Шурочка прошла в домашнюю галерею, где висели ее картины. Изредка она предавалась в этой комнате творческим изысканиям: в уголке скромно стояла арфа, а посередине комнаты огромный рояль меблировал часть пространства, ни разу не открытый, устланный пылью. Но Шурочка утешала себя существованием этого места. Ее маленький храм, ее обитель. Куда почти не проникал свет, где самые отвязные бесы могли найти пристанище, висела большая картина. В ее пространстве находились: три солнца, молодой человек — по его чертам лица можно было предположить возраст, около тридцати — и огромное дерево, заслоняющее огненные диски.
Молодой человек смотрел с картины уверенно, с вызовом и манил за собой.
— Кто же ты? — вечно задавала этот вопрос Александра Николаевна. Она любовалась портретом каждый вечер и вела с ним беседы.
— Мой сын пропал, — начала свой рассказ Шурочка. — И мой муж взъелся на меня, всю дорогу в отделение говорил, что я ужасная мать, эгоистка, что я всю себя отдала чужому ребенку, вырастила из него тупое создание. Макс же не пошел ни в бизнес, ни даже в какие-нибудь айти-компании. Он проматывает деньги отца, который, можешь себе представить, приютил сыночка сразу, как тот выпустился из школы. Оставил ему квартиру в центре столицы и укатил за границу. Для нас Арнольд давно уже мертвец. Ненавижу его. И за то, что сына взвалил на нас и просто ненавижу за все. Мы пытались быть родителями не только нашему чаду, но и Максу. И мы его любили, возможно, и сейчас все еще питаем к нему любовь. Но наш сын пропал после того, как Макс что-то устроил в городе. Он не может без каких-то переделок, уж поверь, Незнакомец. А мой глупенький сынок, наверное, расследует что-то. Сердцем чувствую, что если бы не Макс, ох, это недоразумение, то ничего бы в городе не случилось. Ведь, когда он уехал, в городе стало спокойно. Прекратилась вся чертовщина. Да ты помнишь, я рассказывала тебе обо всем. Ты хранишь мои рассказы. И я тебе очень благодарна.
Алиса и Макс шли пешком через заросший сад, они искали брешь в ограждении, через которое пролезла девушка со стороны леса.
— Не поймешь, где сад, а где лес, все давно срослось, а эти каменные развалюхи только добавляют соблазна пролезть к твоим родственникам, — сказала девушка.
— Они злятся, считают, что я втащил Мишу в какую-то авантюру. А я думаю, он умный парень и знает, что делает.
— И что же он делает?
— Играет в сыщика…нет, кажется, я знаю, где он.
Алиса завела машину, оставленную возле леса. Ветки поцарапали переднее стекло, прилепили скользкие листья к дверцам, будто защищая автомобиль он чужих глаз.
Макс заметил в салоне множестве рук Мариам, они были почти всюду, даже приклеенные к рулю.
— Нечего так не меня пялиться, это еще не самое странное, что можно увидеть в жизни.
— А что, к примеру? — Макс закурил.
— Я видела сегодня утром странный сон. Рыжеволосый парень вышел из кареты и увидел, как тянется длинная процессия, пробирающаяся к небольшой площади.
Били фонтаны. Утренняя сонливость снималась колокольным звоном. Приходилось спать на ногах и видеть сны с открытыми глазами. Но Юстус не спал вторые сутки, и поэтому колокольный звон звучал для него колыбелью. Какой-то мужчина в белом пиджаке с модной брошью похлопал его по спине:
— Выше нос, приятель. Никакого сна. Сейчас ты увидишь, кажется, что-то интересное.
Черные гвардейцы окружили фонтан. Из середины людской толпы показались люди с мешками на головах. Грязные, измотанные, вонючие, побитые. Их было около 20 человек. Статный мужчина лет 30 на черном коне приказал расставить грязные тела вокруг фонтана.
— Эти люди не достойны жизни, и смерти не достойны. Но второе для них более подходящее, милосердное.
Юстус попытался протиснуться в толпе, чтобы лучше рассмотреть задержанных. Тем временем несколько черных гвардейцев обнажили лица преступников. Все как один были избиты, изуродованы до неузнаваемости.
Молодой человек скинул перчатку с левой руки, обнажив пылающий красный перстень, взмахнул рукой — головы полетели с плеч прямо в фонтан, оторвавшись с гадким треском. Кто-то из детей в толпе зарыдал. Вода моментально окрасилась в ржавый цвет, брызги полетели в собравшихся граждан, но лица в толпе были сонными и пустыми. Лишь несколько молодых людей в свежих костюмах в ужасе отшатнулись.
— Пусть привыкают, — обратился парень к своим товарищам, восседая на черном коне. — Эти люди готовили против нас страшные действа. В их квартире нашли запрещенную литературу и взрывчатку, а их товарищи по братству разграбили, обесчестили и уничтожили северную столицу. С этого дня во всех городах введен усиленный контроль: библиотеки, как и салоны, будут регулярно проверяться, пресса и книжные лавки тоже попадают под наши проверки. Просим всех подданных империи проявить бдительность. А теперь можете расходиться, все боги нас берегут!
— Все боги нас берегут! — проскандировала толпа.
Юстус заметил в первых рядах толпы девушку в иссиня-черном платье с кружевной шляпкой в руке, она с ухмылкой рассматривала молодого человека, только что закончившего речь. Юношу поразили правильные черты лица, светлые волосы, аккуратно собранные под костяной заколкой, большие перстни на ее тонких руках — все это придавало образу особое очарование. Незнакомка, казалось, была создана особенными созвездиями, неизвестными богами, которые по ошибке доставили ее на эту кровавую бойню.
«Необычайная, мистическая и потаенная сила заперта в ней», — подумал Юстус, и глаза его наполнились слезами.
Девушка украдкой взглянула на Юстуса и отвернулась, что -то прошептав своему спутнику, молодому мужчине, очень походившего на нее.
«Ее брат?» — тут же пронеслось в голове юноши. Ему хотелось быть нужным и значимым для нее. Он потерял всех и желает вновь кого-то обрести. Но как это бывает с мимолетными влюбленностями на площадях, Юстус отпустил все мысли о молодой особе, когда гвардейцы выпроводили всех с места казни.
Через час он уже рыдал в новом доме своего дяди и проклинал революционное движение. Он стоял на коленях перед гравюрами с изображением богов.
«Я не буду бояться, я обрету мужественность и уничтожу всех врагов, — обратился он к богу войны. — Я изобрету оружие, и уничтожу всех. Все мои враги сгорят в праведном божественном пламени».
«Я не забуду о любви никогда, я пронесу любовь к отцу и матери через всю свою жизнь», — обратился он к богине света, но вдруг оборвал свою мысль.
«Мама ведь уехала из города еще до его падения. Значит, мы скоро с ней свидимся! — обрадовался Юстус внезапной мысли. Он молился богине света и благодарил ее за благость, подаренную ему свыше, за ясность и надежду. — Свет есть любовь, есть жизнь. Мы живы, пока тьма ее не объяла».
И сделалось ему благостно, и позабыл он о других богах, никакие мысли больше не посещали его до самого рассвета.
— И что потом? — задумался Макс, пока они ехали по пустой трассе в деревню.
— Этот парень поступил в магический университет. Видел бы ты, какой он шикарный, настоящий замок. С башнями, каменными лестницами. И как много там учеников. Настоящая сказка.
— Давай-ка ты лучше следи за дорогой, а то мы чуть зайца не сбили. Когда я был маленьким, — после небольшой паузы Макс решил поделиться внезапно нахлынувшим воспоминанием,- дядя брал меня на охоту. Отвратительное зрелище. Съезжаются люди со всех концов области и шастают по лесам с оружием. Стрельба бесконечная, бедные животные загнаны в ловушку. Сами охотники бухают страшно, некоторые привозят своих пассий и жен, и те готовят, фоткаются с изуродованными мертвыми животными. Помню, как я стою у нашего внедорожника, а передо мной разделывают тушу лося. Дядя достает сердце, а оно еще пульсирует, кровь стекает с него медленно, как густая жижа. А я смотрю на это зрелище и представляю, как точно так же достают мое, показывают всем: «Взгляните какое большое, аппетитное!» И затем кидают в черный пакет.
— Тебя травмировали эти взрослые вылазки в детстве. Сколько тебе тогда было? — Алиса следила за дорогой и животными, коих было большое количество на обочине.
— Где-то семь. Помню еще кое-что. В компании был мужчина с огромным рюкзаком. Кожаный плащ у него еще был достаточно увесистый. Мой дядя называл его карателем и всегда шутил над ним по злому за то, что он немец. Но тот не обижался, а фыркал себе под нос что-то и песенки напевал. Он впервые со мной заговорил, когда мы через год собрались на охоте. Не поверишь, я продолжал ездить, чтобы стать настоящим мужчиной. Константин Дмитриевич считал, что охота выбивает из мужчины мягкость. Но этот немец так не считал, он сказал: «Каждый жесток, и его развлечение — это арена, где он может выпустить своих демонов. Выпустить и освободиться». Этот немец, разжигая костер, обратился ко мне: «Люди добыли огонь, потому что им было страшно». И я ему тут же сказал: «Я не знаю, как определить, какие демоны меня населяют, как я могу их выпустить?» Он удивился, что я начал в столь раннем возрасте думать о пороках, в которых не мог себя еще подозревать.
— И что он тебе ответил? — Алиса свернула на песчаную дорогу. Фары осветили брошенный Мишей велосипед рядом с информационным знаком.
— Не помню. Много чего не помню.
— В детстве можно похоронить плохие воспоминания. И лучше их не выкапывать,
Алиса вышла из машины, за ней проследовал Макс.
— Откуда у нас одни и те же сны? — задумался Макс.
— Мы выросли в одном городе, в одной среде.
— Нет, это все не имеет никакого значения. Эти сны должны были сниться только мне.
Алиса достала из сумочки пистолет и сняла его с предохранителя.
— Ты же не единственный человек, которому может что-то сниться, — Алиса открыла входную дверь, Макс подсвечивал ей путь фонариком. Свет прорывался через темноту, обнажая предметы в ней.
В доме никого не оказалось. Камин покоился, будто к нему не прикасался никто за последние несколько лет.