— Двадцать второе августа. — И после невнятных шумов: — Клюквин Игорь Борисович, сорок восьмого года. — Короткая пауза, и за ней, раздельно и четко: — Тринадцать Волга впадает ноль пять в Каспийское море.
Дальше следовали щелчки и шум, соответствующие включению и выключению записи, и далее:
— Кандыба Степан Степанович, тридцать девятого года… тринадцать к чему стадам двадцать два дары свободы.
— Литератор, — проворчал Александр Петрович, ему вдруг совершенно неожиданно захотелось выругаться матом.
К этому времени доктор уже покончил с инъекцией и опять улегся.
Адвокату случалось иметь дело с наркоманами, и он знал: через минуту доктор Буги будет чувствовать себя превосходно, а еще через короткое время впадет в состояние идиотической эйфории. Но в течение нескольких минут он будет нормальным человеком, и этим кратким периодом следовало воспользоваться.
— Что означают цифры в коде? — резко спросил адвокат, сочтя, что подходящий момент уже наступил.
— Время, — попался на удочку доктор и сразу же спохватился: — А почему это я должен тебе отвечать?
— Потому что я намерен вас спасти. Видеозапись ваших сеансов вырвалась на свободу и начала убивать. Она прикончила уже пятерых. Если я вас нашел, найдут и другие. Что они с вами сделают, знаете сами.
— Все ты врешь. Зачем тебе меня спасать?
— Я спасаю себя, а приходится заодно и вас. Здесь все, кого вы кодировали? — Адвокат показал доктору кассету.
— Все, все, не волнуйся, — наркотик уже действовал, по лицу доктора разливалось блаженство, — а я вот возьму да и отберу их у тебя обратно. — Он, радуясь вновь обретенной способности двигаться, вскочил с кровати и потянулся к кассете.
— Вы еще слишком слабы. — Адвокат толкнул его в плечо, и доктор со счастливым смехом плюхнулся на кровать.
— Ну и бери, черт с тобой! Не жалко! Я ведь добрый! Я знаешь какой добрый?
— Догадываюсь, — сухо сказал Александр Петрович. — Скажите, почему на ваших сеансах все бегут, все в панике? Чего они боятся?
— Для них воздух превращается в жидкий огонь, — сказал доктор страшным голосом, — и спасение только одно, — он прыснул смехом, — выполнить все по программе!
— А зачем они после ложатся на пол?
— Ну что ты заладил, зачем да зачем! Ложатся, потому что в кайфе. Выполнил здание — ловишь кайф! Ну, что тебе еще надо? Спрашивай, пока я добрый!
— Кто сейчас владеет всеми этими кодами?
— Ты! — Показывая пальцем на собеседника, доктор залился хохотом.
Оценив его находчивость, адвокат слегка улыбнулся:
— А кроме меня?
— Не тот, кто вначале.
— Как его зовут? Кто он такой?
— А вот этого не надо, — доктор Буги кокетливо погрозил пальцем, — за это мне сегодня же все отрежут. — Он показал ребром ладони, что именно отрежут, и продолжал веселиться. — Ну а все-таки, ты сам кто такой? Ты не мент, я вижу. Ты симпатичный мужик, иди сюда, — он похлопал по одеялу рядом с собой, — слушай, давай вместе писать сценарий! У меня материал — улетный! Бабок заработаем кучу, как по говну ходить будем. А?
Осознав бесперспективность дальнейшего общения, адвокат удалился. На улице, несмотря на осеннюю морось, он испытал от свежего воздуха удовольствие не меньшее, чем доктор Буги от своего морфия.
Домой Александр Петрович вернулся победителем. Его ждал стол, сервированный к ленчу, и ему польстило, что Карина начала не с прослушивания кассет, а потребовала сначала подробного рассказа о набеге на резиденцию доктора Буги.
— Жестковато ты с ним поступил, — констатировала она, — впрочем, он это заработал. С нами, при случае, тоже шутить не будут… Ладно, давай-ка посмотрим наше любимое кино в звуковом варианте.
Она вставила в магнитофон кассету, датированную двадцать четвертым августа, адвокат же включил видеоплейер. Сначала им не удавалось синхронизировать обе записи, потому что видеокамера работала непрерывно, а диктофон доктор Буги включал ненадолго, лишь для фиксации фамилии и кода очередного пациента. Но вскоре Карина приловчилась улавливать на экране момент, когда доктор опускал правую руку в карман халата, и нажимать пусковую клавишу одновременно с ним, добиваясь точного совпадения изображения со звуком.
Видеофильм для них ожил, действие стало реальным, и только сейчас они могли в полной мере осознать чудовищность того, что видели.
— Посмотри, как он бежит, — давал пояснения Александр Петрович, — лицо закрыто руками. Ему внушено, и он это ощущает, что весь воздух превратился в огонь и спасение лишь в том, чтобы выпрыгнуть из окна.
Человек на экране перелез через сиденья стульев, свалился на пол и остался преспокойно лежать.
— А теперь взгляни на его лицо, — адвокат остановил ленту на стоп-кадре, — какое оно счастливое. Он объяснил мне, в чем дело: они убеждены, что после выполнения программы немедленно испытают состояние безграничного блаженства. Наркоманского, понимаешь?
— Понимаю… дьявольская выдумка, только наркоман мог изобрести такое… гореть ему за это в аду.
— Его жизнь уже похожа на ад, — заметил он, пуская видеоплейер.
Ощущение дикости происходящего усиливалось нелепостью текстов кодирования. Каждый код представлял собой фразу из четырех-пяти слов, с добавлением двух чисел, означающих время начала сеанса. Абсурдное сочетание слов и цифр, вероятно, имело целью исключить возможность случайного совпадения. Тексты для кодов доктор Буги выбирал, мягко говоря, со странным юмором. Код Холщевникова звучал так: «Пятнадцать сон разума десять порождает чудовищ», а следующего за ним пациента — «Пятнадцать над всей Испанией двадцать три безоблачное небо». Для вживления в мозг человека его собственной смерти требовалось чуть меньше четверти часа.
Что касалось Холщевникова, то он, уже более месяца будучи покойником, тем не менее преподнес Карине и адвокату сюрприз. Перед его кодом было записано: «Павлов Егор Антонович, сорок пятого года».
— Здесь путаница, — Александр Петрович остановил плейер, — похоже, это не та пленка.
— Нет, — покачала головой Карина, — по-моему, с пленкой все в порядке. Смотри, время на экранных титрах то же самое, пятнадцать десять. Давай еще раз прокрутим, — она принялась манипулировать клавишами магнитофона и плейера одновременно, — гляди, вот доктор Буги произносит фамилию «Павлов», видишь, движение губ ложится на звукозапись. А Холщевников в это время ставит свой «дипломат» на пол, он тут же падает, и на фонограмме слышен хлопок. И второй эпизод: доктор Буги проговаривает его код, а он бежит, вон как тяжело, неуклюже, и здесь, — она увеличила громкость, — его топот. Движение совпадает со звуком.
— Да, — вынужден был согласиться адвокат, — это его фонограмма.
— Может быть, он менял фамилию? — предположила Карина.
— И имя и отчество тоже? — засмеялся он.
— Извини, я сказала глупость, — смутилась она, — да и год рождения тоже… Постой, неужели доктор Буги не видит, что этому человеку не сорок три года, а значительно больше?
— Следовательно, не хочет видеть.
— Значит, ты думаешь…
— Я думаю, что Егор Антонович Павлов даже среди прохвостов должен слыть ловкачом.
Вторая кассета ничего принципиально нового не содержала — такой же перечень фамилий и кодов.
— Не понимаю, — недоумевала Карина, — зачем он все это хранил? Неужели он собирался кого-то из них шантажировать?
— От него всего можно ждать. Думаю, он рассчитывал брать их на крючок по одному и снимать кодирование за приличный гонорар. Может, даже уже и попробовал… Только долго бы он не прожил, в основном они — люди крутые. Так что, считай, отобрав кассеты, мы его облагодетельствовали.
Опасность сильнее всего угнетает, когда она безлика. Приблизительно выяснив, с чем они столкнулись, адвокат и Карина почувствовали определенное психологическое облегчение, но одновременно их взорам открылись устрашающие размеры и свирепость рептилии, которую они столь неосторожно дернули за хвост.
Адвокат, вообще говоря, успел придумать способ заставить этого крокодила отгрызть самому себе лапы, но пока не посвящал Карину в свой план, опасаясь, что она отвергнет его как недопустимо жестокий по отношению к животному. Он решил отложить разговор до вечера, чтобы она успела проникнуться ощущением беспощадности сложившейся ситуации.
Александр Петрович поехал к умельцу, который уже, несомненно, выполнил заказ, а Карина вызвалась сделать тем временем распечатку диктофонных кассет, благо в композиторском доме имелась пишущая машинка.
Она справилась со своей работой довольно скоро — весь список этих сорока шести камикадзе, вместе с их кодами, уложился в четыре страницы. Но, вынув из машинки последний лист, она не испытала удовольствия оттого, что быстро и хорошо сделала уроки, и взялась за приготовление ужина с тревогой и тяжестью на душе.
Адвокат, возвращаясь домой, прикидывал, как и когда лучше всего затеять столь важный для дальнейшего разговор, но он начался сам собой, едва Александр Петрович переступил порог.
— Ого! — изумилась Карина при виде возникшего около плейера внушительного штабеля видеокассет. Она знала, что Фавиловичу заказаны дополнительные копии фильма, но не ожидала такого тиража. — Я вижу, у тебя уже готов план сражения?
— Это, собственно, не мой план, я просто развил твою мысль. Помнишь, еще в Крыму, ты сказала: появятся люди, которые тоже захотят иметь это кино. И тогда я подумал…
— И молчал столько времени?!
— Идея тогда была слишком смутной… Я подумал, что кино не алмаз и поддается копированию. Если выпустить фильм в прокат, кому будет интересно гоняться за нами?
— Звучит разумно… а конкретно? — Она покосилась в сторону видеокассет.
— Мы выставим их на комиссию в нескольких коммерческих магазинах как учебный фильм по гипнозу… или лечебный, неважно… И в газетах дадим объявление, где-нибудь между рекламой девушек и щенков, адреса магазинов, с основательным намеком на содержание фильма.
— Неплохо придумано… а как быть с текстовым материалом, с кодами?