Вам неожиданно помог
Открыть вчерашнего счастливца.
Итак, о празднике. Вы оба,
Как я сужу, весьма не прочь
Услышать все про эту ночь.
Вы нас обяжете до гроба.
Под сенью сумрачных теней
И в сумраке тенистых сеней,
Сплетенных полночью из тьмы,
А темной рощей из деревьев,
Скрывался благовонный стол,
Блестящий и великолепный,
По-итальянски утонченный
И по-испански полновесный.
Увидев тканые узоры
На скатертях и на салфетках,
Вы бы подумали, что это
Живые птицы или звери.
По сторонам — четыре горки
Пестреют хрусталем, и белым
И золоченым серебром,
И ароматной глиной свежей.
Едва ль во всем обширном Сото
Единый вяз остался целым:
Так много веток наломали,
Чтобы устроить шесть беседок.
Из них четыре приютили
Четыре избранных оркестра,
Одна — закуски и десерты,
Шестая — остальные смены.
В коляске прибыла хозяйка,
Внушая зависть звездам неба,
Преисполняя негой воздух
И ликованьем побережье.
Едва божественная ножка
Песок преобразила в жемчуг,
Траву — в зеленые смарагды
И в звонкие кристаллы — реку,
Как вдруг, роскошно рассыпаясь,
Колеса, бомбы и ракеты
Всю область вечного огня
Низвергли с грохотом на землю.
Но это серное пыланье
Еще погаснуть не успело,
Как сорок светочей огромных
Затмили блеск светил небесных.
Всех раньше начали гобои
Свои свирельные напевы,
За ними нежные виолы
Запели во второй беседке,
Обворожительные флейты
Протяжно зазвучали в третьей,
А из четвертой грянул хор
Под звон гитар и арф волшебных.
Тем временем был начат пир,
Пир в тридцать две различных смены,
Причем закусок и десертов
Насчитывалось вряд ли меньше,
Напитки, фрукты, в вазах, в чашах,
Где плавает кристалл нетленный,
Который создает зима,
А сохраняет хитрый гений,
Покрыты столь обильным снегом,
Что Мансанарес — в изумленье:
Он протекает через Сото
И думает, что это Сьерра.[14]
Пока дается праздник вкусу,
И обоняние не дремлет:
В стеклянных яблоках духи,
В жаровнях пряные куренья,
Везде разлитые настои
Пахучих трав, цветов, растений
Перенесли мадритский Сото
Как будто в Савские владенья.[15]
В груди алмазного малютки
Торчали золотые стрелы,
Являя бессердечной даме
Мою незыблемую верность;
Ракитник, ива и тростник
Своих лишались привилегий:
Должна простая зубочистка
Быть золотом, раз зубы — жемчуг.
А вслед за тем оркестры с хором.
Вступая в строй одновременно
И с четырех сторон звуча,
Повергли сферы в изумленье;
Пока ревнивый Аполлон
Не поспешил в просторы неба
И, возвестив начало дня,
Не положил конец веселью.
Вы описали этот праздник
С таким высоким совершенством,
Что те, кто слышал ваш рассказ,
Счастливей тех, кто был на месте.
Вот дьявол человек, ей-богу!
Он вам, нимало не колеблясь,
Такой изображает пир,
Что невозможно не поверить!
Ревную насмерть!
Нам не так
Описывали праздник этот.
Не все ль равно, раз совпадают
Приметы времени и места?
Что скажете?
Что изобресть
Подобного великолепья
Не мог бы Александр Великий.
О, это сущие безделки,
Кой-как устроенные наспех.
Будь у меня в распоряженье
Хотя бы день для подготовки,
Поверьте, — римляне и греки,
Мир изумлявшие пирами,
Умолкли бы от изумленья.
Хасинта на почетном месте
С Лукрецией в коляске едет.
Да, да, и взоры дон Гарсии
Уже стремятся вслед за нею.
Как он рассеян и взволнован!
Теперь отпали все сомненья.
Прощайте.
Вы одно и то же
Проделали одновременно.
Уходят дон Хуан и дон Феликс.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Дон Гарсия, Тристан.
Я не видал, чтоб расставались
Так согласованно и резко.
Она мой дух влечет так властно,
Как первый двигатель вселенной
Вращает звезды в небесах.
Побольше сдержки и терпенья!
Выказывать избыток страсти
Скорее вредно, чем полезно,
И я заметил, что всегда
Счастливей тот, кто хладен сердцем.
У женщин и чертей, сеньор,
Обычаи одни и те же:
Погибших душ они не ловят,
На них не тратят обольщений;
С такими им заботы мало,
Они всегда их держат крепко,
А помышляют лишь о тех,
Кто может ускользнуть из сети.
Ты прав, но я владеть не в силах
Собой.
Пока вы достоверно
Не разузнали, кто она,
Не устремляйтесь так поспешно.
Кто не исследует дороги
И полагается на внешность,
Тот может утонуть в болоте,
Одетом в ласковую зелень.
Что ж, наведи скорее справки.
Берусь устроить это дело.
Но все-таки, пока не поздно,
Скажите мне, с какою целью
Вы сочинили столько басен.
Мне надо знать, чтоб в затрудненье
Я мог вас выручить. Попасться
Во лжи — тяжелое бесчестье.
Зачем вы представлялись дамам
Как перуанец?
Всем известно,
С каким вниманьем наши дамы
Встречают всяких чужеземцев,
В особенности индианцев,
Богатых будто бы несметно.
Мне эта цель вполне понятна,
Но вряд ли так уж верно средство!
В конце концов они узнают,
Кто вы такой.
За это время
Мне в их дома и в их сердца
Успеют раствориться двери
Вот этим средством, а уж там
Поладить с ними я сумею.
Сеньор, меня вы убедили.
Пусть так. А ваше заявленье,
Что вы уж месяц как живете
В столице? Это вот зачем же?
Раз вы приехали вчера?
Считается великолепьем
Жить, не показываясь людям,
Уединясь в своем именье
Иль просто отдыхая дома.
Согласен, что и это верно.
Ну, а к чему был этот ужин?
Его я выдумал на месте,
Чтобы никто не мог подумать,
Что я таким страстям подвержен,
Как зависть или удивленье.
Они позорят человека.
Пусть удивляются невежды,
А зависть — хороша для черни.
Ты не поверишь, как приятно,
Когда к тебе приходит сплетник.
Гордящийся своим рассказом
Про чей-то пир иль подвиг чей-то,
Загнать ему в гортань такой
Пир или подвиг непомерный,
Чтобы он тут же подавился
И лопнул от своих же сплетен.
Своеобразнейший прием,
Но только вряд ли он безвреден.
Вы притчей станете в столице,
Когда его хоть раз подметят.
Тот, кто живет, забыв о славе,
Чтоб умножать число безвестных,
И поступает так, как все,