Но, увы, попытавшись ее просмотреть на плейере Карины, они увидели лишь мелькание точек на экране. На кассете, несомненно, что-то было, однако в другой системе записи.
Тогда они спустились к нему и попробовали кассету на плейере с другим декодером — и с тем же результатом. Напрашивалась мысль, что здесь, в целях защиты информации, была применена какая-то специальная система видеозаписи.
Видя разочарование Карины, Александр Петрович решил ее утешить.
— Ты сегодня была изумительна, — заявил он торжественно, — но не всегда под руками окажется подходящая дверь. Я думаю, тебе пора иметь вот это. — Он протянул ей газовый пистолет. — Те, что с зелеными донышками, — боевые патроны, с газом, а с желтыми — холостые, только для звука. Как говорится, первый — предупредительный.
Он с удивлением заметил, что Карина смотрит на новую игрушку почти безучастно.
— Чудесный подарок, спасибо, — слабо улыбнулась она, — но я, кажется, смертельно устала. Сегодня был бесконечный день. Из меня словно воздух выпустили, я пойду.
— Да, тебе сегодня досталось, — сказал он задумчиво, — да и я приморился.
Он пошел ее проводить, и пожелание спокойной ночи завершилось долгим поцелуем. Она не противилась и не пыталась прервать его, но ее губы оставались вялыми и безразличными. Впрочем, это можно было отнести на счет усталости.
Наутро адвокат развил кипучую деятельность, имея в виду получение объявленного «Крекингом» вознаграждения за возврат документов. Он решил, что с учетом последних событий откладывать контакт с фирмой больше, чем на день, опасно, но и совать к ним нос без надлежащей разведки не менее опасно. Начал он, как обычно, с телефонных звонков, затем составил опись найденных документов, после чего настало время поездок и визуального общения. У юриста фирмы «Крекинг», путем косвенных расспросов, он выяснил, что, как он и предполагал, им ничего не известно о вчерашнем чердачном инциденте. Кроме того, ему удалось выйти на одного из психиатров, к которым обращался Холщевников, но дозвониться до него не удалось.
Карина, встав поздно, отправилась в свою галерею, но пробыла в ней недолго. Делать там было нечего, в арт-бизнесе наступил мертвый сезон. Абсурдные таможенные поборы, в несколько раз превышающие стоимость самой картины, удерживали иностранцев от покупок живописи. На внутреннем же рынке сейчас она просто была никому не нужна.
Вернувшись домой и убедившись, что адвокат отсутствует, Карина на скорую руку перекусила на кухне. Ей вдруг показалось глупым накрывать на стол для себя одной, хотя до недавнего времени она это делала с удовольствием. Вскоре она с раздражением обнаружила, что в собственном доме не находит для себя удобного места. Сначала она расположилась с чашкой кофе и только что купленным у уличного торговца романом за письменным столом, потом перекочевала в кресло, но никак не могла отделаться от ощущения скуки И беспричинного беспокойства. И, увы, происхождение трупа, выловленного из Темзы полицейскими Ист-Энда, ее совершенно не волновало.
Она решила, виной всему духота и жара. Наверное, к вечеру натянет грозу. Ну да, это нормально, начало августа, подумала она уныло.
Карина положила роман в сумку, затем, рассеянно покрутив барабан газового пистолета, сунула его туда же.
Она вышла из дома с намерением почитать часок где-нибудь на садовой скамейке и сбить дурное настроение, но вместо этого бесцельно бродила по улицам и никак не могла остановиться. Неосознанно выбрав привычный маршрут, она очутилась в сквере перед домом Квасниковых, где наконец решилась разместиться со своей книжкой. Как назло, сюжет был нудно и академично запутан, и ее к тому же то и дело отвлекали собачники, подходившие поболтать уже на правах старых знакомых.
В результате Карина все же скоротала время до начала сумерек. Она уже собралась уходить, когда к ней подсел молодой человек с нахальной, но благодушной улыбкой:
— Не узнаете?
— У меня хорошая память, — усмехнулась она, — вы поблизости торговали пивом и продали нам обрезок бутылки, — она поднялась, — мне пора.
Парень встал тоже:
— А я еще много чего об этом знаю… о чем вы тогда спрашивали. Интересуетесь?
— Да, если недолго. Что же вы об этом знаете?
— А то, что вам очень сильно дурят голову.
— Что за чепуха? Кто дурит?
— Вы так не поверите, мне надо вам показать. Я здесь рядом живу, через три дома, вон там, — он показал рукой, — зайдете?
— Нет, мне не по пути, спасибо.
— Вы только не бойтесь, я вам ничего не сделаю.
— Я не боюсь, — пожала плечами Карина, — но мне не по пути.
— Я же этого вашего… муж он вам или… так? Я его давно знаю, он адвокат, Защищал меня по одному дельцу.
— Почему же он вас не вспомнил?
— Я вот и говорю: пойдемте, все объясню, все покажу.
— Ладно, пошли.
Он привел ее в грязную однокомнатную квартиру, заваленную коробками, мешками и ящиками, — судя по всему, он не только торговал пивом, но и спекулировал чем придется, а может, сбывал краденое.
— Садитесь. — Он широким жестом пригласил Карину к столу с переполненной пепельницей и недоеденными бутербродами на клеенке.
— Не хочу, спасибо, — отказалась она, — я на одну минуту. Что вы хотели мне показать?
— Ну нет, обижать не надо. Свои дела делай, а обижать не надо. — Он потянулся к Карине, явно собираясь усадить ее насильно.
— Хорошо, хорошо, — она села на стул, — так в чем дело?
— Не гони машину, я, как-никак, с работы. — Парень тоже уселся, и Карина с некоторым опозданием заметила, что он затыкает собой единственный проход, ведущий от нее к двери. Не то чтобы она его боялась, но ни одна из героинь читанных ею романов не позволила бы усадить себя таким образом.
Парень тем временем, пошарив рукой на полу, выставил на стол бутылку с жидкостью неопределенного цвета и налил Карине и себе в плохо вымытые рюмки.
Дождавшись, когда он выпьет, Карина спросила, слегка растягивая слова, — эта манера у нее появлялась, когда ее основательно выводили из себя:
— Так вы объясните или нет, в чем дело?
— А вот в том и дело, — парень ухмыльнулся, — что твой старикан дурит тебе голову.
Он поднялся и принес из угла комнаты коробку с разрезанными на части бутылками:
— Вон сколько бутылок перепортил, пока ровный срез не получился… ну тот, что вы у меня взяли. Смотри, как делается: сначала линию намечаю напильником, потом нитку со спиртом. Поджег, под кран — и готово. Это мне твой старикан заказал.
— Я вам не верю.
— Дело хозяйское. А ты вот это тогда почитай. — Он протянул ей сложенный вчетверо замызганный лист бумаги.
Она развернула его и стала читать — это было описание эпизода с Колей Квасниковым и его бластером, изложенное этим парнем три дня назад.
— Ты что думаешь, я мог бы сам замастырить такую телегу? Я тогда удивился, а на кой это вам, спрашиваю. Так, говорит, розыгрыш.
Увы, и без его пояснений Карине было ясно: этот текст появился из пишущей машинки Самойлова.
— Это и был розыгрыш. — Она сложила листок и хотела его спрятать в сумку, но парень, с неожиданным для его расхлябанной пластики проворством, перегнулся через стол и выхватил у нее листок:
— Ну нет, я подставляться не собираюсь.
Карина поднялась, она чувствовала, что может не справиться с захлестнувшей ее яростью. Ей нужно было остаться одной.
— Да не суетись ты, давай расслабимся, — свойским тоном продолжал парень, не понимая, что с ней происходит, — твой старикан тебя надурил, и ты его подури. А я уж постараюсь, чтобы тебе в кайф было.
— Вы что, совсем рехнулись? — Карина встала.
— Ты, главное, не трепыхайся. От меня все телки кипятком писают, еще сама прибежишь, просить будешь.
— Пошел прочь, скотина, — тихо, почти шепотом сказала она.
— Ишь ты, сучка, я к тебе всей душой, а ты во как заговорила! Динамить меня не выйдет, так что давай по-хорошему. — Он сделал шаг вперед.
Карина попятилась, загородилась стулом и забилась в угол — дальше отступать было некуда. Парень схватился за стул, но сделать с ним ничего не успел.
— Руки вверх и лицом к стене! — отчеканила Карина, наставив на него пистолет.
— Это ты брось, тебе за это знаешь что будет? Убери пушку. — Он снова взялся за стул и начал его отодвигать.
— Первый предупредительный, следующий боевой, — быстро, как заклинание пробормотала Карина, нажимая на спуск.
Бахнул выстрел, и она тут же ощутила отвратительный запах и жжение в горле. Парень закрыл лицо руками, сложился пополам и осел на пол, конвульсивно дергаясь и издавая утробные звуки. Его тошнило.
Карина дунула в ствол пистолета, чтобы сумка не пропахла вонью, и спрятала его.
— Извините, я не знала, что барабан прокрутился. У него слишком легкий ход, — сочла она необходимым объясниться и добавила холодно: — Но вы все равно мерзавец.
Брезгливо перешагнув через него, она удалилась.
Свежий воздух не охладил кипящую кровь помещиков и сатрапов, а скорее, наоборот, возбуждал ее ярость еще сильнее. Погода, казалось, копировала внутреннее состояние Карины: потемневшее небо обложили тучи, вспыхивали зарницы и вдалеке ворчал гром.
Она ворвалась в квартиру адвоката подобно Эринии, готовая покарать его за коварство. Глянув на нее, он понял, что выражение: «Ее глаза метали молнии» — не только литературный штамп. Но она не приготовила обличительную речь заранее и теперь задыхалась от множества обидных и гневных слов, которые хотелось сказать все сразу. Он же, осознав, что она не в себе, решил хоть ненадолго отвлечь ее, чтобы выиграть время и выведать, что случилось.
— Я хотел тебе показать одну вещь, — сказал он чуть рассеянно, словно продолжая беседу. Помня, что интеллигентная женщина неспособна начать скандал, не видя лица оппонента, на последнем слоге он повернулся и направился к открытому окну своей спальни. На подоконнике лежал добытый сегодня у Коли Квасникова бластер, изготовленный его дедом, — игрушечный пистолет, отличающийся от прочих подобных изделий тем, что при нажатии на спусковой крючок где-то внутри загоралась лампочка и из ствола вырывался довольно яркий голубой луч.