– А ты что, сама на него планы строишь?
– Я? – мозг пробило пониманием к кому именно меня ревнуют, заставив резко выдохнуть, – Нет!
Видимо вместе с ответом до Симки донеслась и моя искренность. Ее лоб разгладился, глаза в радостной надежде широко распахнулись и словно все лицо осветилось изнутри.
– Честно? – счастливо переспросила она.
– Да он же старый! – честно бухнула я в ответ.
– Глупая ты, Ленка, – ответила девчонка с улыбкой, напомнившей мою бабушку, когда та упрекает нерушимым «Вот доживешь до моих лет, узнаешь», – Большая, но глупая. Разве возраст главное?
– А что главное? – слегка раздражаясь на взрослость собеседницы, переспросила я.
– Отношение.
– Любовь что ли?
– Ой, да не смеши. Что во мне любить-то? Эти два прыщика что ли? – она выразительно дернула майку в районе груди. – Дело именно в том, как человек относится к тебе. Насколько он отзывчив, нежен…
– Господи, Симка, – я оттерла внезапно выступивший пот, – ты мне что, подробности о своих постельных ощущениях поведать хочешь?
– Да причем здесь постель! – девчонка гневно сверкнула глазами, – я говорю о том, как человек к тебе по жизни относится. Тигрэ во мне личность видит. Пусть маленькую и неразумную, но личность! Он заботится обо мне…
– Стоп. Подожди секундочку, – я указательными пальцами сжала виски, пытаясь как-то стабилизировать скачущие в голове мысли, – когда мы встретились, ты очень четко заявляла, что те, кто тягает мелких детей для взрослых забав, все как один подонки…
– А это тут причем?
– При том, что тебе тринадцать…
– Четырнадцать!
– Одна малина.
– Разная! – Симка наклонилась и яростно зашептала мне в лицо, – Я уже не десятилетка, которая не понимает, как именно два мудака могут ее подарить третьему на день рожденье, и что означает «порвать упаковочку». То детство кончилось. Мытьем ли катаньем, оно ушло. Сейчас я уже другая. Да пользованная. Да битая, но… я человек. Женщина, со своими желаниями и потребностями, которой нужен мужик. И не какой-нибудь, а именно этот.
– А как же: «Он как папа»?
– Ну да. Мой отец был тоже большим… В памяти таким остался. И он заботился обо мне. Так что заботу Тигрэ, мне просто не с чем другим сравнить. Но я на него все время как мужчину смотрела. Даже в тот первый раз, когда ты меня привела, не могла не думать о том, как он навалится на меня. Смотрела, как девка на нем виснет и…
– Погоди, – в очередной раз перебила я Симку, – какая девка? Тоже ученица?
– Ну, может и ученица. На ней написано что ли?
– То есть она была одетой не для тренировки?
– Ты по городу тоже в трениках не гуляешь.
– А! Ты их на улице встретила.
– Ну, можно и так сказать.
– То есть?
– Я же говорю, захотелось мне его. А во время тренировки как-то не получилось намекнуть. Пришлось проследить…
– Та-ак, дай-ка мне слегка все упорядочить. Увидев понравившегося тебе мужчину, ты, в силу своей взрослости четко осознавая секс позыв, решаешь проследить за ним, в надежде подстроить нужную ситуацию по ходу дела?
– Так. Только у тебя звучит как обвинение.
– Но, – я проигнорировала ее замечание, – он уже оказался занят, и ты вроде как осталась ни с чем. Так?
– Ну, так.
– Однако теперь ты с ним. И, как понимаю, ни с кем не делишься…
– И не собираюсь делиться!
– То есть ту девицу ты отшила…
– Ну, пришлось кое-что предпринять. Только не надо так смотреть на меня. У них все равно все было не серьезно. Они и так расстались бы. Я только слегка все ускорила.
– А у тебя, значит, все серьезно?
– Да серьезно! Только Тигрэ долго не верил. Я за пару месяцев уговоров просто извелась вся. Но… – девчушка замялась, явно фильтруя подробности их взаимоотношений. Я же, осознав, что хромой Тимур не бросался сходу во все тяжкие, вздохнула с некоторым облегчением. Можно сказать его авторитет, в моих глазах покачнувшись, устоял практически на прежней высоте, поскольку он оказался своего рода жертвой обстоятельств. Ведь эта малолетняя оторва вполне могла взять инициативу на себя и, к примеру, залезть к спящему в кровать. А там дальше уже по шахматному: взялся – играй. Поневоле мужика пожалеешь: влетел в переплет из-за юной идиотки с буйно вызревающими гормонами. И ведь теперь, как бы он ни дергался, его легко можно прищучить. Вот только одно маленькое «но»: запах чувств Тимура даже намека на «отчаянье загнанного в ловушку» не имел. Скорей даже наоборот. Вот уж точно:
…Ах, обмануть меня не сложно,
Я сам обманываться рад.5
Тем временем Симка, закончив обмысливание, выдала:
– Короче, сейчас все утряслось.
Громкое саркастическое «Ха!» вырвавшееся из моего горла заставило практически всех посетителей зала посмотреть в нашу сторону. Слегка смутившись, я все же не удержалась от шпильки:
– Утряслось! Скажешь тоже! Моим врагам такую утряску!
– А тебе-то что? – глаза детдомовки блеснули злобой.
– А что, тренеру, с которым уже год занимаюсь, посочувствовать не могу?
– Да в чем сочувствовать-то? Ты думаешь, если у меня не все округлилась как надо, так я совсем неумеха? – прошипела пацанка, – да я книгу об этом написать могу! А уж Тигрэ изучила…
– Дура! – резко перебила я ее, – он под статьей из-за тебя ходит!
– Под какой статьей? – растерянно переспросила Симка.
– Простой, уголовной. «Развращение малолетних» называется.
– Да ты че? – ее голосок задрожал, – я ж сама к нему пришла. Он ведь два месяца от меня отбрыкивался!
– А суду без разницы. Главное факты. Ты вот несовершеннолетняя, следовательно, вина на нем.
В широко раскрытых глазах малолетки сияло неверие с изумлением, а моя чуйность добавляла краски нарастающего страха. Не за себя, а за кого-то бесконечно близкого. Обернувшись к залу, она посмотрела на своего Тигре, и я увидела, как слезинка прочертила влажную дорожку по ее лицу.
– Леночка, милая, – Симка снова смотрела мне в лицо, – пожалуйста, скажи, что это неправда. Что ты обиделась на меня и решила просто приструнить. Я не обижусь. Честное слово, не обижусь… Только скажи…
– Не скажу… – ответила я, ощущая себя изрядной сволочью. С другой стороны, эта дурочка должна понимать, во что она втравила человека:
– … Мало того ему еще могут инкриминировать изнасилование… – я посмотрела на дрожащую губу собеседницы, вдохнув ядовитую смесь ее горя с отчаяньем и, четко осознав, что избиение младенцев не для меня, постаралась сгладить свои слова, – но как раз от этого твое заявление о добровольном участии может помочь. А вот против обвинения в «растлении», на мой взгляд, единственное средство – это тайна.
– Так ты не скажешь никому, правда? – спросила она со вспыхнувшей надеждой.
– Что она не скажет? – внезапно раздавшийся бас незаметно подошедшего Тимура Рустамовича заставил нас обеих подпрыгнуть от неожиданности. Симка, тут же вскочив на ноги, прижалась побитым кутенком к своему защитнику. Грубая тяжелая мужская рука, очень нежно погладила ее по голове, успокаивая бешенное бурление эмоций.
– Так о чем вас, Лена, просили молчать? – повторил он.
– О неких отношениях, попадающих под уголовный кодекс.
– Понятно, – лицо «Тигрэ» не дрогнуло, – а понятие «Не лезь не в свое дело» вам знакомо? – его голос оставался привычно спокойным, словно он поинтересовался моей учебой, причем только из вежливости.
– Понятие знакомо, – ответила я, стараясь говорить в той же манере, – да вот только жить по понятиям не всегда комфортно…
Легкая улыбка, скользнувшая по губам тренера, показала, что он оценил игру слов, а я продолжила:
– …и если бы не мое вмешательство, Симка не появилась в этом зале.
– Это справедливо, – признал он тем же ровным тоном, – однако стоит уточнить, разговор идет на какой-то интерес или просто «за жизнь»?
Его слова прозвучали так двояко, что я не смогла разобраться, обвинили меня в шантаже или нет. Пришлось ответить в той же манере:
– Основной интерес разговора – душевное спокойствие участников.
– Да, это довольно важный фактор… Кстати, Сём, – он посмотрел да девочку, – я хотел тебя попросить принести, распечатки о соревновании. Пристрой, пожалуйста, небольшую стопочку у входа, около кабинета, раздевалки и туалета.
Симка нехотя кивнула и, одарив напоследок подозрительным взглядом, мол, понимаю, зачем отсылаете, отправилась выполнять поручение.
Дождавшись, когда она отойдет шагов на пять, Тимур Рустамович повернулся ко мне:
– Я так понимаю, речь о шантаже не идет…
– Ну почему же… – начала было я, но меня тут же оборвали.
– Не ерничай… тебе это не идет.
– Хорошо… Тогда расскажите мне сами, какая реакция будет правильной.
– Не знаю, – он тяжело вздохнул.
– Содержательно.
– Но правда. Я всю сознательную жизнь искренне ненавидел педофилов. И вот… – еще один вздох, – влюбился. Я, который всю жизнь смеялся над розовыми соплями, на закате жизни влюбился. И в кого? В недоразвитую малолетку.
– Предлагаете мне вас пожалеть?
– Скорей признаю твое право на любую реакцию.
– Спасибо, – ответила я, постаравшись вложить в одно слово изрядную долю сарказма, и неожиданно вспомнила принца. Смотрела на молчащего в своей твердокаменной манере тренера, а видела… И еще неизвестно с чего абсолютно неуместная мысль: «Вдруг он в меня тоже влюбился? Как этот Тигрэ». А в душе заныло: «Хоть бы приснился что ли…» Пришлось вразумлять себя привычным «А дальше что?» Образ принца развеялся…
– А дальше что? – повторила я уже вслух, глядя в глаза Тимура.
Он как провинившийся школьник, виновато уставился в пол:
– Сам себя все время спрашиваю. Она скоро вырастит и, конечно, бросит меня. Я буду сходить с ума, но мне… – он нервно сглотнул, захлестнув запахом сдерживаемого отчаянья, – ее судьба… будущее важнее. Вот учу… то есть репетиторов нанял, чтоб школьную программу подтянуть. Роль отца хотел… – еще один тяжелый вздох, – но… она хочет большего… – видимо на моем лице отразилось нечто этакое, что он поспешил уточнить, – она хочет быть полноценной хозяйкой. И я просто не чувствую в ней ребенка. То есть мозгами она старше. Разные студенточки, с которыми мне доводилось пересекаться, по сравнению с ней ну чистые дошколята. А она, как-то по-женски мудрее… Я советуюсь с ней, – рассказываю свой день, она дает советы… дельные советы. Строим планы, денежные вопросы решаем… Она даже следит за мной… В смысле одежды и ее чистоты… Ну и за здоровьем… – и снова поспешил пояснить, – у меня диабет… лекарства-диеты…