Для принцесс отвели во дворце целый этаж. Многие из принцесс приехали и поселились во дворце еще за долго до срока. Их сопровождали гувернантки и фрейлины. В отведенных для них комнатах было шумно и весело и так пахло духами, что даже было слышно в саду…
Совершенно неожиданно приехал на своей палке и колдун. Он объявил королю и королевичу, что один он только знает, о чем говорят алмазы в погремушке и, значит, без него дело обойтись никак не может.
Его поместили в старой полуразвалившейся бане.
Раз утром, отправившись на колодец за водой для королевича, скоморох увидел, что дверь бани отперта.
Он заглянул в дверь. Баня была пуста. На столе, около кровати колдуна, стоял его колпак и лежала хорошо знакомая скомороху толстая книга… Должно быть колдун надолго перебрался во дворец, если захватил с собой и книгу.
Скомороху захотелось взглянуть на ту страницу, по которой он когда-то ползал в виде комара. Он вошел в баню и стал перелистывать книгу. Совсем случайно обратил он внимание на одну запись в книге… В этой записи, сделанной на полях красными чернилами, говорилось о том, как колдун, несколько рыцарей, из оруженосцев и других прекрасных девушек превратил в шахматы и шахматы подарил королю. Тут же находилось и заклинание, посредством которого люди, превращенные в шахматные фигуры, могли снова стать людьми.
У скомороха была хорошая память и он слово в слово заучил заклинание.
Всем во дворце была известна история королевских костяных шахмат… Заклинание скоморох заучил на всякий случай, решив потом на свободе обдумать, хорошо ли он поступил, заглянув в чужую книгу?
Во всяком случае он не сомневался, что заклинание может пригодиться несчастным рыцарям, их оруженосцам и двум девушкам, превращенным в шахматные фигуры.
Погоди же ты, старый шут, — подумал он, — устрою я тебе штуку.
Конечно, он никому не сказал о том, что делал в бане.
Он вернулся во дворец, помог королевичу умыться и одеться, и затем лег в своей каморке на кровать и стал смотреть в потолок.
Одни люди, когда обдумывают что-либо, садятся в кресло и кладут ноги на стол, как, например, англичане, другие ходят по комнате из угла в угол и смотрят себе под ноги, а скоморох ложился в таких случаях на кровать на спину и глядел в потолок.
Он соображал, как бы ему проникнуть незамеченным в комнату, где находились костяные шахматы. Минут пять он лежал на кровати, потом по своему обыкновению приставил палец к кончику носа и сказал:
— Э, пойду я туда ночью, когда все спят.
И вдруг прищурил один глаз и засмеялся в первый раз после того, как перестал быть скоморохом…
Он смеялся один в своей комнате:
— Гы-гы-гы…
Ни дать, ни взять, как пять лет тому назад, у колдуна под окном.
Ему стало весело от одной мысли, хоть чем-нибудь насолить колдуну.
Дождавшись ночи, он снял сапоги и в одних носках, чтобы не делать большего шума, отправился в шахматную комнату.
Он захватил с собой потайной фонарь и, при помощи его, освещая то один, то другой уголок шахматной комнаты, живо нашел столик с шахматной доской и расставленными на нем костяными фигурками.
— А ну-ка, — сказал он, — попробуем.
И стал читать заклинание.
Заклинание состояло всего из нескольких слов. Когда он его произнес, со столика, сначала кряхтя и зевая, слез старик оруженосец, потом спрыгнули сразу три оруженосца помоложе. Оруженосцы помогли сойти со стола рыцарям, а рыцари двум девушкам.
Труднее всего было свести со стола коней: они храпели и били копытами о край стола.
Труднее всего было свести со стола коней.
Скоморох, на происходившее перед ним глядел, вытаращив глаза и открыв рот.
Правда, обратное превращение фигурок в людей и коней совершалось постепенно, и не вдруг, — но все-таки невероятным казалось, как и откуда могло появиться на шахматной доске величиной в пол аршина, такое количество народа и столько лошадей?
Вспомнив, впрочем, что в дело замешано колдовство, скоморох перестал удивляться и, поклонившись рыцарям, сказал:
— Благодарите Бога, что мне удалось побывать в бане, когда там не было колдуна.
— А ты кто? — спросили рыцари.
Он ответил:
— Главный слуга его высочества. А раньше я был портным.
И в свою очередь спросил:
— А знаете ли вы, как вы сначала были рыцарями, а потом стали шахматами?
— Знаем, — сказали они. — А они где?
— Кто?
— Колдун?
— Спить.
— А король?
— И король спит. Все спят…
Должно быть рыцари так привыкли быть шахматами, что сейчас чувствовали себя, сразу видно, что немножко не в своей тарелке. Один из них; даже по старой памяти сел на стол с шахматной доской, хоть оруженосец и говорил ему:
— Ваша милость, но, по-моему, нам нужно как-никак поскорей удирать из этого проклятого королевства.
Скоморох обратил внимание на девушек, казавшихся в их кисейных платьях придворного покроя, настоящими принцессами.
Посмотрев на них, он приставил палец к носу, что, как уже известно читателю, служило признаком посетившей его, какой-либо остроумной мысли.
Через секунду, он заговорил:
— Прелестные дамы, по-моему, вам лучше всего остаться пока во дворце. Сейчас дворец полон красавиц, съехавшихся сюда из разных королевств. Дня через два, какую-либо из них, мой господин, его высочество, королевич, выберет себе в жены. Для них отведен целый этаж. Мне кажется, что вам самое лучшее назваться одной приезжей принцессой, из какого-нибудь тридевятого государства, о котором никто не знает, а другой ее фрейлиной. Я берусь все это устроить как нельзя лучше. Пусть ваши рыцари сведут коней через балконную дверь в сад, и вы отправляйтесь туда же, а я побегу к эконому и если он спит, стащу его за ноги и закричу:
— Вставай, сонный тетерев, приехала из дальних краев еще одна принцесса и ей нужно устроить ночлег.
И, прищурив один глаз, он произнес со смехом:
— Гы-гы-гы, как вам это нравится?
Он еще при этом закинул назад ногу и хлопнул ладонью по пятке.
Девушки, забившиеся было в темный угол и пугливо глядевшие оттуда, как прекрасные цветы, полускрытые темнотой ночи, засмеялись…
— Нет, — подумал скоморох, глядя на них, — ни за что я им не дам пропасть… Ему их вдруг стало жалко. Им едва ли было по пятнадцати лет…
— Хорошо, — сказали они из своего угла и глаза у них щурились от смеха, и на губах тоже дрожал и искрился смех…
— Хорошо, — это умно придумано; это самое то, что и надо, — заговорили и рыцари.
— А вы, — обратился к ним скоморох, будете говорить, что сопровождаете вашу принцессу, и во время дороги и здесь на вас лежит обязанность охранять ее.
Рыцари опустили руки на эфесы своих мечей и щелкнули шпорами.
Это означало:
— Хорошо, мы согласны.
Но рыцари ничего не сказали, а только подержались за ручки мечей и наклонили головы.
Затем один из них пошептался с оруженосцем, и оруженосец сейчас распаковал дорожный мешок и вынул оттуда штуку золотой парчи и штуку бархата.
Подойдя к скомороху, он сказал:
— Вы говорили, что занимались портновским искусством, сшейте же пожалуйста для принцессы и ее фрейлины по такому платью, чтобы им было не совестно показаться среди других принцесс, а то у них видите какие платья; что же касается до моего господина и других господ рыцарей, здесь находящихся, то они готовы отныне служить им до последней капли крови.
— Да, да, — заговорили рыцари и глаза у них заблестели. — Да! До последней капли крови!
И каждый из них подумал, что они опять начинают жить настоящей, когда-то отнятой у них колдуном жизнью, и что вряд ли в целом мире сыщется другая такая принцесса, какая будет у них, хоть ей, может быть, и нет шестнадцати лет и она никогда до сих пор не носила парчовых платьев.
Скоморох как сказал, так и сделал: разбудил эконома и приказал ему именем королевича приготовить комнату для вновь прибывшей принцессы и устроить где-нибудь ее рыцарей.
Целую ночь потом сидел он у себя в каморке и шил парчовое платье. К утру платье было готово, и он передал его потихоньку рыцарям, а те через оруженосца своей принцессе.
Нужно сказать, что рыцари еще ночью, спустившись в сад через балконную дверь и, ожидая там распоряжений эконома, бросили жребий, кому из девушек быть принцессой.
Одну из девушек звали за то, что, когда она смеялась — так от смеха у ней на глазах выступали слезы — Утренняя Росинка.
Жребий упал как раз на нее.
Она опустила глаза, и вся порозовела, как заря. Она была так прекрасна в эту минуту, что рыцарям и вправду показалось, что в саду, обрызганном росою, затрепетали розовые солнечные лучи.
И хотя это было опрометчиво с их стороны, но такие уж они уродились…
Они поклялись, преклонив пред ней колена, что хотя она и не королевского рода — они все равно завоюют для нее какое-нибудь королевство.
И с того мгновения называли ее уж не иначе, как принцесса.
Передав рыцарям парчовое платье для принцессы, скоморох принялся за другое платье бархатное, предназначавшееся для фрейлины.
И едва снес он это платье в помещение рыцарей, как королевич объявил ему, чтобы он больше уж не выходил из своей комнаты.
— Почему? — спросил он.
Королевич ответил:
— Может быть и правда, что в погремушке, подаренной мне колдуном — заколдованные слезы. Возможно, что какая-нибудь из принцесс отгадает это… И я буду потом мучиться, не ты ли открыл ей эту тайну. Конечно, я тебе верна, но повторяю, чтобы уж не осталось никаких сомнений — сидеть то лучше у себя…
А скоморох, именно, уже и собрался было пробраться как-нибудь в помещение принцесс и шепнуть кому надо:
— Так как рыцари провозгласили вас принцессой, то и вы тоже имеете право попытать счастье насчет золотой побрякушки его высочества. Так имейте же в виду, что в ней заключены заколдованные слезы, превращенные в алмаз.
Но нужно было повиноваться.