Таким образом, в возрасте двадцати восьми лет Джейн Стюарт пришлось полностью менять образ жизни и не только учиться готовить на допотопном торфяном очаге и носить воду из колодца, но и приспосабливаться к особенностям местной жизни. Постепенно ей удалось убедить островитян принять ее в свое сообщество, и она сама не заметила, как при этом превратилась из Джейн в Шину.
Люди на острове жили тем, что давали им земля и море. Поселок Виг состоял из тридцати двух вытянувшихся цепочкой вдоль берега домов, к каждому из которых прилегал участок примерно в полгектара. Позади каждого окруженного садом дома на пологом склоне простиралось небольшое поле, а за ним — полоска пастбища, за которым земля вдруг резко вздымалась вверх, превращаясь в крутые окружавшие селение холмы. Наверху, в горных долинах, располагались другие маленькие сельские общины, а также залежи торфяника и общественные пастбища, на которые летом выгоняли стада.
Каждый мужчина, женщина и ребенок в Виге выполнял свою долю работы, каждый участвовал во вспашке, севе, уборке урожая, заготовках торфа, стрижке овец, уборке дома, приготовлении пищи, а также в рыбной ловле, поскольку практически каждая семья имела сети и небольшую лодку. Все — и трактирщик, и учитель, и доктор, и даже священник — владели фермой или хотя бы частью фермы и трудились на ней. Спустя какое-то время Джемми удалось получить место мастера в порту, и большая часть работы по ферме легла на плечи его жены и дочерей.
В этой обстановке Катриона росла и воспитывалась начиная с четырех лет. Ее окружали простые люди, много и тяжело работающие, сильные, умелые, добрые. Они исправно посещали церковь, но не чурались также ни доброй порции виски, ни хорошей соленой шутки. Они сами отвечали за себя. И именно в этом источнике душевного здоровья, уверенности в своих силах, спокойствия и надежности Катриона сейчас надеялась почерпнуть столь необходимую ей порцию старомодных нравственных ценностей.
— Моя дорогая девочка, у тебя очень усталый вид, — констатировала Шина, критически осмотрев свою старшую дочь после того, как приветствовала ее теплым объятием.
Со временем на ферму пришли вода и электричество и, поскольку в руках Джемми горела любая работа, очень скоро в доме появилось множество изменений, усовершенствований и пристроек. Одна из них, широкая светлая веранда с огромным окном тянулась вдоль всего дома, и Джемми Стюарт с женой очень любили сидеть там, ловя лучи зимнего солнышка или наблюдая, как пристают и отчаливают лодки и паромы.
Катриона слабо улыбнулась. Им не нужны слова, чтобы выразить взаимную любовь и внимание, достаточно взгляда, улыбки, объятия.
— Как хорошо дома! — с глубоким вздохом объявила Катриона, снимая жакет и привычным жестом вешая его на крючок возле входной двери. Она наклонилась, чтобы поднять свои сумки.
— Нет, не занимайся этим сейчас, — возразила мать, беря ее за руку. — Ты выглядишь не только усталой, но и голодной. Садись-ка вначале, поешь. Твой отец скоро вернется.
— А где па? — поинтересовалась Катриона, идя на кухню вслед за Шиной.
— В баре «Ферри-Инн», дорогая, где же еще? — В тоне Шины не было ни малейшего оттенка неодобрения. — Ты позвонила, едва он ушел. Скоро вернется, зато мы пока что сможем поболтать в свое удовольствие. Садись.
Катриона послушно уселась за стол, в то время как ее мать уже зачерпывала суп из кипящей на плите кастрюли.
— Суп из курятины! — с удовольствием принюхалась Катриона. — Я могу съесть всю кастрюлю!
Шина поставила перед ней тарелку и достала из печи каравай теплого хлеба с коричневой поджаристой корочкой.
— Похоже, это тебе просто необходимо, Кэт, — критически заметила она. — Наверно, ты плохо питаешься?
Катриона рассмеялась и начала намазывать хлеб маслом.
— Что ты, мамочка, наоборот. Я питаюсь гораздо лучше, чем можно предположить по моему виду. Например, вчера на обед я ела черную икру.
Неужели это было только вчера? Только вчера она поперхнулась от неожиданности, увидев Андро, только вчера разговаривала с Хэмишем? Здесь, в уютной безопасности родительской кухни, это казалось далеким прошлым или фантазией.
Шина удивленно приподняла брови:
— Икру? Ну, и хороша ли она на вкус, хотелось бы мне знать?
— Вкусная, но, по правде говоря, я предпочитаю икру сельди. — Наступила пауза, во время которой Катриона проглотила несколько ложек супа. — Ма, это нектар и амброзия. Пища богов!
— Ешь, ешь на здоровье, дорогая, — удовлетворенно кивнула мать. — Но не заставляй меня слишком долго ждать. В конце концов должна же я узнать, почему ты здесь. — Шина достала из буфета бутылку виски и поставила на стол. — То-то обрадуется Мария, когда узнает, что ты дома. Чуть позже мы ей позвоним.
— Угу, мне тоже не терпится увидеть ее и детей, — с полным ртом проговорила Катриона. — Кэти, наверно, уже ходит?
— Пока что не очень. Ленивая маленькая негодница! Но, конечно, она очень веселая и улыбчивая. Напоминает мне тебя, когда ты была в таком же возрасте.
— Чем, своей ленью?
— Нет, тем, что она такая солнечная, радостная. Сидит, смотрит на тебя и улыбается так, что сердце тает.
— Ах ты, сумасшедшая бабушка! — улыбнулась Катриона. — Так значит, это ты ее избаловала?
— Вовсе нет! — возмутилась Шина. — Я совершенно одинаково обращаюсь с обоими внуками.
— Марии повезло, что ты рядом. Полагаю, она этим пользуется.
— Что же делать, если там, в магазине, им совсем негде играть. Они, бедняжки, теперь уже совсем потеряли надежду купить себе дом.
— Почему?
Шина порозовела.
— Наверно, мне не следовало говорить тебе об этом. Мария захочет сама сообщить эту новость.
— Уж не ждет ли она третьего? — изумилась Катриона. — Неужели они до сих пор не поняли, отчего это бывает? Надо же — за пять лет трое детей!
— А что в этом плохого? — Шина сразу же встала на защиту младшей дочери. — Это как раз то, в чем нуждается наш остров — побольше детей и молодежи, а то в церкви, смотришь, сплошные седые головы.
Катриона рассмеялась.
— Не думаю, что Мария делает это из демографических соображений. Просто она любит детей.
Шина открыла было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказала. Она собиралась сравнить двух своих дочерей, но ее замечание могло показаться Катрионе обидным. Вместо этого Шина взяла в руки бутылку и налила понемногу в маленькие стеклянные стаканчики, а затем разбавила виски водой из кувшина. Ее спокойное лицо, несмотря на яростные ветры и ледяные дожди Ская, запечатлевшие на ее когда-то гладкой коже сложный узор морщин, по-прежнему несло печать красоты. Короткие густые кудри, когда-то солнечно-медовые, теперь стали пепельными, но глаза все еще оставались яркими и блестящими, как луговые васильки, совсем как в те годы, когда она, подрисовав их черным карандашом и надев мини-юбку, в субботу вечером отправлялась послушать записи «Битлз».
Шина вручила один из стаканчиков Катрионе и приподняла второй.
— Твое здоровье! — в унисон произнесли мать и дочь, и обе, сделав по хорошему глотку, замерли, дожидаясь, пока обжигающая жидкость достигнет желудка и по телу разольется знакомое приятное ощущение.
Шина, облокотившись о стол, вперила в дочь властный взгляд.
— А теперь, Катриона Стюарт, расскажи мне, что случилось.
Катриона обнаружила, что ей нелегко встретиться глазами с матерью.
— Это трудно объяснить, — уклончиво начала она. — Просто в последнее время я чувствую себя какой-то… потерянной. Как будто свернула не туда и не могу узнать дорогу.
— И кто же стоял на том повороте, где ты заблудилась? — требовательно спросила Шина.
— Несколько человек, но дело, я полагаю, в одном из них. — Катриона вертела в руках рюмку, чувствуя огромную неловкость. Она боялась говорить с матерью о Хэмише, боялась, что Шина, которую она всегда считала женщиной с широкими взглядами, необычайно практичной и шокирующе невозмутимой, вдруг окажется совсем не такой, когда речь пойдет об адюльтере. А что, если она будет шокирована и возмущена поведением дочери? В какой-то степени Катрионе даже хотелось, чтобы мать как следует отругала ее, разбранила за безнравственность, осыпала яростными упреками, пригрозила адским огнем, но пусть только не отрекается от дочери, пусть не считает ее неисправимо испорченной.
— И наверно, этот один оказался женатым мужчиной? — изрекла Шина, с первого выстрела попав прямо в цель.
— Как ты догадалась? — Катриона была поражена, несмотря на то, что знала, как сильно развита интуиция у ее матери.
Шина пожала плечами.
— Дело в том, что когда одинокая женщина достигает определенного возраста, вдруг оказывается, что мир полон женатых мужчин. Это известно даже на нашем отдаленном острове.
Катриона передернулась:
— До сих пор я не думала о себе как о «женщине определенного возраста»!
— Это потому, что ты всегда была яркой, способной, непохожей на своих ровесников, — объяснила Шина. — В классе ты была самой младшей, но зато лучше всех училась, быстрее всех бегала, красивее всех танцевала. Потом ты стала лучшей студенткой, самой многообещающей молодой служащей, потом — самым молодым управляющим. Ты всегда выделялась среди других, всегда блистала и добивалась успеха, как, впрочем, и сейчас, дорогая. Но ты не можешь всегда оставаться самой молодой и самой хорошенькой. Рано или поздно придется смириться с тем, что появились другие девушки, моложе и красивее тебя.
— Ма, ты говоришь так, будто я какая-то мерзкая, самодовольная особа, гнусная карьеристка. Капризная, ограниченная примадонна, которая не выносит никакой критики. — Катриона пришла в ужас. — Но ведь это не так, мама? Я же не такая?
— Нет, конечно, нет. Ты — милое и прелестное создание, только уже не девочка, а женщина, у которой есть не только будущее, но и прошлое. — Шина отпила глоток виски. — И, подозреваю, этот последний роман уже стал прошлым.
Катриона ответила неуверенным взглядом.
— Да, я тоже так думаю, только он-то думает иначе, вот в чем дело.