— Да чего он, сам не дойдёт, что ли?
— Вези, я сказала.
Санитар со вздохом удалился и почти сразу вернулся с каталкой. Артур опустился в неё с облегчением — долго стоять всё же было трудно. Эта слабость была непривычной, неожиданной для человека, работающего на заводе по десять часов в день. Тем более что появилась она без видимой причины.
В поле зрения Артура попали его руки, лежавшие на подлокотниках. Он не смог отвести от них взгляд, руки выглядели неестественно, словно чужие. Мышцы пропали, кожа побледнела. Это были руки не рабочего, а едва живого старика, кожа да кости.
— Что с моими руками? — спросил Артур, когда коляску покатили в столовую.
— Все вопросы к врачу, — привычно ответил санитар, но медсестра, шагавшая рядом, отреагировала:
— Что вы имеете в виду?
— Мои руки... Они такие... тонкие. — Артур поднял руку и покрутил ей. — И белые. Что с ними стало?
— Ничего с вами плохого не происходило, — серьёзно ответила медсестра. — Всё как обычно. Но вы что-то плохо себя чувствуете. Давайте-ка поешьте, попейте, а я пока скажу врачу.
В столовой были люди — мужчины и женщины, человек двадцать, не меньше. Многие здоровались с Артуром, кто-то — громко, кто-то — просто кивком.
— Что с тобой, Артур? — спросил какой-то мужчина. — Почему в кресле?
Откуда они знают его? За столиком, куда Артура подкатили, сидели двое мужчин и женщина. Артур смутился от их встревоженных лиц, но потом бросил взгляд в сторону окна и забыл обо всём. Несмотря на слабость, он вскочил, опираясь на стол. Чуть не упал, но удержал-таки равновесие и зашагал к окну, опираясь на плечи сидящих людей. У самого окна, забранного решёткой, он остановился, не слыша ничего, кроме оглушающей пульсации крови в ушах.
За окном шёл снег. Им была покрыта вся территория больницы до самого забора. Дворник внизу расчищал дорогу, по которой Артура привезла «Скорая». Сугробы вокруг дороги доходили дворнику до груди.
Оглянувшись на притихший зал, Артур обвёл взглядом следивших за ним пациентов и санитаров и спросил:
— Какой... Какой сейчас месяц?
— Январь, — ответил кто-то из толпы после паузы. — Недавно ж Новый год праздновали...
Артур потерял сознание.
Когда он пришёл в себя, над ним, лежащим, стоял врач. Тот самый, которого офицер, брат-близнец, называл Володей. Только причёска у него изменилась, и лицо как будто стало чуть круглее. Он стоял, засунув руки в карманы белого халата, и озабоченно следил за Артуром.
— О, слава богу! — вздохнул доктор. — Хотя бы очнулся. Артур, как же ты всех нас напугал! Слов нет!
Доктор положил руку на сердце и шумно перевёл дыхание. Санитары за его спиной тоже облегчённо вздохнули.
Артур приподнялся на локте и огляделся. Он по-прежнему был в столовой, но людей вокруг уже не было.
— Какое сейчас... — Артур собрался с мыслями. — Какой сейчас месяц?
— А ты сам-то как думаешь? — спросил доктор, робко улыбнувшись.
— Был апрель, когда меня привезли, — сказал Артур. — Вчера был апрель. А сегодня уже снег... Они сказали, что сейчас — январь. Это правда?
— Интересно, — протянул доктор. — Что последнее ты помнишь?
— Я ведь только несколько дней назад приехал. Вчера мы разговаривали с вами. И с вашим братом... Это ведь ваш брат был, тот офицер? Вы мне говорили ещё, чтобы я не закрывал разум.
— О, так это ещё в апреле было, Артурчик! Господи, да ты что же, и правда ничего не помнишь?
— Я же сказал, что помню! — вспылил Артур. — Что происходит? Почему за окном снег?
Он порывисто сел, из-за этого закружилась голова. Подоспевший санитар положил ему руку на плечо, не давая подняться, но Артур попытался вывернуться. Разумеется, его сил на это не хватило.
— Так, набери-ка диазепама, — сказал доктор медсестре. — Два кубика в вену. Для начала.
Артур не хотел, чтобы ему делали укол. Он сопротивлялся, но даже с одним санитаром справиться не мог, а их было двое. Артура уложили обратно на пол, выгнули ему руку, после чего медсестра быстро сделала укол.
— Так, давление снова померяйте. — Доктор, отдавая указания, сам не приближался к пациенту.
— Сто пятьдесят, — ответила медсестра через минуту, снимая манжетку с руки Артура. — Пульс сто двадцать.
— В целом — неплохо, — кивнул врач. — Подождём минутку.
Артур чувствовал, как на него наваливается усталость. Было ли это из-за лекарства, или просто его силы закончились на попытке вырваться из хватки, но мысли заволокло туманом, руки и ноги потяжелели. Паника, развившаяся после вида снега снаружи, отступила, однако в груди странно щемило. Так бывало, когда Артур терял что-то очень важное. Что-то, что уже никогда не вернётся.
— Почему сейчас январь? — спросил он и неожиданно для себя расплакался.
— Так, надо отнести его в капсулу, — сказал врач.
— Нет! — крикнул Артур. — Нет! Не хочу в капсулу! Не надо!
Он снова попытался встать, но сил на это у него не хватило. Санитары подняли и усадили Артура в кресло, а тот плакал и повторял раз за разом:
— Не надо в капсулу! Не надо снова в капсулу! Пожалуйста!
Из-за слёз он не увидел, как его довезли. Лишь по тому, что его стали перекладывать, Артур догадался, где находится. Его вновь захлестнула паника. Ничего не видя и не понимая, он кричал и отбивался, пока не уснул.
На этот раз снов не было. Первым, что почувствовал Артур после пробуждения, был голод. Голова не болела.
— Как себя чувствуете?
Артур повернул голову — в палате стояли врач, медсестра и два санитара. Лицо у врача было озабоченное, несмотря на вечную лёгкую улыбку.
— Нормально.
Артур сел на постели и прислушался к ощущениям. Он помнил, как увидел снег за окном, но это воспоминание не вызывало той паники, что в первый раз. Где-то в глубине шевельнулась тревога, но тут же пропала.
— Сколько прошло времени? — спросил Артур, посмотрев на врача.
— С вашего поступления? Девять месяцев.
Артуру стало страшно. Беспредметный, смутный ужас, который он постарался подавить, чтобы снова не впасть в состояние наподобие того, что завладело им в прошлый раз.
— А с моего прошлого... пробуждения?
— Один день. Это было вчера. У вас что-нибудь болит?
— Нет. Но очень есть хочется. И в туалет.
— Это мы можем устроить. — Врач кивнул санитарам.
Артура пересадили на кресло-каталку и отвезли сперва в туалет, потом в столовую. Столики снова пустовали. Когда Артур опустошил ожидавшие его тарелки, подошли санитары и отвезли его в кабинет к врачу. Не считая туалета, Артур даже не пытался вставать.
Кресло-каталку поставили напротив стола. Кроме врача, Артура и санитара никого в кабинете не было.
— Вы поели? — обеспокоенно спросил врач.
— Да. Спасибо, — выдавил из себя благодарность Артур.
— Хорошо. Это очень хорошо. Что ж. Я так понимаю, у вас есть... некоторые вопросы.
— Есть, да. Почему я не помню...
— Но прежде, чем мы начнём разговор, — перебил его врач, — я вам напомню, что тема, которую мы освещали в апреле, должна оставаться в тайне и не освещаться в присутствии иного персонала.
— Вы про террористов? — совершенно равнодушно уточнил Артур.
— Вы сами знаете, — нахмурился врач. — И ни к чему лишний раз это упоминать. Вас уже предупреждали о последствиях разглашения некоторых сведений. Вас могут отправить на исправительные работы.
— И это будет хуже, чем здесь? — серьёзно спросил Артур. — Хуже, чем забыть девять месяцев своей жизни?
— Здесь к вам относятся, как к пациенту. Вас кормят, за вами ухаживают. Дают лекарства. Здесь у вас даже появились друзья.
— Друзья, которых я даже не помню.
— Думаете, на исправительных работах лучше? Там вы бы работали по пятнадцать часов в сутки и дрались за лишнюю порцию еды. А то и за свою. Там пришлось бы жить рядом с заядлыми уголовниками. Убийцами, насильниками, ворами. Вы хоть знаете, как выглядят уголовники?
— Видел в кино. Пару раз в реальной жизни.
— Вот именно, что пару раз. — Доктор с каждым словом становился всё менее благодушным. — Это совсем не такие люди, к которым вы привыкли. Их не зря изолируют от общества. Вас бы там изнасиловали и убили.
— В таком состоянии, как сейчас — конечно, — согласился Артур. — Сейчас меня не сложно убить, я стоять-то еле могу. Но вот когда меня сюда привезли, я был совсем другим, доктор. Я мог постоять за себя. Я привык стоять за себя. И лучше бы тогда я согласился на исправительные работы, чем на лечение в этой больнице. Ведь тогда я бы прожил эти девять месяцев.
— Если бы выжили.
— Если бы выжил. Но это зависело бы только от меня. А теперь я не могу себя защитить, потому что вы отняли мои силы.
— Вынужден вам напомнить, что вы всё ещё можете попасть на исправительные работы. И на этот раз шансов там выжить у вас куда меньше.
Впервые Артур увидел доктора в ином свете. Прежде тот только улыбался, более или менее благожелательно. А теперь в его глазах читалась неприязнь, а губы время от времени кривились, словно от отвращения.
— Я понял, доктор, — кивнул Артур, отстранённо наблюдая за мимикой собеседника.
Кроме удивления, каких-то сильных эмоций он не чувствовал. Ни страха, ни злости. И осознание этого факта подтолкнуло его к вопросу:
— Почему я сейчас так спокоен?
— О, вы заметили! — Доктор мгновенно изменился в лице, на его губы вернулась благожелательная улыбка. — Это плод моих работ. Мы потратили целый день на борьбу с вашей панической атакой. И — вуаля! Теперь вы можете разговаривать, как человек! Совершенно спокойно!
— Действительно, — согласился Артур. — Удивительно.
— Рад, что вы оценили мою работу. — Доктор шутливо поклонился. — Итак, теперь, когда мы разобрались, какие темы лучше не затрагивать, я готов выслушать ваши вопросы.
— Почему я не помню последние девять месяцев? Что со мной было? Я их... проспал?
— Спали вы как обычно. То есть большую часть дня, не считая прогулки днём и двух приёмов пищи. Однако со временем мы расширили ваш двигательный режим, и уже через два месяца вы стали общаться с другими пациентами. У вас было около часа в день на общение с ними в холле больницы. Более того