– Где Джей? – Сэм выпрямляется.
Боюсь, сейчас неподходящее время говорить, что чертова Рокси намерена подарить ей племянника. И потом мое личное разочарование кажется таким незначительным по сравнению с тем, что переживает Сэм.
– Дома.
По крайней мере это правда.
Сэм смотрит в никуда.
– Ты нашла мой счастливый кристалл? – наконец спрашивает она.
Блин. Забыла. Пока я подыскиваю слова, чтобы потактичнее объяснить, что про кристалл я забыла, кто-то резко дергает меня за руку. Серендипити тянет поводок с необычной энергией.
Я тащу собаку обратно.
– Перестань!
Понятно, почему большинство собачников не водят своих питомцев на веревке. Из веревки плохой поводок. Серендипити страшно ленива, но, несомненно, сильна. Мы обе тянем, и веревка внезапно рвется, так что я шлепаюсь в грязь самым досадным образом, а Серендипити несется прочь, как олимпийский атлет под допингом.
– Прекрасно. Ну спасибо, Элли, – раздраженно говорит Сэм.
Я сижу в грязи, промокшая и с отбитым задом, и наблюдаю, как собака летит по поляне – мимо машин, мимо прессы – и ныряет под ограждение, за которым трудятся спасатели.
– Теперь еще и она в это ввязалась. – Сэм сердито смотрит на меня. – Вот чего только не хватало, честное слово.
– Прости, прости. – Я с трудом поднимаюсь на ноги. – Сейчас я ее поймаю.
– Да уж, я вижу, как она тебя слушается. Знаешь что? Поскольку мне больше нечем заняться, я сама, ладно?
Она поджимает губы, и я вздрагиваю, поскольку хорошо знаю это выражение. Так было, когда я потеряла задание по латинскому, когда отшила Руперта, когда не заплатила в очередной раз за комнату… короче, бесконечный список.
Я бегу следом, и дурацкие сапоги на платформе вязнут в грязи.
– Прости, – запыхаясь, повторяю я. – Я правда не хотела проблем. Я думала, она скучает…
– Ш-ш! – цыкает Сэм и останавливается так внезапно, что я с размаху утыкаюсь в ее толстый вязаный свитер. – Посмотри туда!
Она тычет пальцем, сплошь унизанным кольцами. В десяти метрах от спасателей Серендипити лихорадочно роет землю. Грязь и камни разлетаются в разные стороны. Собака то и дело отрывисто взлаивает и машет обрубком хвоста, как сумасшедшая.
Мы с Сэм озадаченно переглядываемся.
– А вдруг там…
– Может быть, она…
Мы вновь переглядываемся. Серендипити продолжает бешено рыть. Ни дождь, ни грязь ее не смущают. Куда подевались грусть и отчаяние? Серендипити – просто воплощенная радость. Сердце у меня начинает колотиться, глаза Сэм вспыхивают неожиданной надеждой.
– Они там! – Она бежит к спасателям и кричит: – Мад в том туннеле, который они не успели закончить, а вовсе не в главном! Серендипити его нашла! Слава Богу, что вы приехали!Дальнейшее превращается в калейдоскоп событий. Спасателей не понадобилось долго убеждать в том, что Сэм права. Более того, один из них сказал, что они уже и сами вызвали кинолога с собакой. Они немедленно перешли туда, где энергично копала и лаяла Серендипити. Каким-то чудом мы с Сэм оттаскиваем ее, но она рвется из ошейника и непрерывно лает, когда спасатели принимаются за дело. Общее волнение растет.
По ту сторону поляны я замечаю еще одну группу людей, только их лица не назовешь радостными – скорее унылыми и равнодушными. Дорогие пальто и джипы безошибочно позволяют определить, что эта публика не принадлежит к оппозиции. Директора компании «Тэпли констракшн» ожидают, когда наконец прекратится досадная задержка.
Один из них стоит чуть в стороне, заслонившись большим зонтиком, и сердито разговаривает по телефону. Красивое верблюжье пальто выигрышно смотрится на мускулистой фигуре. Ботинки, не запятнанные грязью, сверкают самой дорогой итальянской кожей. Словно почувствовав мой взгляд, он поднимает глаза и грустно улыбается.
С чего это Маркус грустит? Происходящее – его рук дело. Он мог бы остановить вырубку. Ему выпало право решить судьбу леса, и он сделал свой выбор.
Все молчат. Слышится только шлепанье лопат и барабанная дробь дождя по листьям. Сэм до боли стискивает мою руку, Поппи раскачивается туда-сюда. Дурной знак.
– Эй! Сюда!
Тишину прорезает внезапный крик. Сэм впивается ногтями мне в руку.
– Да! Мы их нашли! – ликующе вопит кто-то.
Поляна содрогается от громогласного «ура». Мы, как один, бросаемся вперед и вытягиваем шеи, чтобы посмотреть. Первым на свет Божий, шатаясь, выходит коренастый молодой человек, которого поддерживают под руки спасатели, за ним маячит долговязая фигура Мада, которого также ведут двое. Одна из радостей бытия состоит в том, чтобы получать новые разнообразные впечатления, и в эту минуту я, кажется, впервые в жизни искренне рада видеть Мада. Пускай еще хоть тысячу лет протирает штаны на нашей кушетке, я не против.
Сэм бежит к нему, почти не касаясь ногами земли, а Серендипити прыгает вокруг и радостно лает. Камеры жужжат и щелкают, операторы запечатлевают общее возбуждение, внезапно повсюду появляются микрофоны. Репортеры ищут материал поинтереснее.
Не обращая внимания на прессу, мы с Поппи шлепаем по грязи, направляясь к машине «скорой помощи», куда погрузили Мада и Зверя. Сэм взбирается следом, намереваясь ехать в больницу вместе с Мадом. Теперь уж она ни за что не выпустит его из виду.
– Он цел и невредим благодаря тебе, Элли! – кричит она, когда медики закрывают дверцы. – Если бы ты не привезла Серендипити, мы бы никогда их не нашли! Ты спасла Маду жизнь!
Я с открытым ртом смотрю на отъезжающую машину, которая подпрыгивает на колдобинах. Возможно, лес погибнет, а Джей уйдет навсегда, но по крайней мере Мад жив.
Поппи гладит Серендипити и треплет стоящие торчком уши.
– Эй, кто тут спас своего хозяина? Кто тут хорошая девочка? – Она с улыбкой смотрит на меня. – А все потому, что у собак есть прозорливость! Ты знаешь, что это такое?
Поппи читает Достоевского, а я – любовные романы. У нас мало общего.
– Валяй рассказывай, – устало говорю я.
– Это интуитивное умение делать именно то, что нужно. Правда, клево?
Словно для того чтобы подтвердить слова Поппи и навеки запечатлеть их в моем мозгу, борзая самодовольно вздыхает и издает самое шумное и зловонное пуканье, какое я когда-либо слышала.
– Я тебе благодарна, Диппи, – строго замечаю я, – но вовсе не обязана тебя любить.
Собака невозмутимо выдерживает мой взгляд. Полагаю, наша неприязнь обоюдна.
– Прошу прощения! – Над моей головой нависает микрофон. – Элли Эндрюс? Пожалуйста, несколько слов! Я Бен Браун из «Бакингемшира сегодня».
– Ну конечно! – щебечу я, на радостях даже не задумываясь о том, как я буду выглядеть на экране.
Бен показывает оттопыренный большой палец своей команде, и те устремляются вперед с хлопушками и лампами.
– Так, Элли, смотрите на меня, а не в камеру. Прямой эфир! Начали!
Он поворачивается лицом к камере, внезапно став очень серьезным.
– Сегодня в Этти-Вудс, в окрестностях старинного городка Тэпли-на-Темзе, были извлечены из-под земли живыми и невредимыми два последних эколога, участвовавших в акции протеста. Операция прошла успешно благодаря слаженной работе спасательной бригады Тэпли, а также благодаря Элли Эндрюс, девушке Маркуса Лейси, члена парламента от Тэпли.
– Бывшей девушки, – громко поправляю я, глядя прямо в камеру. – Весьма и весьма бывшей. Более того, если бы на всей земле остались только мы с Маркусом, я бы взяла пример с земляных червей и постаралась превратиться в гермафродита.
– Так… – На губах Бена играет нервная улыбка. – Но вы ведь принимали участие в акции протеста, не так ли, Элли?
– По чистой случайности, – отвечаю я. – Я принесла друзьям еду, и меня по ошибке подняли на дерево. Я боюсь высоты. И туалетов наверху тоже нет. Я пережила ужасные два дня.
– Расскажите нам, Элли, – сквозь стиснутые зубы продолжает Бен, – хоть вы и оказались там по чистой случайности, каково было ощущать себя частью происходящего?
Я задумываюсь.
– Я очень испугалась…
Мягко выражаясь. Но, подозреваю, деликатные уши слушателей «Бакингемшира сегодня» свернутся в трубочку, если я скажу, что «чуть в штаны не наложила». Да и мама тоже смотрит эту передачу.
– Особенно когда огромный черно-синий пятнистый паук прыгнул на меня и…
– Повторите! – Какой-то коротышка с растрепанными седыми волосами и в очках с проволочной оправой расталкивает телевизионщиков и оказывается прямо перед камерой. – Вы сказали – черно-синий пятнистый паук?
– Прошу прощения, сэр, – шипит Бен Браун, и на его щеках выступают розовые пятна, – но вы прерываете прямой эфир!
– Ничего страшного! Повторите, паук был черный с синими пятнами? – продолжает коротышка, придвигаясь так близко, что наши ресницы буквально соприкасаются. – Ну?
Я мучительно припоминаю.
– Честно говоря…
– Думай, девочка! – рычит он, отталкивая операторов, которые пытаются убрать помеху с поля зрения. – Это очень важно! Как выглядел паук?
Я думаю. Вспоминаю. Содрогаюсь.
– Да, да, он точно был черный с синими пятнышками. И ужасными волосатыми ногами. Я вам скажу, где его найти. Он забрался мне под одежду… и сейчас лежит на коврике в ванной, в доме у моего друга. Слава Богу, он сдох. Паук, я имею в виду.
– Да! Да! Да! – Безумный незнакомец потрясает в воздухе кулаками и торжествующе улыбается в камеру. Бен Браун, кажется, на грани нервного срыва, и, несомненно, в этот момент перед глазами бедняги проносится вся карьера. – Они здесь есть, я так и знал!
Сумасшедший паукофил поворачивается ко мне, буквально сияя от радости. Он напоминает религиозного фанатика, которого посетило видение. Возможно, за моим плечом стоят Дева Мария и младенец Иисус, которые улыбаются и машут.
– Может быть, на минуточку перестанем говорить о пауках и вернемся к нормальным новостям? – умоляюще спрашивает Бен.
– Вот вам новости! – Седой незнакомец щербато улыбается и смачно целует меня в щеку. – Вы, юная леди, только что спасли старый лес от уничтожения!