Сомнамбулист, многозначительно ткнув Мерривезера в ребра, кивнул на провожатого. Тот по-прежнему шагал впереди, и его косичка смешно подпрыгивала на ходу.
— Мейрик Оусли, — вполголоса произнес детектив, — бывший адвокат, причем неплохой. Лучший на Чансери[21] до того, как встретился с Вараввой. Теперь он, можно сказать, стал его слугой.
Оусли наверняка услышал комментарий инспектора, поскольку тут же обернулся, одарив полицейского глумливой усмешкой.
— Более того, инспектор, — произнес он с широко раскрытыми от горячности и веры глазами, — я его ученик.
Мерривезер сконфуженно кашлянул.
— Признаю свою ошибку.
В самом конце коридора они остановились возле последней камеры, маленькой, с виду пустой, едва освещенной огарком свечи. После некоторых усилий им удалось различить аморфную фигуру, черной грудой расплывшуюся в углу зарешеченной кельи. Затем они услышали не то слабый хрип, не то удушливый шепот.
— Мейрик?
Оусли коротко поклонился.
— Сэр. Я принес вам сигарету. — Он протянул что-то сквозь прутья решетки. Грязные пальцы, вынырнув из мрака, схватили подношение. Затем камеру резко осветила вспышка чиркнувшей спички.
«В зверинце день открытых дверей», — мрачно подумал Мерривезер, глядя на тусклый огонек сигареты.
Ему припомнилось, как неделю назад вместе с женой и пятью детьми он стоял перед вольерой с бенгальским тигром, а могучий зверь беспокойно расхаживал взад-вперед по ту сторону решетки.
Вновь послышался скрежещущий, хриплый голос. Теперь он звучал немного по-другому. Без всякого сомнения, некогда его обладатель принадлежал к числу людей цивилизованных и здравомыслящих.
— Он с тобой?
— Да, сэр, — прошептал Мейрик Оусли.
«Он говорит с заключенным, как мать с ребенком, — подумал инспектор. — Или как женщина с любовником. В этом есть что-то трепетное».
Узник опять подал голос, однако слишком тихо, чтобы кто-нибудь разобрал его слова, кроме разве что Оусли.
— Варавва станет говорить только с вами, мистер Мун. Остальные джентльмены пусть подождут у ворот.
— Отлично, — произнес иллюзионист. Мерривезер счел необходимым хотя бы выразить протест.
— Я офицер полиции, и я должен присутствовать!
— Поймите, инспектор. Это важно, — пустился в уговоры Эдвард.
— Просто из ряда вон!..
— Иначе он вообще ничего не скажет.
— Я понял. — Мерривезер смирился с поражением. Сомнамбулист коснулся руки мистера Муна. Лицо его выражало тревогу.
— Все будет в порядке. Жди меня снаружи, — успокоил его иллюзионист.
Оусли, вынув из кармана связку ключей, отпер камеру.
— У вас пятнадцать минут. Не больше.
Мун смело шагнул внутрь, и дверь за ним захлопнулась.
Оусли повернулся к остальным.
— Джентльмены, за мной.
Мерривезер не стал ждать повторного приглашения и двинулся за ним. Совершив обратное плавание по тюремным лабиринтам, они наконец бросили якорь в тихой гавани тюремного двора. Сомнамбулист с несчастным видом притащился следом.
Варавва лежал в дальнем углу камеры, грузный, голый до пояса, с мясистым лицом, обрамленным кудряшками в стиле Нерона. Его живот некогда покрывала замысловатая татуировка, но хитрый рисунок успел размыться и сделался почти неразличим из-за чудовищных складок бледного жира. Пребывая в заключении, он отрастил бороду, и весь его вид неприятно напомнил иллюзионисту бородатую красотку Мину. Варавва жадно сосал сигарету.
— Эдвард… — прохрипел он. — Вы простите меня, если я не буду вставать? Я бы предложил вам сесть, но сами видите… — Он вяло обвел рукой камеру. — Я даже немного растерян. — Узник оттянул указательным и большим пальцами складку жира на животе и отпустил, рассеянно глядя, как она занимает место среди аналогичных складок, окутавших все тело.
— Вижу, вам оставили волосы, — мягко произнес мистер Мун.
— Это Оусли для меня устроил. Небольшая поблажка. Одна из многих. Он приносит мне эти осколочки красоты и кладет передо мной как приношения. Как жертвы какому-то варварскому богу.
— Кажется, он прямо-таки управляет этим местом.
— Он настойчив. И тошнотворно богат. В таком месте, как это, подобные вещи имеют влияние. — Варавва болезненно раскашлялся, затянувшись остатками сигареты. — Кстати, я случайно слышал про Клэпхем.
Эдвард поморщился.
— Так зачем вы пришли? — Судя по всему, реакция мистера Муна доставила узнику удовольствие.
— Мне нужен ваш совет.
— Расследование?
— Конечно.
— Вы никогда прежде не приходили ко мне. Иллюзионист отвел глаза.
— Оно… это дело тревожит меня. Варавва затушил окурок и бросил его на пол.
— Дайте мне еще, — попросил он, — потом можете рассказать все.
Мистер Мун достал из кармана жилета портсигар и протянул смертнику.
— Вот, — сказал он, держите. Варавва жадно схватил подарок.
— Еще один осколочек красоты. Безделушка в моей коллекции. — Он полюбовался на него, затем вздохнул. — Вы ведь заберете его сразу же, как я умру?
— Несомненно.
Узник неуклюже вытащил сигарету.
— Огоньку, — шепотом попросил он.
Мистер Мун чиркнул спичкой, и еще одна вспышка, осветив на миг камеру, выхватила чудовищную тушу Вараввы, рельефно прорисовывающуюся на фоне темноты. Заключенный, довольно хихикнув, сделал глубокую затяжку.
— Теперь выкладывайте, — произнес он, — мой дорогой друг.
— Начнем мы с Сирила Хонимена, — сказал мистер Мун. — Это был хамоватый жирненький человек. Он все время потел, а его обвислые щеки вздрагивали при ходьбе…
Иллюзионист рассказал ему об убийствах и о собственном расследовании, начав с момента обращения к нему инспектора Мерривезера и закончив изувеченным телом Человека-Мухи. Когда он остановился, Варавва вздохнул. По его губам скользнула улыбка и угасла почти так же быстро, как и появилась.
— Ну?
— Вы говорите, он вас знал?
— По имени.
Варавва сдержал отрыжку, впрочем, без особого успеха. Он ухмыльнулся, продемонстрировав сквозь клочковатую бороду и спутанные усы ряд желтых зубов, корявых, как покосившиеся надгробия.
— Это может стать вашей навязчивой идеей, поберегитесь. Я никогда не видел вас таким возбужденным.
Вам надо успокоиться. Расслабьтесь как-нибудь. — Мокрый кашель. Ухмылка. — Кстати, как поживает миссис Мопсли?
— Вы еще будете мне мораль читать?
— Помните, что я вам сказал? — доверительно промолвил Варавва, плавно меняя модуляции медоточивого голоса от взлета к падению, как и подобает опытному лжецу. — Я сейчас вне морали, за пределами добра и зла.
— Расследование, — напомнил мистер Мун.
— Я не думаю, что эти жалкие убийства представляют из себя какую-то загадку.
— То есть?
— Мне кажется, они только симптом. Мне кажется, тут присутствует некое губительное влияние извне. Некий заговор против города, равно как и убийства, — только верхушка айсберга.
— Что вам известно?
В ответ Варавва молча подался вперед. Его гротескная туша поползла по полу, словно какой-то бробдингнегский слизняк.
— Выпустите меня, Эдвард. Помогите мне бежать, и вместе мы найдем ответ.
Мистер Мун торопливо попятился, пока не уперся спиной в железные прутья камеры. Позади него из мрака вынырнул Оусли.
— Время истекло, — объявил он официально-напыщенным тоном, доставая из кармана связку ключей.
Варавва застонал и умоляюще простер руки к иллюзионисту.
— Эдвард! Эдвард!
Дверь отворилась. Мистер Мун поспешно выскочил в коридор.
— Ваши друзья вас ждут, — произнес Оусли.
Варавва прижался лицом к решетке, уставившись во тьму.
— Эдвард!
Мистер Мун обернулся.
— Вы придете еще?
— Возможно.
— Надеюсь, хоть немного я вам помог?
— Может быть, — осторожно произнес иллюзионист.
— Моя жизнь лишена красок. В следующий раз принесите мне алое. А еще принесите мне лиловое, пунцовое и золотое.
— Я приду еще, — заверил мистер Мун. Варавва торжествующе ухмыльнулся.
— Значит, я еще нужен вам, — просипел он. — Даже сейчас. — Выдохнув, он разразился громким кашлем. — Эдвард. — Приступ прошел, и голос его звучал гораздо мягче. — Эдвард, на вашем месте я бы поспешил домой.
— Ммм?
— Я бы поторопился, Эдвард.
В закоулках сознания мистера Муна шевельнулся непонятный страх.
— Что вы имеете в виду?
— Происходит нечто ужасное, — просто сказал Варавва. — Идите.
Лицо узника исчезло за решеткой камеры. Он снова растворился во тьме.
Эдвард ощутил внезапный прилив паники. Иллюзионист повернулся к Оусли.
— Наверх!
И они почти побежали к выходу.
За несколько улиц от Альбион-сквер Эдвард осознал смысл слов Вараввы.
Небо подсвечивали алые сполохи. Клубами валил густой черный дым, словно тучи притянуло к земле.
Узрев впереди опасность, возница отказался везти их дальше, и мистер Мун побежал к площади один. Несмотря на столь поздний час, весь Ист-Энд, казалось, собрался здесь. Чтобы добраться до цели, Эдварду пришлось проталкиваться сквозь толпы зевак. Вынырнув наконец из человеческой массы, иллюзионист в полной мере оценил происходящее. Горел Театр чудес.
Было до обидного ясно, что спасать уже практически нечего. Видимо, пожар начался вскоре после их отбытия в Ньюгейт. В здании выгорело почти все, что могло гореть, и от прежнего облика театра осталось очень немного. Черные окна зияли пустыми глазницами, на месте дверей мерцала груда раскаленного шлака. От надписи, извещавшей:
ТЕАТР ЧУДЕС
В ГЛАВНЫХ РОЛЯХ МИСТЕР ЭДВАРД МУН
И СОМНАМБУЛИСТ
ПОТРЯСАЮЩЕ! ОШЕЛОМЛЯЮЩЕ! БЛЕСТЯЩЕ!
— остался один фрагмент с частью последнего слова: «…ТЯЩЕ».
Добровольные спасатели передавали друг другу по цепочке ведра с водой, однако их героические усилия уже не имели смысла. Театр погиб, пламя постепенно распространялось на дома по соседству, то и дело норовя лизнуть их жадным языком, и людям пришлось уделить внимание другим объектам.