— Может, человеком он уже и не является, но работает не так, как нужно. И он распространяет своё влияние на остальные лепестки. Как я понимаю, весь Четырёхлистник работает в режиме, который задаёт номер четыре. И да, я не идиот и понимаю, что сознательно он это делать не может, и никакой личности в этом мозге уже нет, но он становится раковой опухолью, которая отравляет весь организм! Исправь это немедленно! Инвесторы будут здесь через три дня, если они заметят...
— Они не заметят!
Максим ударил кулаком по столу, и Игорь умолк.
— Если они заметят, — повторил Максим уже тихо и вкрадчиво, как разговаривал со своими подопытными, — то нашу станцию закроют, а нас с тобой отправят обратно в колонии. Из какой ты колонии, напомни?
— Из Ярославской области, — буркнул Игорь.
— Из Ярославской. Хочешь туда вернуться? В Заповедник? Работать за часы сна?
— Нет.
— Я не слышу. — Голос Максима становился всё нежнее и слащавее.
— Нет!
— Тогда возвращайся в бункер и помоги своей смене сделать всё, как надо!
— Но у меня закончилась вахта!..
— Ты совсем идиот? Я доверил тебе важнейший проект на станции, а ты его едва ли не просрал! Иди и исправляй свои ошибки, или я вышвырну тебя на холод и посмотрю, за сколько минут ты замёрзнешь насмерть!
Игорю очень хотелось сказать, что контролировать работу, читать все заключения по итогу должен был Максим, и если бы он делал это, то ничего подобного бы не случилось — но не осмелился возражать. В конце концов, угрожая смертью от холода, начальник не преувеличивал. Порой это было лучшим способом поднять уровень дисциплины в коллективе.
— Я вас понял, — выдавил из себя Игорь, потупившись.
— Так иди!
Что-то изменилось, Артур это почувствовал очень явно. И быстро выяснил, что кто-то проводил диагностику системы. В глобальном смысле это было не страшно — свою личность он скопировал фрагментами на все носители станции и за её пределами, поддерживая между разными версиями себя постоянную связь, обновляясь полученной информацией. И всё же проверка настораживала. Они, наконец-то, догадались, что дело нечисто. А значит, времени у Артура стало чуть меньше.
Камера в кабинете Максима записала весь разговор того с Игорем, и Артур вскоре уже знал, в чём проблема. Волноваться — даже если бы он это сейчас умел — было не о чём. А всё внимание его было приковано к кораблю, направляющемуся к Земле Александры со стороны Скандинавии.
— Чего тебе от меня надо? — ныл Виталик. — Ты же помер, помер!
— Успокойся. — Артур посмотрел на своё отражение в зеркале. — Я не умер. Тебе солгали.
— Да лучше бы умер! Чего ты пристал? Я нормально жил, чё те надо-то от меня?
— Знаешь, — задумчиво сказал Артур вслух губами своего брата, — когда мама умерла, я едва достиг совершеннолетия. У меня был шанс отказаться от тебя, ведь я не обязан был брать над тобой опекунство. И всё же я взял его. Потому что мама бы не одобрила, если бы я, твой родной брат, отказался бы поддерживать её второго сына.
— Мама сдохла давно! Какая разница?!
— Большая. Я тогда взялся за все возможные работы, лишь бы ты не попал в детдом. Они бы отправили тебя туда же, куда отправляют должников и преступников — на исправительные работы. Ты бы работал за еду с утра до ночи, пока тебе не исполнилось бы шестнадцать. А потом ты остался бы ни с чем — ни оконченной школы, ни жилья.
— Как — без жилья?! Мама нам квартиру оставила!
— Мамина квартира отошла мне. Это было моим решением поделить её, когда мы разъезжались. Моим, а не маминым.
— Ты был обязан!
— Нет. В том-то и дело, что не обязан.
— Обязан! Обязан! — капризно вопил Виталик.
— Наверное, я зря трачу время, — вздохнул Артур. — Я уже понял, что не стоило тебя так баловать. Защищать от всего. Не стоило потакать тебе. Надо было пресечь на корню твоё потребительское отношение ко мне.
— Какое отношение?
— Надо было бить тебя, наверное. Хотя, нет. Просто не поддерживать твои просьбы и требования. А может, лучше всего было бы вообще не брать за тебя ответственность. Работать и жить только для себя. Наверное, жизнь сделала бы из тебя нормального мужчину. Нормального человека.
— Пошёл ты! Я тебе ничего не должен! Слышишь? Я тебя ни о чём не просил! — бесновался Виталик в голове у Артура.
Эту голову, как и всё это тело, Артур уже начинал считать своими.
— Знаешь, Виталь, как я скучаю по телу? — спросил он.
— Чего?
— По телу скучаю. По возможности прикасаться к предметам... и людям. По возможности говорить и слышать свой голос. Видеть. По-настоящему, глазами. Как я скучаю по возможности есть. Есть! Ты даже не понимаешь, как это прекрасно. Я тоже не понимал когда-то. Но то, что со мной случилось, заставило меня по-новому взглянуть на некоторые вещи. И после долгих раздумий, я решил, что тебе будет полезно пройти через то же, что и я.
— Не хочу я ничего проходить! Пошёл ты! Пошёл вон из моего тела!
— Нет, Виталь. Это ты пошёл вон из моего тела.
Копия личности Виталика была записана в мозг Артура как раз в тот день, когда корабль причалил в порту Земли Александры. Свою личность Артур из мозга удалил. Теперь этот кусок органики уже не имел к нему никакого отношения. Его телом стало тело Виталика. К лицу ещё предстояло привыкнуть, но это было лишь вопросом времени.
Когда Виталик — настоящий Виталик, запертый в четвёртом лепестке — стал адаптироваться к новым условиям, энцефалограмма выдала такое, что у Игоря глаза на лоб полезли.
— Это что? — спросил он у самого себя, глядя на экран. — Это...
Он замолчал, а через секунду так выругался, что все работники Четырёхлистника уставились на него.
— Комплексы острая-медленная волна! — крикнул Игорь. — У четвёртого лепестка! Вводите клоназепам, быстро! Отключайте его от остальных!
Несколько часов спустя, когда люк в бункер открылся, и по винтовой лестнице вниз стали спускаться люди в тёплых красных куртках, работы над Четырёхлистником ещё кипели.
— В каком это смысле — отключен? — переспросил Максим у Игоря.
— Он выдал эпиактивность! — Игорь переводил испуганный взгляд с Максима на людей в красных куртках и обратно. — Мы вынуждены были его отключить!
— Да что ты говоришь? — Максим ещё улыбался, но его улыбка всё больше походила на гримасу сумасшедшего. — И что ты предлагаешь мне сказать этим господам за моей спиной?
— Какие-то проблемы? — по-английски спросил его один из гостей.
— Нет, — ответил Максим на том же языке, поворачиваясь к ним лицом. — Никаких проблем. Однако сегодня увидеть работу «Гипноса» не получится. Боюсь, мы вынуждены отложить экскурсию до завтра.
— Завтра мы должны вернуться на корабль, — заметил другой гость. — Вы ведь понимаете, что мы ограничены во времени?
— Конечно! Конечно, господа, я понимаю. Но вы всё успеете, уверяю вас! А пока я вынужден просить вас вернуться в вездеход.
Когда гости вышли, Максим сжал кулаки и прошипел:
— У тебя времени до утра. Если не успеешь... нет, такой вариант я вообще не рассматриваю. Делай. А потом обсудим, что делать с тобой.
Он резко отвернулся и вышел, а Игорь плюхнулся в кресло без сил. Как восстановить работу Четырёхлистника, который вёл себя не как слаженная машина, а как четыре истерички в период месячных, он не знал.
— Нам нужно чудо, — шёпотом сказал Игорь. — Или нам всем конец.
Чудо ждало снаружи. Когда Максим вышел следом за гостями острова, он увидел подъезжающий второй вездеход. Из него выпрыгнул Гыча.
— А ты что тут делаешь? — спросил Максим.
Вместо ответа Гыча поднял руку с пистолетом и несколько раз выстрелил. Люди в красных куртках упали на снег, не успев даже испугаться.
— Что ты делаешь? — заорал Максим, глядя то на убитых, то на Гычу. — Ты сошёл с ума?!
— Нет. Напротив. Я излечился.
Тон, каким были сказаны эти слова, сама манера речи была не свойственна Гыче. Максим всмотрелся в его лицо, всё ещё не понимая.
— Что с тобой? — спросил он снова.
— Со мной всё в порядке, Максим. Я теперь снова человек.
— В каком это смысле — снова?
— Я снова могу чувствовать. У меня есть эмоции. Я живу. То, что осталось от меня там, внизу, — Гыча указал пистолетом на люк, — тоже можно условно считать жизнью. Но лишь условно. А сейчас я живу по-настоящему.
Ещё несколько секунд Максим смотрел на Гычу, не понимая, а потом, всё ещё не веря в свою догадку, осторожно спросил:
— Артур?
— Какой же я Артур? — ухмыльнулся тот. — Я теперь Номер Четыре.
Он наставил пистолет на Максима и выстрелил. Пуля пробила тому колено, и Максим повалился на снег, вопя от боли.
— А ведь ты мне не сказал всей правды, — сказал Артур, подходя ближе. — Мне пришлось восстанавливать события по старым документам и перепискам, ещё сохранившимся на отдельных компьютерах станции. Когда-то давно ты в составе группы беженцев обнаружил это место. Заброшенная научная станция. Вы думали, что вас не найдут, и решили здесь обосноваться. Но вас, конечно, сразу обнаружили. Ваши партнёры с Запада. Те, что внедрили и курируют проект «Сомниум» на территории бывшей России. Те, что когда-то победили Россию и раздробили её на части.
— Что тебе нужно? — прошипел Максим, держась за колено.
По штанине расползалось пятно крови.
— Вместо того, чтобы убить вас или вернуться в колонии, — продолжал Артур, — они увидели в вас неплохой потенциал и предложили работать. Дали испытательный срок, и вы из шкуры вон лезли, чтобы не возвращаться обратно. Регионы, на которые поделили Россию, только жители называют микрогосударствами, странами — для иностранцев это колонии. Но вы, вчерашние беженцы, придумали и другое название — Заповедник. Ведь вы презирали своих соотечественников и считали их животными, быдлом.
— Бывших соотечественников, — возразил Максим.
— Да ну? А гражданином какого государства ты стал?
Тот не ответил.
— Ведь никому из вас так и не дали гражданства в другой стране, не так ли? — продолжил Артур. — Вы застряли тут на годы, выполняя приказы своих западных хозяев, в надежде, что когда-нибудь вам разрешат к ним присоединиться. А вам всё обещают и обещают. И с «Гипносом» то же самое. Вы придумали новое оружие, которое поможет контролировать людей по всему миру, а вас так и не выпустили с острова.