Сидящие рядом попытались уговорить девчушку не высовываться, но из нее продолжали сыпаться вопросы.
Губин вздохнул. Зал угомонился, никто не смел двинуться с места.
— Гвардеец из черной гвардии носит черный мундир и черный кожаный плащ, это элитное формирование борется с революционерами, темными магами. Но в высшее общество не входят.
— А почему не входят? -поинтересовался другой мальчик.
Губин раскраснелся, сделал глубокий вдох, еле сдерживая свой гнев:
— В это формирование входят люди в основном из среднего общества, поэтому высшее общество для них закрыто, даже если кто-то из гвардейцев возьмет в жены девушку дворянских кровей. Для молодой дворянки такой брак будет унижением и изгнанием из света.
У поместья Большаковых снова стояла полицейская машина. Молнии зловеще копошились в небе, как клубок мерцающих змей.
— Опять пропали люди? Вы куда смотрите? Что в этом городе вообще происходит? — кричал Максим на майора. — У меня к местной полиции слишком много претензий.
— Успокойтесь, я задаю вам формальные вопросы — вы отвечаете. Что вы нервничаете, Максим Арнольдович?
Макс пожал плечами и попросил выйти из столовой близких. Миша в этот момент в комнате на верху бродил из угла в угол и рассуждал вслух: «Если кузена прессует полиция, значит, на него имеется наводка. Очевидно, что все пропавшие и покончившая собой Света, были четким планом. Он продает людей в рабство, и, скорее всего, Света заподозрила что-то неладное». Он думал в том же ключе, пока окончательная мысль не привела его в восторг — мальчишка выбрался через северное крыло дома, тайком стащил велосипед и сбежал.
— Вы спросили меня: знал ли я Светлану, знал ли я мужчину с его дочерями, а теперь к ним добавилась какая-то учительница. Да не помню я такую, я половину своих одноклассников-то забыл, а вы мне про учителку какую-то толкуете?
— Не про какую-то, Максим Арнольдович, а про географичку вашу.
— У меня их несколько было, но имена и фамилии не вспомню, все либо пили, либо плевали на занятия. Как такое в памяти удержать? Хорошее-то забывается моментально, а тут я еще должен каких-то…погодите, стоп-стоп!
Макс осторожно придвинул к себе фотографию женщины. Со снимка на него внимательно взирала немолодая дама с вздернутым носом, уголки ее губ скривились в легкую ухмылку. Копна волос напоминала боевой корабль. И весь образ ее казался большой иронией природы.
— Припоминаю, она жуткую историю нам рассказала как-то в классе, — заявил Макс.
Полицейский спрятал фотографию в папочку и аккуратно отодвинул ее на край стола. За окном шуршал ветер, подстрекая птиц к музыкальной агонии.
— И какую же историю она вам поведала, что она у вас в подкорке мозга отложилась?
— Обычная история из ее молодости. Однажды она собиралась в школу, вроде бы, на свой первый урок и тут вдруг стены затряслись, посуда в серванте принялась скакать и прыгать от подземных толчков. Она обхватила себя и принялась читать какую-то молитву. И все успокоилось. А когда вышла на улицу, то обнаружила, что вместо дня бордовая ночь и на небе приколотая к облакам красная луна, вся она переливается и волнуется. А учителка смотрит на нее, поражаясь и говорит вслух: «Это самое чудесное, что я видела в своей жизни, даже северное сияние не сравнится с этой картиной». И через мгновение все исчезло. Показалось ясное небо, застрекотали последние кузнечики.
— Фантазерка она была, это правда, — наморщился полицейский и принялся без обиняков рассказывать зарисовки из практики, словно он к Большаковым приехал на семейный ужин, а не по долгу службы. — Между нами, Максим Арнольдович, да весь город об этом знает. С головой у нее не все в порядке было. Как-то звонит к нам в отдел, что у нее люди чужие дома. Говорит, мол мужчина в черном костюме спит на полу возле батареи, греется, никак не может в себя прийти, а под окнами у подъезда девушка в синем платье. Каждую ночь приходит и камни бросает в окно. Думаю, ладно, поедем на вызов, открываем дверь, а она нас с ножом встречает, ей показалось, что мы -воры или шарлатаны. Шепчет нам: «За этой дверью опять мужик, он как-то проник в квартиру снова, вчера вышел через окно, но опять здесь». Мы открываем дверь, а там никого нет, только груда старых тряпок у батареи, а она как начнет визжать, что зарежет его. Всю душу ей вымотал, говорит, но мы ей подыграли, сымитировали, что наручники надели и вывели. А она потом, когда мы уходили, в дверях ухмыляться стала: «Издеваетесь вы надо мной, он в шкафу сидит, а вы клоунаду устроили». Дверь захлопнулась. Но она с тех пор нам больше не звонила.
— А девушка, которая ей в окна бросала камни? — задал вопрос юноша. Он ощутил странное шевеление в его сознании: все это уже видел, слышал неоднократно, будто история существовала в нем еще до рождения и тотчас вынырнула из глубокого океана, и теперь разливалась как черная нефтяная пленка по воде.
— Мы ничего не нашли, камеры тоже не записали. Очевидно, что больной человек.
Максим хотел согласиться с этим выводом, но решил не торопиться поддакивать: «Это может быть проверкой, тебя пытаются разговорить».
— Но хорошо, что вы вспомнили учительницу. Аглая Михайловна…у моей дочки генерала вела географию, та в восторге от нее была. После перемены всегда с красным носом из коморки выходила и навеселе.
— И такое вспоминаю тоже.
— Так вы не видели ее после того, как приехали?
Миша судорожно крутил педали, дыхание сбивалось. Изнуренные сильными порывами ветра и встречной пылью глаза видели лишь очертания долгих широких улиц. Пространство расплывалось, затем сбивалось в пульсирующую сферу. Колеса катились сами собой за город, минуя фабрики и заводы. Миша скатывался с холмов, затем забирался на них снова, пока не настиг деревню с заржавелым знаком. В пустующем поселении было зловеще тихо, лишь вороны беззвучно парили в холодном воздухе.
Мальчик пробрался в поросшую крапивой и кустарниками улицу, где в последний раз ступала нога его кузена. Вокруг него колесили следы от больших и маленьких ножек на глиняной почве. В костел он побоялся войти, но зачем-то перекрестился и продолжил жадно искать заветный дом.
— Нет, не видел, — пожал плечами Максим. — Я приехал к дяде, чтобы уладить свои финансовые дела, а тут все эти истории на меня навалились. И, кажется, вы думаете, что…я как-то, не знаю, связан с этим.
Макс полагал, что на полицейском прослушка и любое неверное слово могло подвести его за решетку.
— Аглая Михайловна ехала с вами в поезде.
— Что? А откуда она возвращалась? — удивился Максим.
— Неужели ее не помните? Странно. Если бы не на снимке, а воочию увидел свою школьную учительницу, то тут же нахлынули воспоминания. А вы стоически игнорировали и дурака корчили. Не знаю, не помню, — передразнил полицейский. — Как же вы так не помните, вы ведь ехали в одном вагоне.
— Я спал всю дорогу, — отозвался Макс, попытавшись встать из-за стола, но полицейский дал понять, что хозяин во время разговора он, хотя это был не допрос, а всего лишь «дружеская беседа». — И ничего не помню. Помню, что мужчина напротив меня, как я проснулся перед выходом, капал себе успокоительное.
— Какой мужчина? Вы ехали с Аглаей Михайловной одни в вагоне, — закричал полицейский. — Не стройте из себя невинную овечку, Большаков!
— А вы не воображайте себя пастухом, — огрызнулся Макс.
За окном накрапывал дождь, и вокруг огромного поместья прохаживался Константин Дмитриевич, за ним следом — его верная Шурочка и домашние в виде прислуги.
— Костя, дорогой, наш мальчик ни в чем не замешан, я уверена, эти разговоры для проформы, я вчера расклад на картах сделала.
Большаков махнул на нее рукой и зашагал еще быстрее, ковыряя тростью землю и одаривая зелень избиениями.
— Они что-то мутят, понимаешь? Кирсанова, прокурора сняли в марте, за ним федеральный судья полетел, месяц назад сменился и начальник в полиции, если ты подзабыла. Там, наверху, всех наших друзей отсюда вымели. Думаешь, менты в нашем особняке из-за Макса?
— Совесть твоя не чиста, поэтому ты извелся, -вздохнула Александра Николаевна.- Как уж на сковородке выплясываешь.
— Дело серьезное! Если они начнут копать под меня, всему придет конец, как ты не понимаешь.
— И что ты предлагаешь сделать?
— У меня нет идеи, кроме как убедить Макса уехать. Денег ему уже перевел, этого хватит на его свадебную авантюру. Милая моя, задай себе вопрос «почему он все еще здесь?»
Смех полицейского полыхал, вырывался изо рта грязными столбами ядовитого дыма, ему казалось забавным, что Максим стал сомневаться в своем сознании, он только что пытался его убедить в ложной реальности, и тот почти попался. Разъяренный Большаков вылетел из столовой с криками:
— Вы издеваетесь надо мной. Думаете, мне плевать на исчезновения. Ошибаетесь, у меня родные в этом городе, я каждую секунду только и думаю о том,что с ними может случиться та же участь, что и…
— Так, какая участь? Самоубийство? Исчезновение без следа? Или попытка суицида? Аглая Михайловна ночью попыталась наложить на себя руки, выпив целую пачку снотворного. Врачи чудом ее спасли, всю ночь боролись за ее жизнь, а утром кто-то перерезал ей горло в палате. Теперь Аглая Михайловна в тяжелом состоянии. Как думаешь, кому могла помешать эта женщина?
— Я-то откуда знаю, товарищ майор? — Макс держался из последних сил, но гнев выступал вместе с потом. — Вы в этом городе страж порядка, знаете всю его подноготную, а я здесь пребываю всего лишь несколько дней после долгого отсутствия. Не знаю, может, все эти пропавшие, умершие — сектанты. Вам не приходило в голову, что прямо у вас под носом тайная организация или культ?
После этих слов в столовую ворвался взъерошенный Константин Дмитриевич вместе с Шурочкой, она осматривала столовую в надежде, что ничего не пропало, и каждая вещь стоит на месте.
— Вы закончили свою дружескую беседу? — осведомился хозяин поместья.
— Да, закончили на сегодня. Максим Арнольдович, вы подали очень интересную идею. Мы ее обдумаем сегодня же на вечернем собрании. Всего доброго.