– Если помнишь, я там была, – в моем голосе звучало раздражение, – Так что давай ближе к сегодняшнему дню.
Друг отрицательно покачал головой:
– Ты-то была, но совершенно не поняла того что произошло.
– Господи, да что произошло-то? Зашла в палату, где лежал одноклассник…
– Там лежала оболочка твоего одноклассника, в которой прятался маленький перепуганный зверек. Не было там меня! – паладин наклонился ближе и повторил по слогам, вбивая их словно гвозди в мой лоб. – НЕ БЫ-ЛО! Поняла? – он отстранился и прикрыл глаза, – меня унизили и растоптали, заставив… Нет, им и заставлять меня уже не нужно было. Я сам рвался исполнить любое их пожелание, лишь бы меня не били, лишь бы не причиняли большую боль, – его глаза раскрылись, – Я могу тебе рассказать все…
У меня по коже пробежали мурашки размером со слона:
– Я как-то никогда к такому знанию не стремилась. Зачем оно мне? И без него ясно, что тебе нужна помощь.
– Да, – Валерка провел рукой по лицу, словно стирая с себя прошлое. Затем, откинувшись на спинку, он уставился в потолок:
– Мне явно была нужна помощь, потому что единственная мысль, жившая в моем мозгу до твоего прихода, была: где достать снотворного, чтоб больше не проснуться. Другие виды самоубийств пугали возможной болью. А вот просто уснуть… И тут пришла ты… – его губы сложились в грустную улыбку, – та, что превратила меня в посмешище для всей школы…
– Ну не без твоей помощи, – невольно возразила я.
– Это до меня дошло несколько позднее, – его взгляд переместился с потолка на меня, – в тот момент, маленький испуганный зверек под прозвищем Валерий Головатый захныкал от испуга, боясь новых унижений, и того что рассказ о них пойдет по долам и весям.
– Но я же…
– Конечно, нет, – перебил он мою не оформившуюся мысль, – это все трусливая фантазия. Ужасающая, угнетающая фантазия, которую ты разбила своими словами. Ее разбила, а меня соткала.
– Может, обойдемся без пафосных фраз и фигур?
– А никакого пафоса. Я говорю тебе совершенно серьезно: меня не было. Был комочек страхов, который умел дрожать, гадить и говорить… Ах да, еще хныкать-выть-скулить. Ты дала мне веру в себя. Дала основу, вокруг которой стали собираться частички прежнего меня, чтоб снова стать личностью.
– Да я просто поговорила с тобой! Не приписывай мне невесть что.
– А ты что думаешь, до тебя никто со мной не разговаривал? Родители, врачи, родственники, психологи – психиатры! You name it! (Ты и сама их можешь перечислить/назвать [недословный/смысловой перевод]) И ничего.
– Так просто количество перешло качество, – не сдавалась я
– Ты можешь себе говорить, что хочешь. Но я видел и чувствовал твою силу. Силу, которая меня воссоздала. Ее можно, конечно, назвать волшебной, да только это слово, кажется, слишком мелким для нее.
– Но я-то ничего подобного не чувствовала!
– Правильно не чувствовала и не чувствуешь, потому что оно твое естество. Ты и свое дыхание не чувствуешь и не слышишь, как твой организм работает.
– А, ладно, – махнула я рукой, – верь, во что хочешь. Теперь мы можем перейти в день сегодняшний?
– Хм, – Валерка картинно смахнул невидимую былинку с лацкана, – а про свой сон, в котором мне была отведена роль свидетеля на помолвке, ты поговорить не хочешь?
В кресле сразу стало как-то неудобно сидеть. Да еще сердце застучало так, что в ушах раскаты его эха слышны стали.
– А что про него говорить? – как бы беспечно заявила я, – мы же еще тогда все решили и обсудили.
– Ленка, давай ты не будешь тужиться, чтоб произвести на меня впечатление. Я в курсе твоих дел сердечных и знаю, как ты неровно дышала к грубой компьютерной распечатке…
– Кто старое помянет…
– А если, – перебил меня Валерка, – он сейчас здесь появиться?
Я вздрогнула. Хотела вскочить на ноги, но тут же передумала. Решила засмеяться, но загустевший воздух словно сковал гортань.
– Вот об этом я и говорю, – срезюмировал паладин с сочувствующей усмешкой, – а ведь и ты, и я знаем, что наш предыдущий разговор прервался появлением третьего лица, которое, я заявляю с полной ответственностью, совсем не порождение «больного воображения». Это внешний источник. Я еще тогда тебе говорил, что это живой человек, а не завих фантазии… Да не пугайся ты так Ленка, – он погладил меня по ноге, – я честное слово не дам тебя в обиду. Просто скажи мне, как ты хочешь с ним поступить.
– Никак не хочу, – я подтянула ноги и обхватила коленки руками, – даже видеть его не хочу. Оно слишком… – мысли скакали галопом, не желая делать даже мгновенной остановки, – нет, не хочу его видеть. Не надо…
– Хорошо, не переживай так.
– А как надо переживать? – сварливо переспросила я и, не дожидаясь ответа, добавила, – И зачем ты только заговорил о нем?
– По двум причинам. Во-первых, мне нужно было знать, что делать, когда известные тебе личности влезают в разговор. А во-вторых, если помнишь, у нас идет обсуждение твоей необычности и моего статуса.
Валерка замолчал, как бы давая мне слово, но я его не взяла, и ему пришлось продолжить:
– Так вот сильно распространяться не буду, но скажу, что возможно… только возможно, что ты меня смогла прицепить к своему сну, потому что я был создан твоей силой. И не надо так кривить губы. Лучше давай сразу перейдем к следующему случаю…
Мои брови от удивления попытались допрыгнуть до линии волос.
– «Следующий»? – переспросила я, – это ты о чем?
– О твоем благословении.
– С ним-то что не так? – брови и не думали возвращаться на постоянное место жительство, – я просто выполнила твою просьбу, пожелав вам счастья. Собственно, я и так бы пожелала вам счастья и долголетия… Боже мой! – меня прошиб холодный пот, – Валер, мне, кажется, или я действительно не пожелала вам долголетия?
– Не помню.
– Скажи!
– А зачем? – он изучающе прищурился, – ты могла что-то изменить?
– Нет, но… – слезы текли уже по моим щекам, – вдруг ты прав и во мне действительно что-то есть. Это получается… получается… я вас…
Ужас содеянного закрутил мысли буйным вихрем, который сдул шелуху с сознания, оставив только отчаянье и раскаяние. Не выдержав, я спрятала лицо в ладонях. И тут же пред глазами возникла черная дыра, которая тянула к себе, обещая расплату за осознанную неисправимую ошибку. И навстречу мне оттуда неслось: «Прекрати дурить!» Да еще тряхнуло в придачу.
– А? – я высунулась из ладоней и буквально столкнулась с Валеркой нос к носу. Он еще раз встряхнул меня:
– Ну как? Помогло? В адекват вернулась?
Ответ сформулировался далеко не сразу:
– Не… знаю…
– Good! – он выпустил мои плечи, – а теперь внимательно слушай меня: благословляя нас, ты ухитрилась свершить чудо. Ты связала нас сильней, чем какие-либо религиозные или светские ритуалы. Мы стали непросто ощущать друг друга, а буквально слышать мысли и желания…
– Это как?
– А вот так, – Валерка снова вернулся к своему креслу, – пить захотел, жена со стаканом воды приходит. Ривка из магазина продукты привезла, а у меня как раз желание возникло на улицу выйти ее встретить…
– Ой, мало каких совпадений случиться может! – отмахнулась я.
– Ага, мы тоже так думали. Но вот однажды вечерком, за обедом, я, не глядя и не говоря ни слова, подал жинке ложку, о которой та только подумала, но не вслух, а про себя, и Ривка, не поворачивая головы, взяла ее у меня из рук.
– Э… мало ли что бывает.
– А то, что нам созваниваться не надо было, чтоб узнать, где каждый из нас находится? Ты знаешь, как мы встречались? Просто чувствовали, кто куда во сколько подойдет.
– Просто вы любили друг друга.
– Кстати, в «любили» мы, благодаря твоей привязке вышли на такой уровень… Да ладно, не красней, подробностей не будет. Просто поверь, что если сравнивать наш интим до и после благословения, это все равно, что равнять задрипанную рекламную газетенку с красочным иллюстрированным журналом. Но главное совсем не это… – он немного помолчал, – Я… помню удар, который вышиб меня из тела… Это… мне трудно объяснить…
– Валер, – слезы снова катились по моим щекам, – не надо об этом…
Паладин недовольно поморщился:
– Да подожди ты с мелодрамой! Я просто хочу сказать, что совершенно не понимаю, как стал тем, чем я есть. Не знаю, не понимаю и не помню. Единственное оставшееся в памяти – это ощущение, что Ривке нужна помощь. А потом она оказалась со мной.
У меня аж слезы внезапно выключились:
– Как это «с тобой»?
– Ну а как люди вместе оказываются?
– Она тоже в моей голове? – похоже, шизофрения прогрессирует.
– Нет ее сейчас…
– А когда вернется? – обреченно спросила я
– Не вернется, ты ее, точней нас, к моим родителям привязала.
У меня случился сбой в усваивании информации. Или просто сон перешел на новый уровень бреда.
– Я знаю, как это звучит, – продолжал Валерка, – но что делать, если ты девочка особенная? В общем, воспринимай, как хочешь, но когда ты после аварии вправляла мозги моим родителям, то буквально привязала нас к ним. Можно сказать, вбила нас в них. Ты дала нам шанс остаться с дочкой. Это дорогого стоит. Вот отсюда и огонечки любви-веры-признательности, один из которых я послал тебе в начале разговора…
Его слова рождали надежду. Светлую и хрупкую. В нее хотелось верить, но… Но лучше разрушить надежды, чем жить в самообмане.
– Неувязочка у тебя в красивой сказке, – с жалостью в голосе сказала я, – Если вы привязаны к родителям, то почему же ты со мной?
– Это, богиня, тебя спросить надо. Ты такую вивисекцию провела, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
– А если рассказать без иносказания, по-простому?
– Ха! Хотел бы! Да только… Впрочем, – паладин задумался на мгновение, – представь сиамских близнецов. Один я – твой рыцарь-одноклассник, другой я – муж-отец. Так вот ты нас ухитрилась разделить.
– Забавненько излагаешь, – невольно откомментировала я
– Ничего забавного! Я, между прочим, несколько дней в себя приходил, а потом долго пытался осознать кто я.