Подводя итог влиянию кофеина, мы должны признать, что на настоящий момент точно не установлено, где именно и как конкретно кофеин возбуждает наш мозг и, естественно, не только мозг или где именно действует аденозин, чтобы сон вызывать. Данные и их интерпретация – это не одно и то же. Аденозиновые рецепторы можно найти практически в любой области мозга (и организма), и мы пока просто не в состоянии изучать его эффекты везде и одновременно. Вызывает ли кофе нормальное физиологическое бодрствование или активно подавляет сон, приводя попросту к бессоннице? Или же он замедляет процесс накопления усталости либо просто «обманывает» мозг, приводя к ложному ощущению бодрости на фоне неумолимо растущего утомления и долгого сна, за который придется рано или поздно заплатить сполна? А может быть, всё вместе?
Многие страдают бессонницей, которая проявляется в неспособности заснуть вечером или вернуться в сон после нежелательного пробуждения глубокой ночью. Кстати, некоторые ученые предлагают считать бессонницу нарушением бодрствования, а не сна, так как она проявляется прежде всего в том, что мы бодрствуем – полностью или частично – в неподходящее, по нашему мнению, время. Не правда ли, как было бы удобно, если бы существовала волшебная таблетка, приняв которую мы безмятежно засыпали бы и спали ровно столько, сколько считаем нужным? Можно ли создать такое средство? Сразу заметим: погрузить человека или лабораторную мышь в состояние, похожее на сон, не очень трудно. Главная сложность заключается в том, чтобы понять, а сон ли это? И пока это остается недостижимой целью, и прежде всего потому, что мы не знаем важного: как и зачем сон вообще происходит.
Классические снотворные или седативные средства, такие как барбитураты и бензодиазепины, заслужили противоречивую репутацию. С одной стороны, благодаря им миллионы людей, которые страдают тревожными расстройствами, всевозможными психическими нарушениями, эпилепсией и, конечно, бессонницей, наконец смогли обрести желанное спокойствие и сон или, по крайней мере, его видимость или ощущение. С другой стороны, стоит только взглянуть на длинный список знаменитостей, включая Мерилин Монро и Джуди Гарланд, и обычных людей, о которых никто не знает, но которые также использовали снотворные как средство для суицида. Существует статистика, в соответствии с которой употребление снотворных связано с повышенным риском попыток самоубийства – это лишь корреляция, но то, что снотворные могут вызывать состояния измененного сознания, влиять на когнитивные процессы и способность к рациональным суждениям, – это факт. Можно ли оправдать сон ценой жизни?
Барбитураты, еще недавно широко используемые как успокаивающие лекарственные средства, пришли на смену или стали альтернативой более агрессивным и инвазивным терапевтическим подходам к лечению или купированию психозов, панических атак или эпилепсии, например таким, как инсулиновая или электрошоковая терапия – последняя, впрочем, до сих пор довольно широко применяется. Исследования, проведенные в 60–70 годах прошлого столетия британским психиатром Ианом Освальдом и другими учеными, установили, что фаза парадоксального (REM) сна существенно снижается под воздействием барбитуратов. Любопытно и то, что компенсации «утраченной» под влиянием барбитуратов REM-фазы впоследствии не наблюдалось. Трудно сказать, насколько факт подобного изменения сна является пагубным сам по себе. Возможно, он отражает некие нейрофизиологические механизмы действия препаратов, существенные для их успокаивающего или снотворного действия.
Две фазы сна – REM и NREM – сосуществуют в довольно сложных отношениях: они одновременно сотрудничают и конкурируют друг с другом за функциональную роль и временнýю организацию в течение ночи. После депривации сна, например, медленноволновой сон вытесняет REM-фазу, но к утру приходит очередь «быстрого», и он начинает доминировать над NREM-фазой. «Драйв» REM-фазы сна заметно увеличивается при хроническом лишении сна, как показали эксперименты Алана Рехтшаффена. Он получает приоритет, и большая часть «восстановительного сна» состоит именно из этого периода. Интересно, что REM-фаза сна наступает раньше, а его продолжительность увеличивается также при некоторых видах депрессии, когда медленноволновой (NREM) сон снижен. Существовала гипотеза, что эти нарушения сна отражают некий дисбаланс в нейропередатчиках, что и приводит к психическим нарушениям, и стоит его исправить, как произойдет нормализация душевного состояния. Подобно барбитуратам, похожий эффект снижения REM-фазы сна присутствует при приеме хлорпромазина – одного из самых первых транквилизаторов, который до сих пор используется для лечения шизофрении, а также классических антидепрессантов.
Но всё же было замечено, что барбитураты – это далеко не безвредное средство. Основная опасность при их приеме кроется в передозировке – даже совсем незначительной – и развитии наркотической зависимости: приходилось постепенно увеличивать дозы, чтобы достичь нужного результата, а отказаться от препарата было трудно. Фармакологи занялись активным поиском альтернативных продуктов и нашли хлордиазепоксид – первый бензодиазепин, случайно открытый американским химиком Лео Штернбахом. Точнее, случайно не утерянный. Как-то в 1957 году ассистент Бэрил Каппелл, наводя порядок в нью-джерсийской лаборатории швейцарской компании Hofmann-La Roche, обнаружил полутора годами раньше синтезированные Штернбахом вещества, отложенные для исследования и напрочь забытые. Каппелл хотел уточнить, что делать с порошком, и отправил его на проверку. Ответ из центрального офиса пришел довольно быстро: успокаивает мышей. Название «Либриум»[191], данное препарату, намекало на «освобождение» от беспокойства, тревожности и агрессии.
Для того чтобы вывести на рынок новый медикамент, компания обратилась за помощью к Артуру Заклеру – американскому психиатру и бизнесмену, – уже тогда признанному гению маркетинга, использовавшему все средства для достижения цели. «Либриум» стал одним из самых продаваемых фармацевтических препаратов в Америке. Сотрудничество с Roche оказалось успешным. Артур Заклер и его семья смогли накопить баснословное состояние за несколько последующих десятилетий. Их филантропия хорошо известна, и трудно найти знаменитый музей или университет, который бы Заклеры не спонсировали тем или иным способом, включая Лувр, Тейт, Национальную портретную галерею в Лондоне, Музей Соломона Гуггенхайма и Оксфорд. Сейчас научные центры, библиотеки и выставки, которые десятилетиями содержались на щедрые дотации Заклеров, пытаются всеми способами откреститься от их помощи. Непосредственное участие Заклеров в продвижении оксиконтина – обезболивающего средства, которое действует через опиатные рецепторы и использование которого быстро приводит к наркотической зависимости, – бросило значительную тень как на репутацию их компании Purdue Pharma, так и на них самих. По самым скромным оценкам, использование оксиконтина непосредственно или как триггер при переходе на более «тяжелые» наркотики, такие как героин, стоило не меньше полумиллиона жизней и привело к «опиоидному кризису» в США.
Заклер имел непосредственное отношение также к другому популярному снотворному – диазепаму, или «Валиуму»[192], который также был синтезирован Лео Штернбахом на волне успеха «Либриума». Чтобы не создавать конкуренции между препаратами, «Валиум» был представлен как лекарственное средство, имеющее несколько иной спектр действия, включая снижение «психического напряжения», мышечные спазмы и так далее. Журналист и писатель Патрик Радден Киф в своей недавно вышедшей книге «Империя боли. Тайная история династии Заклеров»[193] цитирует врача, с иронией замечающего: «Есть ли вообще что-нибудь, от чего „Валиум“ не помогает?» Казалось бы, наконец-то создана панацея, чудодейственное лекарство, но, как это часто бывает, рядовой врач или обычный пациент хочет знать прежде всего о желаемых свойствах препарата и лишь потом обращает внимание на его побочные эффекты. Действительно, бензодиазепины более безопасны, чем барбитураты, но при длительном их применении у некоторых пациентов развивается зависимость, их передозировка может привести к летальному исходу, а внезапное прекращение их применения – к негативным последствиям, включая судороги и серьезные психологические расстройства[194].
Что же происходит, когда мы употребляем снотворные, подобные «Валиуму»? Наиболее распространенные препараты, используемые на протяжении последних нескольких десятилетий для снижения беспокойства, мании или судорожных припадков, а также для лечения расстройств сна, преследуют одну цель – достичь рецепторов ГАМК (гамма-аминомасляной кислоты). ГАМК – один из главных нейропередатчиков в центральной нервной системе. Одновременно это просто одна из аминокислот, подобных тем, которые являются строительными блоками всех белков в нашем организме. Некоторые из них также «служат» нейромедиаторами, например глицин и глутамат. ГАМК часто рассматривается как ингибиторный, или тормозной, нейромедиатор.
Главный тип ГАМК-рецепторов представляет из себя канал, избирательно проницаемый для отрицательно заряженных ионов хлора – основной компонент поваренной соли и одновременно ключевой компонент поддержания внутриклеточного гомеостаза и возбудимости нервных клеток. При связывании ГАМК с рецепторами на мембранах нервных клеток канал открывается и хлоридные ионы устремляются внутрь, что приводит к так называемой гиперполяризации мембраны, не позволяющей нейрону возбуждаться и генерировать потенциалы действия. Казалось бы, простой и элегантный механизм! Правда, в его реальной работе нужно учитывать огромное количество нюан