в кресла.
– Меня попросил профессор Тихомиров, – со всей скромностью отвечал Токарский.
– О, Тихомиров! – Палец редактора величественно указал на потолок. – Величина и светило русской психиатрии! Алексей Игнатьевич внес огромный вклад в развитие гипнотизма, но при этом не отрицает спиритизма! Что говорит о широте его научного кругозора. Мы собираемся вручить ему поздравительный адрес на чествовании в воскресенье…
– Московские коллеги поручили и мне такую же почетную миссию, – ответил доктор, поглядывая на Лебедева. Криминалист уже делал знаки. Было условлено, что редактор не должен знать, что его подвергнут гипнозу. Еще обидится…
Прибытков сиял благодушием.
– Погорельский рассказывал, что в Петербурге вы занимаетесь лечением пьянства.
– Жаль впустую тратить дни пребывания в столице, – ответил Токарский, делая несколько пассов, как будто помогает словам руками. – Это хорошо… Это полезно… Это так легко…
– Очень интересно. – Редактор откинулся на спинку кресла, положил руки на колени и зевнул. – Каким же образом…
– Посмотрите сюда, – сказал Токарский, выставив ладонь и легонько поводя ею.
Лебедев наблюдал с хищным интересом. Прибытков находился под влиянием, не понимая этого. Гипноз еще не был глубоким. Виктор Иванович только закрыл глаза и стал медленно дышать. Так должен был вести себя подлец Войтов… Ну, ничего, в следующий раз… Наконец Прибытков стал отвечать тихим, тягучим голосом, проходя следующую стадию гипноза. Как назло, Токарский перестал делать пассы, наклонился к нему и стал что-то нашептывать. Слова разобрать не получилось, как Лебедев ни старался.
Не прошло и трех минут, как редактор погрузился в гипнотический сон.
– Стадия глубокого сомнамбулизма, – сказал Токарский, разглядывая его лицо. – Чрезвычайно легко поддается гипнозу. Эту особенность заметил у всех, кто увлекается спиритизмом.
– Что и следовало ожидать, – мстительно заметил Аполлон Григорьевич. Теперь осталось разоблачить психологику Ванзарова, и фундамент классической науки будет защищен окончательно. – Вытрясите из него душу…
– Постараюсь, – ответил Токарский и сдвинулся на край кресла, чтобы контролировать поведение гипнота. – Прибытков, вы слышите мой голос?
– Да…
– Отвечайте на вопросы…
– Да…
– Вчера утром были в редакции?
– Да…
– Когда пришли?
– Рано…
– Почему?
– Надо было готовить номер…
– Это вы устроили беспорядок?
– Нет…
– Кто вчера устроил беспорядок?
Виктор Иванович скривился, будто его пронзила боль.
– Что это с ним? – спросил Лебедев.
Токарский казался встревоженным.
– Пока не знаю… Что-то его сдерживает… Надо быть очень осторожным…
– Остановимся?
– Нет, пока продолжим… Прибытков, отвечайте мне…
Редактор был спокоен, будто отпустило.
– Да, – все тем же картонным голосом проговорил он.
– Утром у вас был посетитель?
Опять что-то произошло: Виктор Иванович согнулся и застонал. Словно в живот воткнули финку.
– Надо завершать, – сказал Токарский, следя с тревогой.
– Но ведь мы ничего не узнали…
– Аполлон Григорьевич, нельзя рисковать. Может случиться все, что угодно.
– Ну, еще разик, последний, прошу вас, Александр Александрович. Ванзаров очень нуждается в вашей помощи, – упрашивал Лебедев. Чего с ним не бывало, наверное, никогда.
Токарский не решался. Он смотрел, как редактор медленно приходит в обычное состояние.
– Только один раз, – тихо сказал он. – Прибытков, слышите мой голос?…
– Слышу, – последовал глухой ответ.
– Не бойтесь…
– Да…
– Вам ничего не угрожает…
– Да…
– Вы здоровы, молоды, у вас ничего не болит…
– Да…
– Вам хорошо и приятно…
– Да…
– Вы на своем корабле…
Виктор Иванович повертел головой.
– Мой корабль… Палуба… Боцман, доклад… – Он отдал честь.
Доктор изготовился, как к прыжку.
– Ясный день, светит солнце, на море штиль… Вы смотрите в подзорную трубу…
– Горизонт чист, – ответил Прибытков, держа воображаемый прибор.
– Кто приходил к вам вчера?
Редактор выронил трубу и застонал.
– Иртемьев, – выпалил он и обмяк.
Сеанс надо было заканчивать. Токарский пошептал ему на ухо и щелкнул пальцами. Прибытков вздрогнул и тряхнул головой.
– Ой, господа, простите, что-то на меня нашло. Сегодня лег поздно, не выспался… Так на чем мы остановились?
…Выйдя на улицу, продуваемую октябрьским ветром, Лебедев помалкивал. Токарский тоже не склонен был начинать разговор.
– Не довольны результатом, коллега? – спросил он.
Аполлон Григорьевич только крякнул.
– Как вам сказать… Дело в том, что господин Иртемьев умер несколько дней назад.
Токарский не удивился.
– Я так и думал, – ответил он. – Господину редактору внедрили мысль чрезвычайно крепко.
– Очень сильный гипнотист? – с невольной завистью спросил Лебедев.
– Позвольте, воздержусь от комментария…
Доктор темнил, и это было странно. Влезать на территорию Ванзарова криминалист не рискнул.
– Ну, тогда поедем, проверим еще одного подопытного, – мирно предложил он.
– Не уверен, что справлюсь…
– Верю в вас, коллега, как в себя.
С большой неохотой Токарский дал согласие. Аполлону Григорьевичу оставалось только гадать о такой внезапной перемене. Они направились к Невскому, чтобы поймать извозчика, но тут из толпы донесся отчаянный вопль:
– Господин Лебедев! Обождите!
За годы полицейской службы пристав повидал всякое. И члены отрубленные, и головы отрезанные, и ранения жуткие, какие причиняли жены неверным мужьям ножницами, когда те засыпали в супружеской постели. Однако зрелище, которое предстало в спальне пожилой дамы, было выше его сил. Полковнику по армейской пехоте стало дурно. Только глянув, Вильчевский ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Извинившись, он выскочил из спальни. Ванзаров остался. Он смотрел и защищался тем, что думал.
В большой кровати, оставшейся от прежних времен, с шелковым балдахинчиком и резными ангелочками на изножьях, лежала мадам Рейсторм. Одеяло было откинуто. Голова ее съехала с большой пуховой подушки, привалившись на плечо. Смотреть на старческое тело всегда стыдно. Но тут смотреть было невозможно. Вместо тела пожилой дамы – кровавое месиво…
На этом следует остановиться, чтобы не возбуждать и без того расшатанные моральные устои… Того и гляди, совсем сломаются…
В комнате стоял тяжелый дух крови и разложения. Ванзаров приказал открыть окно, пока запах не отравил квартиру. Можейко взялся бороться с тяжелым бархатом занавески, старательно не глядя на кровать.
Вильчевский сидел в кресле около шкафа с корабельными приборами и жадно глотал воду из кувшина для умывания. Вода стекала на мундир, он не замечал, пил и кашлял. Наконец пристав в изнеможении опустил сосуд, устроив на коленях.
– Это… что же… Родион… Как же… такое… Зверство… – хрипел он.
– Мадам Рейсторм нанесли не меньше двух десятков ударов ножом, – ответил Ванзаров. – Точно посчитает господин Лебедев.
Пристав булькнул и зажал рот. Раздувая ноздри и усиленно сопя, привел себя в норму.