Господи, в ножки ей упасть что ли?.. Хм может и не упасть, но…
Встав поровней, я изобразила подобие земного поклона: правой удерживала Тимку, а вот левой сделала отмашку чуть ли не до земли. Непривычный жест слегка сбил воинственный настрой бой-бабы. Не то чтоб она совсем отказалась от желания разобраться со мной по-свойски, а просто слегка притормозила. Привкус ее эмоций еще был весьма опасен, и я поспешила, показав Тимку, произнести сокровенные «есть-пить».
Мнение обо мне моментально скатилось до уровня бездомной попрошайки. Кочергоносица взмахнула своим оружием, словно выметала нас с улицы, сопроводив свое действие грозным гудением, которое наверняка в вежливой интерпретации переводилось как «убирайтесь».
Шустро подхватив ручку повозки, я под пристальным вниманием недобрых глаз потащила свою команду дальше по дороге. Неожиданно со стороны вооруженной наблюдательницы повеяло неприятным сочетанием зависти и жадности. Сразу захотелось убежать далеко. Недолго думая, я свернула на перекрестке и, не останавливаясь, прошла по пустынной деревенской улочке метров сто. После чего она кончились, оставив нас на высоком холме, возвышающемся над берегом уже знакомой речки. Отсюда было видно, как ее русло полукругом огибает деревню, вливаясь в большую реку. Вниз к самой воде сбегала тропинка, но выглядела она слишком крутой, чтоб спускаться с тележкой. С другой стороны возвращаться в «сферу влияния» бой-бабы как-то не хотелось. Слегка подумав над дилеммой, я предпочла третий вариант: пройти по довольно утоптанной травке вдоль крайнего забора по направлению к речной стрелке. Там наверняка будет и дорога поудобнее, и люди.
***
Забор, оказавшийся длинной в сто километров… во всяком случае по ощущениям… наконец-то довел нас до дороги. Однако в последний момент, перед тем как вступить на нее я ощутила эмоции приближающихся людей. Мгновение спустя чуйка внесла поправку, сократив количество до двух человек… Глубокий уточняющий вдох… похоже ребенок и взрослый. Первый обиженный, второй… вторая с типичными месячными проблемами. Вот и понятно почему молча шагают. Осталось понять, что мне делать? Вываливаться перед ними на дорогу – Напугаю. Увидят меня за углом – сами напугаются. Выбирай, но быстро…
Гордиев узел Тимка «разрубил» плачем. За углом эмоционально вздрогнули, но не испугались. Замечательно. А чтоб укрепить аборигенов в моей неопасности, я тут же забаюкала колыбельную. Еще пару мгновений и заинтригованная парочка в одетая в похожие по кройке полотняные комбинезоны, заглянула в мое «укрытие». Мама и наверное, несмотря на короткую стрижку, дочка. Обе приземистые, ширококостные напоминающие два кубика. Кубик мама с кубиком дочкой. Пряма как из Валеркиных рассказов про латинос. Да какая разница… Я их встречаю скромной улыбкой и вежливой просьбой «есть-пить». Реакция оказалась довольно неожиданной – они в испуге отпрыгнули. Правда, ребятенок, кажется, девочка, не забыв спрятаться за мамку, запахла злорадным удовлетворением.
Ничего не понимая, я тупо повторила свои «есть-пить», делая пояснения свободной рукой. Женщина робко, дрожащим голосом произносит несколько слов. Страх еще не ушел, но она пытается взять себя в руки. Осторожно, чтоб не вспугнуть нарождающийся контакт исполняю хорошо знакомый танец «ни бэ ни мэ не понимэ». Зрительский отклик не настолько положительный, чтоб совсем избавится от различного рода опасений. Но на меня работает присутствие хнычущего Тимки. А, кроме того, мамаша не хочет ронять родительский авторитет и выглядеть трусихой в глазах ребенка. Воспитательный нюанс, подхлестывая смелость, побуждает ее направить указательный палец левой руки… Еще один левша?.. мне в лицо и почти твердым голосом произнести грозное требование… Еще б понимать чего требуют. Соображалки, сопроводить слова поясняющими жестами, у мадам Кубика не хватило, а мне гадай. В задумчивости тру лоб, «разгоняя мысли». У зрителей прилив радости… Не поняла… У них, что потирание лба означает что-то особое? Опять наткнулась на особенности местного языка жестов?
И тут, опуская руку, я случайно зацепила глазом ладонь, на которой остались черные следы сажи… Секундочку, у меня что, все лицо сажей перепачкано?
Кажется, я понимаю, почему от меня народ шарахается.
Парочка понимает, что красота лица явилась для меня сюрпризом, их недавний страх сменяется искренним весельем. Губы растягиваются в улыбках, девочка выходит из-за мамки, с упоением разглядывая «заезжих клоунов». Однако я не улавливаю главного.
– Есть? Пить?
А в ответ речь с воспитательными интонациями и взмах в сторону реки. Все ясно. Мол, пойди, умойся, а потом поговорим… если сочтем нужным. Маленькая месть за свой страх. Ну да мы все люди. И мелкие черные порывы души свойственны даже святым. Но вот только все в мире относительно. А дамочка Кубик Эйнштейновской гибкостью ума явно не отличается, чтоб сходу понять взгляд с другой стороны и прочувствовать, как до крови царапает меня ее мелочная месть.
Да, я тоже не святая, поэтому, когда женщина, резко осмелев, потянулась осмотреть поближе халат, резко и презрительно произнесла: «Есть! Пить!»
Обида полыхнула в глазах аборигенки. Улыбка сползла, сменилась крепко сжатыми губами. Взгляд приобрел строго-презрительную колючесть, а вспыхнувшие горькие ароматы в переводе чуйки прозвучали как: «А сама-то!».
Контакт потерян.
– Просто грэйит, – неожиданно четко произносит за моей спиной Йискырзу. Ее взгляд по-прежнему устремлен в бесконечность, показывая свою далекость от дел наших бренных. Но так хочется согласиться.
– Да подруга, – произношу со вздохом, – абсолютный исключительный просто грэйит.
Под внимательным взглядом семейки кубиков и немузыкальное сопровождение Тимкиных похныкиваний вытаскиваю тележку с травы на утоптанную дорогу, ухитрившись при этом не вытряхнуть на землю ее безучастное содержимое. Чувствую, как женщина давит в себе жалость, цепляясь за надуманную обиду. Смотрю ей в глаза и очень четко понимаю, что любое мое слово или действие, произведет отрицательный эффект. Здесь как раз тот случай, когда балансирующий на грани противоположных чувств человек должен сам решить, в какую сторону катиться. И все же не могу удержаться.
– Есть. Пить, – говорю я, стараясь придать голосу строгую, но вежливую достойность. Я леди в тяжелой ситуации. В очень тяжелой ситуации. Но Леди!
Разворачиваюсь и увожу свой «табор» в сторону реки, стараясь экранироваться от «кубических» эмоций. Девочка, кстати, хотела отправиться вмести с нами. Но ее перехватила мама. Короткое эмоциональное внушение, и чадо за руку утаскивается в противоположном направлении.
Что ж, я, пожалуй, тоже не стала бы оставлять своего ребенка в компании странных незнакомцев. Хотя все равно задевает, ведь они шли в сторону реки, а теперь резко поменяли планы.
Видимо с нечистыми-трубочистами не только стыд и срам, но и вообще не по дороге. А о помощи даже не стоит упоминать. Горькая усмешка скривила мои губы. Ладно, пойдем, умоемся… самой-то ходить чумазой тоже ведь не хочется. А там, глядишь, и отношение поменяется.
Глава XXIX
Дорога, игнорируя маленькую речушку, устремлялась к ее более широкой сестре, где оканчивалась небольшими заходившими в воду мостками. Несмотря на то, что деревянная постройка возвышалась чуть ли не в полуметре над неспокойной поверхностью реки, ветер ухитрился покрыть доски настила брызгами, сорванных гребней бегущих волн. Рядом с мостками стояла на половину вытащенная из воды лодка. Три ее подруги вольготно разлеглись днищем к верху на берегу в метрах трех от воды, где сероватый песок встречался с травой. Чуть в стороне темнели останки еще одной. Ее погрызенный жизнью корпус я сразу занесла в категорию потенциальных дров. Однако костер не стоял в листе моих приоритетов на первом месте.
Я подошла к воде. Набегавшие на берег волны сделали хищную попытку захлестнуть мои ботинки, словно их сухость несла им оскорбление. Стоявшая рядом лодка как бы в противовес темной реке выглядела гораздо приветливее. Особенно порадовал глаз чистый соломенный коврик поверх настила. Он словно большой солнечный зайчик согревал взгляд, вызываясь побаюкать Тимку. Я уступила его «настойчивым просьбам». Ботиночкам тоже нашлось место в лодке.
Зачерпнув ладонями немного холодной воды, я нерешительно протерла лицо, стараясь постепенно привыкнуть к более низкой температуре.
– ХленАа, – остановил меня хриплый зов. Обернувшись, я посмотрела на пытающуюся выбраться из тележки Йискырзу. Результат, мягко говоря, не радовал. Создавалось впечатление, что ее, конечности борются за независимость, а не работают над общим делом. Лебедь рак и щука по сравнению с ними были примером слаженности действий.
– … куржутцу… – выцепил мой слух из ее хрипений. Знакомое словечко, вызвало приступ цинизма, спрессовавшееся в смачное «Тьфу, ты». Девчушка, почувствовав мои эмоции, тихо всхлипнула, и огромные слезы заскользили по ее щекам.
– Не стоит, Йискырзу, – тут же пошла я на попятный, мысленно дав себе по мозгам, – не надо плакать. Я тебя не бросаю…
Девушка с надеждой посмотрела на меня, словно поняла сказанное. Хотя может просто она отреагировала на мягкий тон голоса.
– Черствею от усталости, – продолжала я, подходя к ней ближе, – так сказать защитный механизм сознания. Но ты не переживай, это просто неприглядная корка на эмоциях. Внутри я не осволочела до наплевательства.
Девчушка хотела ответить, но поперхнувшись, закашлялась.
– …Не волнуйся, Йискуша, – я утерла ей нос, смахнув попутно ручейки слез, – я медсетринствую, можно сказать, со школьной скамьи. Так что свожу тебя в кустики по первому классу… – я огляделась, – …вот только дай пару секунд определиться, что именно считать за кустики.
Жалобно журча Йискырзу, подняв руки, потянулась ко мне.
– Ну, нет, – невольно усмехнулась я в ответ, ты все ж не Тимка, чтоб таскать тебя на ручках. Так что давай слегка подготовимся…
Проговаривая нежным голосом, свои действия, я помогла девочке сначала сесть и спустить ноги на землю. Потом мы поднимались, отходили к перевернутым лодкам, создавая подобие интимного уголка. После чего я проникновенно, добрыми интонациями, чтоб не пугать подопечную, в