Сон есть реальность. Книга 1
Глава 1
Тяжелые металлические колеса летели по железной дороге сквозь лесной пожар. Деревья, объятые огнем, кричали о помощи, склоняясь к рельсам. Пламенные вихри сносили все на своем пути. В высоких елях можно было невооруженным глазом рассмотреть отчаяние, а чахлые и скромные березы молча принимали свою участь и почти мгновенно исчезали в красном зареве. Кроткие, тихие создания, они не заслужили такой кары, у них нет вины перед слепым огненным орудием смерти. Дьявольские пляски пламени, украшенные стрекочущими искрами, двигались размеренно за ветром.
Макс спал в салоне «Ласточки», крепко вжавшись в синее кресло. Он упал в сон с самого отправления поезда, потому что минувшая ночь оказалось очередным застольем и встречей с невыносимыми друзьями. Теперь же он ехал к родственникам в небольшой городок, где вырос и закончил школу, дабы рассказать им о важном событии. Но рассказчик немного позже введет читателя в курс дела. Все, что вам нужно знать сейчас: Макс спит в поезде, несущимся на полной скорости через огненную бурю с сотнями перепуганных людей, и этот юноша не знает, что творится за окном. Макс лишь осознает, что сейчас он внутри сна, который не дает ему покоя уже несколько дней подряд, и этот кошмар разрастается с чудовищной силой, увлекая все глубже в свои переплетения и тайны.
В окне показалось сначала пурпурное солнце, оно залило свечением огромную северную столицу Отторской Империи. Небо над городом служило большим полотном для птичьих маневрирований: стаи черных воронов грелись, нежно порхая в туманной дымке перед долгими полетами в соседние города и земли. Первые вздохи, первые после сна открытые глаза ждали второе солнце, чтобы окончательно сбросить с себя сновидческую реальность, завладевшую сознанием после кропотливой работы. Сон называли в Империи отдыхом, но юноша никогда не мог насладиться им из-за частых кошмарах, о них нельзя было рассказывать.
— Юстус, не нужно ждать второго солнца, чтобы открыть глаза. У тебя сегодня важный день, можно и пораньше встать с постели, — произнесла невысокая женщина в дорожном черном платье. — Я уеду через час, мы не успеем проститься, если ты не встанешь до второго восхода, то…
— Да, знаю, то увидимся только через год. Мам, я не спал, — из-под одеяла вынырнул юноша с непослушными медными волосами. Его наружность не была лишена очарования, а голубые глаза, казалось, светились даже в утренней неге.
Мадам Гросс присела на кровать и попыталась руками причесать несколько прядей, но сын тут же заколол волосы.
— Сегодня бал в твою честь, не смей тихонько скрыться, когда приедет министр наук. Обещаешь?
— Зачем мне от него скрываться? Это мой шанс на поступление в юридическую академию, — он скорчил рожицу, — Так хочет отец, так хочешь ты. Но я все же хочу иначе распоряжаться своим будущим.
— Знаю, поэтому и советую тебе не выкинуть какую-то дрянь во время его визита. Тем более он приедет с хорошенькой дочкой. Говорят, она очень красива, но одно ухо немного больше, чем должно быть.
Юстус встал с кровати, распахнул дверь балкона, откуда на него тут же устремились потоки прохладного ветра. Юстус в такие моменты чувствовал себя по-настоящему живым и охотно верил в то, что его заветная мечта сбудется. Мечту свою он бережно хранил внутри, и о ней никогда серьезно ни с кем не говорил, даже от приятелей и так называемых друзей старался огородить. Мечта — это великое таинство, великая идея. И если она проникла в человека, то ни одна сила не способна ее разрушить, великие идеи, как стаи воронов, кружатся над городами и выбирают молодые души для свершений.
— Ты меня слышишь, Юстус? Родной, нужно серьезно относиться к своему будущему, ходить в храмы с чистым сердцем и по зову души, а не когда сослуживцы отца за столом выскажутся о твоей безбожности, — мадам Гросс от переизбытка чувств побагровела, ей приходилось поучать сына каждый день, и это вошло в отчаянную привычку.
— Вы же с отцом не верите в прародителей. Так почему заставляете меня служить в угоду общественным одобрениям?
Ворон приземлился на маленький балкончик, оглядел его мраморные белые колонны, попробовал на вкус темно-алый цветок вьюна и сорвался с места, истошно вопя, словно созывая своих собратьев на бой.
Мать Юстуса обняла сына крепко со словами:
— Даже ворон приземлился по строгой необходимости. Не забывай, что любая мелочь уже была задумала еще до того, как все мы появились на свет. Увидимся скоро, Юстус, — Анетт Гросс, вытерла еле заметные слеза на распухших веках и добавила. — Надеюсь, ты понравишься министру.
— Да, и завладею сердцем его дочери, что та будет до смерти меня любить и убиваться от неразделенного чувства. И от этого сердце мое будет наполняться радостью, что меня так искренне любят. А я в свою очередь буду ходить по ресторанам с миленькими актрисами, обещать им всеимперскую и всемирную славу, и никогда не исполнить их просьб, потому что их гнилые сердца отравляют мужчинам жизнь, и сами эти молодые девчонки утопают в своем трупном яде.
— Мой милый, я знаю, что ты это не серьезно говоришь, но, пожалуйста, хотя бы сегодня не ходи к своим актрисам. Сегодня нужен чистый разум, а эти девушки, действительно, скоро отравят твое сердце.
Юстус отвернулся к стене, увешанной картинами видов северной столицы:
— А может, уже отравили. Я без слез порой на них не могу взглянуть.
— Мне пора, родной. Будь сегодня настоящим сыном своих родителей.
На восходе второго солнца Юстус покинул поместье и отравился в центр города на первом пойманном экипаже. Чтобы не выделяться в толпе, он собрал свои жгучие волосы в пучок по последней моде и зализал их коричневым лаком, даже немного припудрил лицо, чтобы скрыть выдававшие его веснушки.
Город расползался по холмам, как сбивчивая, неуклюжая материя. Темные ассиметричные крыши устремлялись в розовое небо. Вычурный, совершенно не имеющий архитектурного стиля, город калечил и выжигал глаза пестротой.
— Представьте себе господин, ночью сегодня то и дело в южной части стрелял и стреляли — так городовой передал, говорит, отправили туда целый отряд разбираться, ответов пока никаких. В утренней газете вряд ли напечатают, у нас нынче про происшествия мало что-то стали писать, — жаловался кучер, без конца оборачиваясь к Юстусу.– У меня же жена в юном районе и дите малое. Ворона послал туда — пока никто не ответил. А самому без заказчика ехать не дозволено туда.
— А что за выстрелы? Городовой подробнее не рассказал? — заинтересовался молодой человек, так как в южном районе располагалось поместье Бургов. Со старшим сыном господина Бурга, Фридрихом, младший из Гроссов приятельствовал и изредка выбирался в игорный дом, переодевшись в мелких чиновников. Об этих проказах ходили слухи по всему городу, но юношей не могли поймать за непотребствами ни отцы, ни городовые.
— Господин городовой сказал только, что опять всякий сброд напился и подрался. Но что-то больно много сброда развелось. Не верю я в это. Люди шушукаются, женщины по вечерам все реже стали прогуливаться. Детского смеха больше по вечерам не слышу. Не к добру. Да простят меня боги за такую болтовню, — мужчина натянул шляпу, чтобы немного спрятать глаза от двух солнц.
— Значит, вестей еще нет, — проговорил Юстус, — а почему вы сомневаетесь, что это сброд? Неужели картежники не могут после игры перестрелять друг друга?
— На картежников такие отряды не высылаются, господин. Я говорю о другом сброде. О тех, кто императора нашего ругает, свергнуть хочет. О тех, кто о магии только и думает, как бы ее, простят меня боги, подчинить во всей силе.
— Вот вы про кого толкуете? Все это детские игры, — Юстус посмотрелся в небольшое карманное зеркальце, выискивая бледные следы от веснушек.- Никто по-настоящему не желает падения императора. Ну, допустим, не будет императора…
— Что вы, сударь, господин, помилуйте. Что вы такое говорите! — возмутился кучер и стал шептать себе под нос молитву для всех богов-покровителей.
Лошади мчались вниз по улице, юноша поприветствовал городового. Улицы уже налились светом, туман медленно таял. Кое-где в домах распахивались окна, мужчины выкуривали первую сигарету, под двери почтальоны тихо клали утренние корреспонденции и посылки.
— Я лишь предположил, уважаемый, а вы уж сразу в молитву бросились. Нужно всегда прикидывать разные сценарии, а не за сердце хвататься.
— Да как тут за сердце не хватиться, милый господин, не будет нашего императора и вся империя падет. И все мы под тварями смердящими будем ползать и корчится. А кого эти звери не съедят, то будут мучить, пока вся кровь не выльется. Так в нашей Черной книге сказано, — мужчину охватила страсть рассказывать о конце времен Отторской империи. Простолюдины, по наблюдениям Юстуса, всегда с невероятным упоением рассуждают о конце света, и всякий раз после длительного экстаза и кровавых россказнях, они прикладывают руку ко лбу, выпрашивая у богов милости не умереть сегодня за упоминание зла в речах.
— Про эту черную книгу слышу каждый день, — пробурчал Юстус. Извозчик гнал лошадей, словно их экипаж преследовали смрадные чудища. — Каждый день в храме зачитываем, что гореть нам всем в адском пламени.
— А что после смерти нашей будет? Почему в Черной книге об этом ничего не сказано? — кучер громко спросил.
— Это лучше у наших ученых-магов спросить. Не зря же они питаются за счет налогов граждан, должны же за такие жалования хоть как-то продвинуться в своей науке, — Юстус покрутил в руке мундштук и закинул в карман брюк.
— Злой вы какой-то, господин, обиженны на что-то. И ладу нет в вашей голове, — проговорил шепотом мужчина, и Юстус, как и полагалось, не услышал этих слов.
При входе в «Актерский дом» Юстус огляделся по сторонам. Никого из знакомых не увидел на залитых солнцами улицах, лишь владелец бутика материй прибивал вывеску, но и тот его не заметил. По площади лениво расхаживали юные попрошайки, еще толком не открывшие глаза, но уже желающие собрать хотя бы на хлеб. Раньше Юстус сыпал им в ладони мелкие монеты, пока не услышал от друга: «Ты благословляешь их на нищету, а мог бы на