Определенно нужно осваивать язык жестов.
***
Дорога утомляла. Утомляла не физически, а морально. Утомляла отсутствием конкретной цели и определенности. Да еще серое небо давило на мозги, усиливая ощущение потерянности во времени и пространстве. Я уже сто раз пожалела о том, что не додумалась помучить сапожника вопросами на тему «Что там кроется в дали». Конечно, лексический запас изрядно бы выпил крови нам обоим, но мой энтузиазм, я думаю, пробил бы дорогу к пониманию. Оставалась небольшая надежда, что Йискырзу во время своих чувственных терзаний догадалась поспрашивать, где мы находимся, и что нас ждет. Но расспрос попутчицы вполне можно отложить до обеденного привала. Тем более что сейчас она, полная муторных переживаний, шагает позади тележки, следя за отдыхающим сыночком.
Стоило мысли коснуться пацаненка, как он сразу подал голос. Будучи очень послушной лошадкой, я сразу остановилась и оглянулась. Озвученное Йискырзу, означало, что Тимка привел еще одну салфетку в некондицию, требуя ее замены. Кажется, она еще поинтересовалась, не хочется ли мне перепеленать малыша… Нет, эту фразу я решительно не понимаю, а потому усаживаюсь на обочину, давая мамочке шанс пообщаться с ребенком.
Взгляд скользнул к горизонту. Мысли умчались следом. Однако в скорости унюханное беспокойство попутчицы, потянуло обратно. Радости оно мне, конечно, не прибавило, а вот негативизма в душу налило прямо до краев. Стараясь не расплескать паршивое настрой, я поднялась и подошла к девушке, напряженно рассматривающей животик малыша. На первый взгляд, мальчонка выглядел совершенно обычно. В ответ на мой вопросительный взгляд мамаша показала на небольшое покраснение, прожурчав комментарии, которые, естественно, остались без ответа. Во-первых, на мой непрофессиональный взгляд покраснение не выглядело серьезным. Может узелок от пеленок давил, вот и оставил отметину. Во-вторых, даже если б я умела определять всякую заразу на глаз, то с переводом точно не справилась. Мамаше моя реакция не шибко понравилось. Видимо желая усерьезнить отношение к проблеме, она взяла меня за руку, побуждая потрогать пятно самой.
Ее ладонь была заметно горячей моей. Мне как-то сразу стало не до маленького пятнышка, а негативизм очень захотел выразиться в устной форме. Но я его удержала, заставив себя внимательней вглядеться в попутчицу. Сухие губы, румянец какой-то неестественный, и глаза вроде как-то непоздоровому блестят. Без разговоров я потрогала ее лоб. Горячий.
– Great, – невольно вырвалась Валеркина присказка, – просто great.
– Грэийт? – переспросила Йискырзу и автоматически смахнула выползшую из носа капельку.
– Просто абсолютный и совершеннейший great, – подтвердила я, – давай уж присядь, горе луковое. Нам только простуд и прочих болезней для полного счастья не хватало. Еще ребенка заразишь своей гадостью.
– Просто грэийт, – рассеяно повторила девчонка, опускаясь на землю.
– И, как тебя только угораздило, – ворчала я, приступая к Тимкиному пеленанию, – а этого друга-карапуза теперь как кормить, спрашивается? А? И я без понятия…
– Просто грэийт, – снова повторила Йискырзу и чихнула.
***
Полдня мы с Валеркой обсуждали приемы народной медицины. Выяснили две вещи, во-первых, не понятно что лечить, а во-вторых, неясно как. Впрочем, я придерживалась мнения, что девчонка просто простыла. Ветер последние дни дует сильный и холодный, ноги, непутевая барышня, вчера промочила, так что не мудрено подхватить простуду. ОРЗ как стандартно пишут врачи в справках. У Валерки же мысль шагала шире. По его мнению, я вполне могла принести заразу из нашего мира. Сама-то я к ней адаптировалась чуть ли не с младенчества, а вот аборигенам знакомится с ней тяжко. Паладин тут же провел параллель с индейцами, для которых даже обыденный насморк, завезенный белыми, мог оказаться смертельным заболеванием. Особенно меня порадовало замечание, что вообще-то это двухсторонняя улица и в мамаше с ребенком вполне может обитать какая-то гадость, готовая вцепиться уже в мой неподготовленный организм.
– Ничего не скажешь, заманчивую перспективку ты мне нарисовал! – подвела я итог рассказ паладина о вирусах-инфекциях.
– Ленка, это все реально и серьезно.
– Да поняла я серьезность, вот только что ты предлагаешь сделать? Бросить больную мамашу с ребенком и сбежать?
– Ты в крайности не впадай. Просто постарайся продержаться пару дней, а я пока запас любви к тебе сделаю. Чую он потребуется скоро.
– «Запас любви»… звучит как полная бредятина. Можешь запасать, что угодно, только не заставляй меня в это верить.
– Не буду. Но продержаться сможешь?
– А то! – сарказм в моем голосе просто бил ключом, – Вот прямо не откладывая, как возьмусь, так и буду держаться.
– Good.
– Слушай, гудистый ты мой, а сейчас-то мне что делать?
– Не знаю.
Мы помолчали. Потом еще помолчали. Потом я, уйдя своими думами в дорогу, почти забыла о разговоре, когда Валерка вдруг вспомнил про грог.
– Грог? – удивленно переспросила я, поскольку для меня этот напиток всегда казался какой-то ненастоящей книжной выдумкой.
– Горячее вино со специями, – пояснил паладин, словно сомневался в моей эрудиции.
– Со специями? – я постаралась вложить в свой вопрос изрядно ехидства.
– Ну, сделай его просто горячим, – почти раздраженно буркнул Валерка в ответ, – сама же говорила у девчонки озноб. А этот напиток предназначен для согревания.
Однако его слова мне не показались убедительными:
– Вино кормящей матери?
– А что больная кормящая мать лучше?
– А так больная мать накаченная вином.
– Ты мне что хочешь доказать? Что ничего делать не надо?
– Да нет… – как-то растерялась я, – просто сомневаюсь.
– Сомневайся побыстрей, потому что если делать то сейчас… то есть сразу, как лагерем встанешь, чтоб она в ночь ушла согретой. И навали на нее всю одежду – может, пропотеет.
– А вот это сильный аргумент «за», – поддержала я.
– Есть еще один. Часто рекомендуют пить побольше жидкости. Вино же какая-никакая, а жидкость.
– А у нее сушняк по утру не настанет?
– Тебе не нужно ее напоить вусмерть, а дать чуток, для сугреву. Тем более у тебя запас вина не шибко большой.
– Убедил. Как найдем место, так сразу и займусь
– Ты Ленка главное сама не заболей…
– Обязательно, – выдала я абсурдный ответ, на абсурдную просьбу.
На том мы и распрощались. Я стала активно оглядывать окрестности на предмет стоянки, а Валерка… понятия не имею, чем он занялся. Занят человек и ладно.
Глава XXVIII
Поначалу, после сдобренной «грогом» ночи, Йискырзу вроде как выглядела бодрячком. Но стоило только выйти в дорогу, то хворь тут же дала о себе знать. Болезнь, казалось, прогрессировала с каждым шагом. Ее нетвердо-плетущаяся походка создавала впечатление, что девчушка вот-вот упадет. Ближе же к полудню ее уже стало так сильно мотать из стороны в сторону, что стало страшно на нее смотреть и пришлось в срочном порядке объявлять привал. Крохи моих медицинских знаний в ужасе вопили о неправильности ОРЗ диагноза. С другой стороны, будь я даже крутым дипломированным специалистом, то никакой аптеки даже с весьма скромным ассортиментом лекарственных средств не наблюдалось. Жестокая действительность свела все лечение к дать попить, да дать поспать.
После «отдыха» несчастная девочка не смогла подняться на ноги. Она лежала на земле, глотала слезы и сопли, повторяя рефреном «Тим», «идти», «есть» и «Просто грэийт». Перевод других слов ее послания осуществлялся запахом ее эмоций через чуйку. Меня буквально трясло от вдыхаемой буйной смеси различных страхов в сочетании с вязкостью безысходности. Комбинация низводила мозг просто до какой-то животной тупизны. Очень хотелось все бросить и отбежать куда-нибудь подальше, чтоб отдышаться… чтоб больше не подходить. Только в душе, а может в сердце при взгляде замутненных болезнью глаз становилось больнее и сил сбежать не оставалось. Сразу вспоминался Валерка в гипсовой шкуре и собственные мысли: «А если не я, то кто?». И тут же не к месту мелькнул вопрос: «А для нее я что, тоже богиней стану?». Циничная веселость быстро смылась новым потоком сумбурных переживаний больной девушки. Надо было что-то делать. А что делать? В больнице хоть врача хоть какой-то медперсонал найти можно. А здесь как искать, если человек идти не может?.. Мой взгляд переместился на тележку… Конечно, не больничная каталка, но все же транспорт…
Минут двадцать творческо-титанических усилий поместили Йискырзу в полулежащем состоянии в небольшой низинкой тележке. Остатки невместившегося, в виде ног, торчали над бортиком, радуя глаз ядовитой зеленью моих носков. Такое случайное украшение придавало нашей медицинской карете некий нездешний шарм. Больная тоже оценила оригинальность повозки, значительно снизив уровень отчаянья в своих эмоциях. В ее запаховом диапазоне появилась даже немного свежести надежды.
Моим мозгам сразу полегчало, и в порыве их релаксации всплыла мысль сделать переноску для ребенка, как у женщин из когда-то виденных документалок о путешествиях. Идея показалось настолько здравой, что я даже не расстроилась, когда оказалось, что мастерить ее придется на основе бережно припрятанного от попутчицы халата.
Пацан, кстати, с утра вел себя весьма беспокойно, хныкал, не засыпал, постоянно вертелся. Толи жаловался, что не смог получить в достатке молока у больной мамы, то ли показывал, что болезнь достала и его. На предыдущем привале я, последовав вчерашнему Валеркиному совету, дала ему размоченного в воде хлеба, теперь же в ожидании, как организм справиться с непривычной ему пищей, потчевала его одной водой. Тимохе новое меню было не в радость, о чем он настойчиво сообщал целым спектром возмущений от жалобных поскуливаний до ярко громких плачей.
Последнее, кстати, било по мозгам не хуже эмоциональной беспросветности Йискырзу. Однако пока он ехал в тележке, я еще могла мужественно игнорировать его недовольство. После же его «переезда» в переноску мой слух подвергся нападению просто жутких децибелов. По сравнению с ними все слышанное мной ранее можно смело называть тихим шепотом.