Казалось, это открытие обрушило здание, которое он с трудом возвел.
— Мы не занимаемся любовью, — объяснил Эвери, — не потому, что я не могу, и не потому, что не хочу, а потому что для меня это вопрос верности. Была такая девушка, ее звали Кристина, она умерла много лет назад — но я решил не дать ей умереть окончательно — ты понимаешь, о чем я говорю?
— Ты должен пережить это. Иначе вы оба рехнетесь. А все-таки как ты справляешься с этим чертовым сексом?
— Я целую Барбару перед сном, — сердито ответил Эвери, — и засыпаю, думая о Кристине, — и я счастлив. А утром я просыпаюсь, и все проблемы решены… до следующей ночи… Я ответил на твой вопрос?
Том вздохнул:
— Бедная Барбара.
— Действительно, бедная Барбара, — сказал Эвери.
И затем грубо добавил: — Помнится, мы говорили об импотенции. О твоей импотенции.
— Забудем об этом, старина, я не знал, что это расстроит тебя.
Эвери вдруг успокоился. Он понял, что вел себя чертовски глупо, ему захотелось исправить положение.
— Извини, Том. Называется, помог… Ты представляешь причину своей импотенции или для тебя это совершенная тайна?
— Я думаю — нежность, — с несколько смешной торжественностью ответил Том. — Нежность — и эта история с порнографией.
Том впервые за долгое время упомянул о своей тайной коллекции.
Эвери положил руку ему на плечо:
— Ты должен совсем преодолеть это, старина.
Том глубоко вздохнул:
— Самое ужасное, что я влюблен в Мэри.
— Поздравляю. Тогда все в порядке.
— Не строй из себя тупицу, — взорвался Том. — Ничего не в порядке. Все эти кошмарные годы для меня любовь и секс существовали отдельно друг от друга. Секс был чем-то гнусным и низким. О любви я читал только в книгах. Секс, в моем представлении, годился только для этих грязных шлюх — и то они были только на фотографиях; а любовь — в любовь я никогда не верил.
Том вздохнул и вытер пот со лба. Видимо, эта исповедь давалась ему нелегко.
— Вся беда в том, что я люблю Мэри. Я уважаю ее — как, черт возьми, я могу делать с ней такое… По-моему, это условный рефлекс, — жалобно сказал он, — собака Павлова и все такое.
Эвери, затаив дыхание, смотрел, как Том один на один сражался со всей своей прошлой жизнью.
— Тут есть еще кое-что, — осторожно сказал Эвери. — Какие, по-твоему, чувства испытывает к тебе Мэри?
— Нежные, — пробормотал Том. — Самые нежные. По-моему, я нравлюсь этой бедной дурочке. Черт, может, она даже любит меня… Она так много дает мне.
И тут Эвери почувствовал себя ужасно старым.
— Это как раз тот случай, когда слепой пытается вести слепого, — сказал он наконец. — Видишь ли… У женщины много ролей — ребенок, девушка, любовница, сестра, жена, мать. И женщины — большинство женщин — хотят быть всем понемногу. Я думаю, Мэри тоже. Твоя беда в том, что ты думаешь, что должен только любить ее и лелеять… Черт подери, да она и так знает, что ты ее любишь. И сейчас ей нужно, чтобы ты взял ее.
— Но как? — беспомощно спросил Том.
— Возьми ее тело, старик. Забудь, что у нее есть душа. Возьми ее, как проститутку.
Том вытаращил глаза:
— Я… Я не смогу.
Эвери улыбнулся:
— От этого есть отличное лекарство — четыре глотка виски. Исключительно в медицинских целях. Три глотка тебе, один Мэри.
— Но…
— Никаких но… Сегодня вечером мы с Барбарой пойдем прогуляться. Надолго. А когда вернемся, отдежурим первую вахту. Немного удачи, немного внимания — а об остальном позаботится Природа.
— Я не могу, — сказал Том. — Только не с Мэри.
— Сможешь, старик, сможешь, — отрезал Эвери. — Иначе я буду вынужден поговорить с Мэри один на один и рассказать о твоей дурацкой стыдливости.
— Только не это, старина, — взмолился Том.
Эвери рассмеялся:
— Я могу дать тебе больше времени. Например, неделю.
Не говоря ни слова, пытаясь сохранить достоинство, Том встал и пошел прочь. По дороге в лагерь оба не проронили ни слова. Обед также прошел в угрюмом молчании. Обе женщины поглядывали на них, подозревая, что они крупно поссорились.
Однако вечером Эвери, как и обещал, пригласил Барбару прогуляться. Было так тепло, что они решили искупаться, — ярко и до сих пор непривычно сияли в небе две луны.
Когда они вернулись в лагерь, Тома и Мэри уже не было. Барбара очень удивилась, потому что Эвери ни словом не обмолвился ей о том, что происходит. Он вообще говорил очень мало, а когда Барбара пыталась выведать у него, что у них случилось с Томом, отвечал уклончиво.
У костра Эвери наткнулся на два пустых стаканчика. Он удовлетворенно хмыкнул.
— Если хочешь, иди спать, я подежурю, — сказал он Барбаре.
Она подозрительно посмотрела на него:
— Что-то происходит. Что же?
— Ничего, моя дорогая. Я подежурю. А ты можешь идти спать.
— Если уж дежурить, так вместе, — сердито сказала Барбара. — Что-то происходит. И я хочу знать это.
— Ты все придумываешь. Ладно, пойдем спать вместе. На одну ночь предосторожности можно отбросить. Пусть дьявол нас покараулит.
Барбара удивилась, но промолчала. С тех пор как они столкнулись с золотыми людьми, прошло уже довольно много времени. Вскоре они забрались в палатку и заснули.
Утром один взгляд на Мэри показал и Барбаре и Эвери, что кое-что действительно произошло. Она не была сияющей и радостной, как полагается женщинам в таких случаях, но слегка удивленной и чуточку самодовольной.
Том выглядел гордым и смущенным.
Барбара женской интуицией сразу обо всем догадалась, а Эвери просто знал.
Когда он, как ему казалось, украдкой взглядывал на Тома и Мэри, он невольно завидовал им и чувствовал себя виноватым.
В этом была какая-то насмешка судьбы. Эвери смотрел на Барбару и видел, что она тоже завидует. Ему вдруг захотелось обнять ее. Но он не сделал этого и притворился, что ничего не заметил.
— Врач, исцелися сам, — еле слышно пробормотал он.
ГЛАВА 17
Примерно через неделю после того, что Эвери про себя называл Брачным Полетом Тома и Мэри, произошла еще одна встреча с золотыми людьми — с женщиной. Как стало ясно потом, контакт был неявным, но, во всяком случае, он был. И, во всяком случае, он недвусмысленно показал золотым людям, что обитатели Второго Лагеря не имеют воинственных намерений.
Однажды днем Том и Эвери отправились в глубь острова за довольно редкими фруктами, которые с некоторых пор стали их любимым лакомством. Эти фрукты представляли собой нечто среднее между грейпфрутом и кокосовым орехом — питательные и освежающие. Их «молоко» по вкусу напоминало грейпфрут, а то, что называли «орехом», — мягкая и вкусная мякоть была похожа на жевательную резинку. Даже их кожура, прочная и плотная, оказалась полезной. Кожуру высушивали на солнце и делали из нее легкие чаши и миски.
Но еще удивительнее были деревья, на которых росли эти фрукты. Они стояли словно на ходулях — около дюжины длинных крепких белых корней поднимались довольно высоко над землей и там соединялись в короткий ствол. Издалека эти деревья были похожи на старинную птичью клетку примерно в восемь футов высотой.
Поэтому эти плоды так и называли — фруктами из птичьей клетки. До сих пор Тому и Эвери удалось найти не более полудюжины таких деревьев. Удивительно, но с деревьев исчезало гораздо больше зрелых фруктов, чем уносили они во время своих случайных рейдов. Том и Эвери решили, что фрукты привлекательны для животных, и даже обсуждали способы охранять «свой» урожай.
Но это оказались не животные — или, по крайней мере, не только животные, — они обнаружили это, когда решили еще раз сходить к самому большому дереву из тех, что они нашли до сих пор и которое росло дальше от опушки, чем остальные. Дерево стояло на небольшой поляне; и, видимо потому, что ему не мешали другие деревья, его «птичья клетка» была очень широкой и представляла собой образованный корнями купол правильной формы. Залезть на дерево было довольно трудно, потому что корни, хотя и прочные, были тонкими и скользкими, и иногда нога проскальзывала между «прутьями» клетки — тогда нужно было, чтобы кто-нибудь помог раздвинуть корни и вытащить ногу. Но если человек оказывался один, ему приходилось скользить вниз по куполу, в надежде, что на уровне земли расстояния между корнями будут достаточно большими, чтобы высвободить ногу.
Именно это и случилось с золотой женщиной — у нее защемило ногу. Но ей не повезло еще больше.
С той стороны, где она пыталась взобраться на дерево, толстые корни у основания росли еще теснее, чем вверху.
Том и Эвери обнаружили ее беспомощно сидящую на земле; рядом лежал маленький арбалет и опрокинутая самодельная корзинка. К счастью, они заметили женщину издалека. Ее реакция была мгновенной — она схватила арбалет, вставила в него одну из коротких стрел и прицелилась.
— Ложись, — крикнул Эвери — и вовремя. Только они с Томом упали в густую траву, как стрела просвистела в каком-нибудь футе над головой Эвери.
— Чертова сучка, — выругался Том. — Чуть не продырявила таких замечательных парней… Что она тут делает?
— У нее нога застряла между корнями.
— Так ей и надо! Давай уйдем. А то ее дружок непременно явится ее искать, когда увидит, что она не вернулась к обеду.
Эвери покачал головой:
— Нельзя упустить такой случай. Если мы поможем ей, мы тем самым докажем, что не желаем им зла.
— Говори о себе, — сказал Том, любовно проводя пальцем по лезвию томагавка. — Судя по тому, что они учинили в Первом Лагере, вряд ли они понимают, когда с ними говорят по-хорошему. — Он злобно рассмеялся. — Во всяком случае, не знаю, как ты сможешь помочь, если она всадит тебе в животик все три стрелы.
— Пожалуй, это мысль, — ответил Эвери.
Он привстал на колено — и тут же снова упал в траву. Еще одна стрела просвистела прямо над ним.
Том улыбнулся:
— Она поймает тебя. Тебе стоит только раз ошибиться.
Эвери покачал головой:
— Стрела попадает чуть дальше. Теперь твоя очередь.