[201]. Что же происходит с нами в течение бодрствования или в результате лишения сна, что обусловливает антидепрессантное действие бодрствования? Может быть, в этом играет роль именно модуляция потоков информации между мозгом и периферическими органами, которые играют роль в иммунитете и опосредованы в соответствии с теорией Пигарёва состояниями сна и бодрствования?
Другой немаловажный момент состоит в том, что классические антидепрессанты зачастую имеют выраженное влияние на сон. Как было обнаружено американским психиатром Крисом Гиллином и его сотрудниками и подтверждено многими другими учеными, REM-фаза сна практически исчезает под влиянием антидепрессантных препаратов. В их число входят, например, ингибиторы фермента моноаминоксидазы или селективные ингибиторы обратного захвата серотонина и норадреналина. Считается, что главным следствием приема этих препаратов является увеличение уровня и доступности серотонина и других моноаминов – они не метаболизируются сразу после их секреции и не захватываются обратно в клетки, что со временем может приводить к десенситизации пресинаптических ауторецепторов, которые обычно регулируют их секрецию. Моноаминэргические нейроны – это часть ретикулярной активирующей системы мозга, описанной итальянским ученым Джузеппе Моруцци в середине прошлого века. Сегодня понятно, что эти нейроны существенно снижают свою активность при засыпании и особенно активно тормозятся во время REM-фазы сна. Поэтому их иногда называют «нейронами выключения REM-фазы».
Экспериментальное предотвращение «глубокого» сна может действительно облегчать депрессию, даже если продолжительность сна при этом не изменяется.
Исчезновение REM-фазы сна под воздействием препаратов, стимулирующих моноаминергическую систему, может этим объясняться. Стоит заметить, что такое исчезновение не проходит бесследно – изучение ЭЭГ бодрствования или NREM-фазы сна обнаруживает качественные изменения активности мозга пациентов. Возможно, в скрытой форме REM-фаза сна все же протекает в течение приема антидепрессантов. В результате проявляются порой заметные изменения личности и поведения пациента, возникновение у него галлюцинаций, что можно интерпретировать как возникновение гибридных состояний, подобно состоянию «полусна», описанному Моруцци. Еще предстоит установить, насколько стадия NREM-фазы сна, которая характеризуется несколько сниженным уровнем медленноволновой активности ЭЭГ, важна для антидепрессантного эффекта, но некоторые исследования позволяют заключить: экспериментальное предотвращение «глубокого» сна может действительно облегчать депрессию, даже если продолжительность сна при этом не изменяется. Впрочем, не стоит забывать, что 95 % серотонина вырабатывается вовсе не мозгом, а кишечником, а также клетками, опосредующими иммунный ответ, как врожденный, так и приобретенный (адаптивный), и, возможно, разгадка эффекта классических антидепрессантов будет найдена вовсе не в мозге[202].
Классические антидепрессанты – наиболее популярный и часто эффективный терапевтический подход к лечению депрессии. Однако это, к сожалению, далеко не идеальный способ достичь цели. Во-первых, эффект проявляется не сразу, а иногда только после нескольких недель или даже месяцев. Во-вторых, далеко не все пациенты одинаково реагируют на препараты, и могут пройти годы, прежде чем сочетание фармацевтических и других подходов, таких как психотерапия, окажется оптимальным для данного пациента. К сожалению, в некоторых случаях использование группы СИОЗС[203] вообще остается неэффективным и приходится прибегать к более инвазивным методам, таким как электрошоковая терапия или даже имплантирование электродов в мозг с целью его стимуляции.
Серьезность депрессии не стоит недооценивать: иногда своевременное вмешательство является буквально вопросом жизни и смерти. Потенциал «терапии бодрствованием» остается также неиспользованным и, к сожалению, малоизученным. Мы просто не знаем, как этот метод работает! (Впрочем, то же самое можно заявить и об электрошоковой терапии.) Важно и то, что эффект является кратковременным. Таким образом, с одной стороны, существует огромная необходимость в разработке новых препаратов для лечения психиатрических заболеваний. С другой стороны, многие гиганты фарминдустрии, которые на протяжении десятилетий играли лидирующую роль на рынке препаратов от душевных расстройств, включая AstraZeneca, Bristol-Myers, GSK, Pfizer и Amgen, Eli Lilly, Sanofi и Merck & Co., в настоящее время или сворачивают свою деятельность в этой сфере, или вообще ее прекращают – к сожалению. Впрочем, эти решения неудивительны: прорывов в области антидепрессантов не было на протяжении десятилетий.
Иногда новые подходы оказываются хорошо забытыми старыми изобретениями человечества, корни которых уходят в далекое прошлое. Это относится к любопытной группе препаратов, называемых психоделическими веществами или галлюциногенами. Хотя до сих пор ученые не могут договориться между собой, что же точно к ним следует относить. Согласно самой распространенной точке зрения, психоделиками следует называть агонисты – химические соединения, обнаруживающие способность связываться с рецепторами и вызывать эффекты при взаимодействии – определенного подтипа серотониновых (5-HT2A[204]) рецепторов. Другие препараты диссоциативного типа, такие как кетамин или экстази, могут вызывать эффекты, подобные «классическим галлюциногенам», но обычно рассматриваются отдельно благодаря иным механизмам работы.
Одним из самых широко известных галлюциногенов, имеющих отношение к 5-HT2A-рецепторам, является мескалин, получаемый из определенного вида мексиканского кактуса рода эхинопсис, который называется Сан-Педро. Его свойства были издавна известны индейцам, использующим растение в религиозных ритуалах – для установления контакта с божествами или духами умерших предков, например. После того как мескалин был синтезирован австрийским химиком Эрнстом Шпэтом в 1927 году, он стал доступен европейцам. Это мескалин вдохновил выпускника Оксфордского Университета писателя Олдоса Хаксли, семь раз номинированного на Нобелевскую премию по литературе, на написание знаменитой книги «Двери восприятия». В ней настолько поэтично и убедительно описан опыт Хаксли, который употреблял мескалин, что «Двери восприятия», пожалуй, можно считать одним из триггеров возникновения целой новой культуры психоделиков.
Другим значимым событием в истории психоделиков было случайное открытие ЛСД в 1943 году швейцарским химиком Альбертом Хофманом. ЛСД, который Хофман впоследствии называл своим «проблемным детищем», заслужил самую противоречивую репутацию среди галлюциногенов. Дешевизна и легкость производства препарата способствовали его широкому распространению и массовому использованию в 60–70 годах прошлого столетия. Едва ли будет преувеличением мнение, что ЛСД сыграл не последнюю роль в появлении «Битлз» или многих значимых научных открытий, впоследствии отмеченных Нобелевскими премиями, например расшифровке структуры ДНК, изобретении персональных компьютеров, а возможно, даже в направлениях, связанных с освоением космоса.
Но психоделики очень скоро начали представлять опасность для самого существования американского государства, не говоря уже о реальной угрозе его доминирующему положению на мировой арене. Призыв бывшего Гарвардского ученого, которого со скандалом уволили из университета, Тимоти Лири – «Включайся, настраивайся, отключайся»[205] – сделал его врагом Америки номер один. Указ президента США Ричарда Никсона о включении ЛСД в список препаратов, запрещенных законом к обладанию или употреблению и наказуемых тюремным сроком в противном случае, не заставил себя долго ждать. «Война с наркотиками» не свела на нет использование ЛСД, но, к сожалению, сделала практически невозможным дальнейшие научные исследования психоделиков.
После продолжительного застоя в этой области в 1990 году американскому ученому-психиатру Рику Страссману удалось получить разрешение провести исследования с диметилтриптамином (ДМТ). Препарат был синтезирован в первой половине прошлого века, его психоделические свойства впервые изучил венгерский ученый Стивен Сзара. В своей книге «ДМТ: молекула духа»[206], которая послужила манифестом к «психоделическому ренессансу», Страссман описывает эксперименты, в которых испытуемые рассказывают о своем субъективном опыте использования ДМТ в контролируемых лабораторных условиях, и представляет удивительные и часто совершенно сюрреалистические их отчеты. Пожалуй, легче всего сравнивать опыт галлюциногенов со сновидениями, которые могут также быть очень позитивными или, наоборот, пугающими и часто не имеющими простого объяснения.
Что характерно для многих психоделиков – они зачастую оставляют глубокий след в личности и даже могут ее совершенно изменить: переосмысление смысла жизни или собственного места в мире, ощущение потери своего «я» и неотделимости от внешнего мира – полное растворение в нем, появление сверхреальных впечатлений. После «удачного трипа[207]» испытуемые могут совершенно утрачивать страх смерти, избавляться от вредных привычек и менять отношение к тем вещам, которые ранее считались важными. Эти свойства побудили дальнейшие исследования терапевтических свойств психоделиков, например псилоцибина, получаемого из галлюциногенных («волшебных») грибов. Его положительное влияние было обнаружено при депрессии у терминальных онкологических больных и в лечении наркотической зависимости.
В последние годы интерес к психоделикам как потенциальным антидепрессантам значительно вырос, особенно после обнаружения их быстрого влияния на улучшение состояние пациентов, которое в некоторых случаях может сохраняться довольно долго – недели и даже месяцы по сравнению с классическими антидепресантами, для достижения эффекта которые приходится приним