Я глянула на пол и вздрогнула. «Высоко сижу, далеко смотрю» – оказалось явно не моей мечтою. Столик под ногами, легонько скрипнув, совсем не легонько пошатнулся. Я изо всех сил вцепилась в висящие корни, со страху едва не выполнив все желания своего организма. Никогда, совсем никогда не буду больше смеяться над «глупенькими» котятами, которые забравшись на дерево, боятся слезать вниз, оглашая двор жалобными мяуканьями.
Мне сейчас самой впору мяукать, очень-очень жалобно. Потому как выросла я по более котенка, а вот мозгов, судя по всему, до сих пор как у Кэрроловской Алисы: совершенно не задумываюсь о том, как вылезу, прежде чем забираться куда-то. Только она спала, а я, похоже, нет. И к ней вроде бы все время кто-то приходил. Ко мне же в лучшем случае никто не заявится. В худшем же, еще один мишка косолапый. Или того хуже, тот сумасшедший, который ухитрился меня сюда засунуть. Или прогнанный мной трупоед. Тоже, надо сказать, так себе вариантик. Прилетит, да скинет меня легким взмахом крыла. Мол, вот и закуска…
От страха я сильнее сжала веревки корней в руках и чуть не расплакалась… Со слезами у меня по большому счету весьма натянутые отношения. Точнее, у них со мной – просто прекрасные. Готовы течь по любому поводу и даже без повода. Больно, обидно, сентиментально, душещипательно, страшно – глаза моментом на мокром месте. А вокруг снисходительное: «Девчонка – что с нее возьмешь». Ненавижу. Ведь я не реву в голос, у меня просто слезы текут. Свойство организма такое. Как цвет волос или глаз. Но разве всем объяснишь. Да и не нужны никому никакие объяснения. Особенно мальчишкам во дворе. Девчонки тоже не сильно от них отставали. В результате у меня выработался условный рефлекс – если слезы наворачиваются, значит, в душе злость растет. А когда она растет, я способна на многое. Например, спуститься вниз с башни из кресел… Хотя делала я это ну очень аккуратно, опасаясь каким-нибудь резкими движением вызвать аварийную ситуацию. В итоге мне удалось найти свой ритм, который сохранила и после схождения на землю, отправившись довершать разруху в местном подземном царстве.
Возвращение к башне прошло гораздо веселее. Легкость в теле провоцировала легкость в душе, от чего недавние переживания виделись забавным происшествием, окончившимся весьма благополучно. Радостный настрой только усилился, когда мне на глаза попался халат с завернутыми в него припасами.
– Вот уж точно, что не делается, все к лучшему, – сказала я вслух, – ведь совершенно из головы вылетело. А ведь вполне могла рвануть не вниз, а вверх и сейчас сидела бы около ямы и гадала: ту спускаться o нот ту спускаться15. Нет бы, сначала закинуть…
Меня перебил приглушенный стук кувшинчиков в подхваченном узелке. Пожалуй, с «закинуть» я как-то погорячилась. Черепки они на археологических раскопках уместны, а не в туристической поклаже. С моим же «закину», дай бог, если один кувшинчик выживет, даже если там, на поверхности, один мох растет. Так что нужны альтернативы. В руках тащить не выйдет. За спину как рюкзак повесить – лямок нет. И потом, хоть узел и небольшой, но груз за плечами гарантированно смещает центр тяжести, а в моей ситуации лучше без припасов остаться, чем повышать шансы на падение. Значит, нужен другой вариант. Например, привязать к узлу веревку, закинуть ее наверх, а потом, выбравшись из подвала вытянуть поклажу на поверхность. План звучит просто замечательно. Дело за веревкой.
Я невольно огляделась. «Почему-то» никакой веревки не нашлось. В фильмах, помнится, в подобных ситуациях пользовались занавесками. Но здесь нет окон и соответственно никаких штор не предусмотрено. Есть неплохой книжный вариант порвать простыни на веревки, однако и этот рояль обошел мои кусты стороной. Хотя бы стол скатертью застелили… только стопка салфеток. Ну, на безрыбье…
И я уселась вязать из салфеток веревку. Материала хватило метра на два, может на два с половиной. Короче мало. Даже очень. В дело пошли ошметки кресельной обивки результат стал длиннее, но не на много. Тут мне пришла в голову гениальная мысль: срезать обивку со стен. Однако местный строители не натягивали материал на поверхности, а приклеивали его причем так прочно, что после упорного фехтовального поединка вилки со стеной в руках оказался только ни к чему непригодный комок ниток.
На этом ресурсы зала иссякли. Вздохнув, я оглядела себя и, еще раз вздохнув, сняла штаны.
Отношение к собственной наготе у меня сильно поменялось под влиянием тренировок с Эйри и Тимуром. Принцип, что важно не то, что увидят, а как отреагируют, прочно осел в моем сознании. В тоже время «нюхачество» активно свидетельствовало, что возможность подглядеть, а уж тем более пощупать, переключала мозги на инстинкты практически мгновенно у глобального большинства мужиков. Жизнь частенько подтверждала этот печальный вывод. Одно время мне очень сильно хотелось посетить нудистский пляж, чтоб разведать, как и чем пахнут самцы в условиях изобилия. Однако случайно подслушанный в очереди у гинеколога разговор о песке в интимных зонах вырвал с корнем весь интерес. Тот рассказ вообще поменял мой взгляд на одежду, выдвинув заботу о здоровье на первое место. Поэтому снимая штаны, я думала только о тоненьком материале трусиков, который станет единственной преградой между мной и весьма нестерильными поверхностями.
С другой стороны полтора метра «прироста» для самодельной веревки довольно весомый аргумент, чтоб перетерпеть неудобство. Да для меня и гораздо более скромный «вклад» майки в дело удлинения явился достаточным условием для оголения. Тем более температура позволяла. А грудь… можно считать психологическим оружием: увидит кто, отупеет от инстинктов, давая шанс для маневра. Какого именно маневра, естественно, нужно смотреть по обстоятельствам, но на всякий случай привяжу «огрызками» кресельной обивки вилки к предплечьям.
Тапочки и носки я решила убрать в поклажу. Первые хоть и славно послужили мне во время строительства, но все же совершенно не годились для восхождения. Вторые, будучи слишком короткими для веревковязания, обещали тепло замершим ногам уже после выхода на поверхность. Почему-то сомнений в том, что ноги замерзнут, не возникало, то есть пришло время очередного распаковывания-запаковывания узелка.
Вот тут-то меня и подкараулил сюрпризик. В принципе приятный, потому что, увидев, как широко раскинулись пОлы халата, я мгновенно мысленно удлинила свой канат метра на два, а с учетом пояса на все три. К сожалению, неприятный осадочек тоже присутствовал: узелок столько времени перед носом маячил, и ни одна мозговинка-извилинка за него не зацепилась. Обидно-досадно, но жизнь продолжается.
Твердо пообещав себе быть собраннее, внимательнее и даже соображалистее, я взялась за переделку. Хотя вернее сказать, за перевязку по-новому. Теперь роль узелка-рюкзака взяли на себя штаны. Стоило только «раструбы» завязать и в моем распоряжении оказалась сумка аж из двух отделений. Кстати, их и носить удобней, чем узелок – повесил на плечи как переметную сумку и пошагал.
А еще у штанов есть штрипки, к которым, как оказалось, очень удобно привязывать веревку. Ее второй конец украсила «кошка», роль которой исполняла ножка от стола. Естественно, высокие требования к такому якорю не предъявлялись. Главное, чтоб улетел подальше и, упав, лежал спокойно, не давая своим весом веревке сползти обратно в дыру. Осталась малость: узнать, как все сработает на практике.
– Когда-нибудь, – громко сказала я, – когда у меня будут внуки, а то и правнуки, то рассказ о сегодняшних приключениях заставит их гордиться мной. Я буду крутой в их глазах. Супер-пупер, какой крутой. И у меня даже будет ностальгия по этим веселым дням…
Слова кончились, бодрости уверенности сильно не прибавилось, но необходимость лезть никуда не делась. Тяжело вздохнув, я двинулась на штурм вершины.
Глава XV
– Когда-нибудь, – прошептала я, обессилено уткнувшись лбом в кочку, украшенную ярко-зеленой травкой, – внуки-правнуки будут уписываться от восторга, слушая рассказ о приключениях бабки. В них я обязательно буду бодрая, веселая, сообразительная, ну и просто ужасно удачливая.
Впрочем, мне все же удалось выбраться. Чем не везение? Ведь три раза соскальзывала с корней. Точнее, два раза соскользнула, и разок случился обрыв. А когда злосчастный столик повело под ногами в сторону, вполне мог произойти очередной срыв. Правда, я с испугу прыгнула выше. Прям взлетела. Со страху оно, конечно, и не такое выстрелить сможет. Адреналинчик как вскипит, так тут же, откуда ни возьмись, ловкость, сила, выносливость и болестойкость. Я вон грудью сильно ударилась, можно сказать, и не заметила даже. Боль только сейчас доходит… Уж не знаю, с какого образа-подобия лепил господь женщину, но он явно погорячился, решив, что ей не придется ползать по плоским вертикальным поверхностям. Он вообще, похоже, сильно не заморачивался. Мне даже иногда кажется, что наш мир – какая-то пробная Бетта-версия. Ну да бог с ним, с богом-то, проживем и так.
Титаническим усилием перевалившись на спину, я оказалась под сенью высокого травяного кустика. Дыхание постепенно выравнивалось. Биение пульса в ушах стало стихать, давая дорогу звукам жаркого солнечного дня.
Вот еще моментик поблагодарить свое везение. Была бы сейчас зима, то в моем нудистском прикиде в момент отморозила бы все что можно и нельзя.
По краешку сознания пробежало воспоминание о том, как ругали холодный июнь, противно-дождливый июль и невдохновляющее слабо-теплое начало августа. Видимо последний раздухарился, выдав напоследок настоящую летнюю погоду. Правда, в памяти как-то не осело, чтоб Гидрометцентр радовал своих «почитателей» таким прогнозом. С другой стороны, я, похоже, много чего не помню и не догоняю. То ли сплю, то ли с головой проблемы, то ли и то, и другое.
Лукавлю, конечно. В сон-то верится все меньше и меньше. Точнее, почти не верится, только маленькая надежда живет. Скорей даже не живет, а теплится. Да в ней о то надежды мало что осталось. Это уже несбыточная мечта о чуде: авось сбудется, и проснусь прямо там, где обрываются воспоминания, то есть у себя на кухне за столом перед фотографией с Валеркой…