– Хорошо, – вымолвила она, – я обдумаю ваше предложение.
– Обдумайте, Анастасия Сергеевна, обдумайте.
Посчитав, что разговор окончен, Настя повернулась и направилась к себе в палату. Она чувствовала, что Гуськов смотрит ей вслед, и от этого ей было слегка не по себе.
– Бургазлиева! – услышала она его начальственный окрик, обращенный к кому-то из пациенток. – Хватит приставать к людям! В «надзорку» захотела? Я тебе это устрою.
Настя не обернулась и лишь ускорила шаг.
2
Худощавый молодой брюнет в модных очках (черная строгая оправа) и в белом халате сделал предостерегающий жест рукой и сказал охранникам:
– Отойдите, я сам разберусь. Да отойдите же!
Крепыши-охранники неохотно отошли. Молодой доктор по фамилии Галибин опустил руку и взглянул на пациентку. Та сидела в углу палаты, сжавшись в комок. Она была одета в ночную рубашку, перепачканную калом и мочой. Седоватые волосы, больше похожие на лохмы, скрывали ее лицо. Окровавленными пальцами пациентка пыталась отодрать кусок штукатурки.
– Галина, – мягко, но строго обратился к ней молодой брюнет, – я доктор Галибин, Вячеслав Сергеевич, вы ведь меня помните?
Пациентка не отозвалась, она продолжала целенаправленно, но безуспешно отдирать кусок штукатурки.
– Зачем вы это делаете? – спросил молодой доктор.
– Там… – прохрипела пациента Упорова. – Там есть мой мир… Моя жизнь… Другая жизнь!
– Нет никакого мира, кроме того, в котором мы находимся. Это всего лишь ваша фантазия. Галина, посмотрите на меня.
Он шагнул к ней ближе – пациентка тут же вжала голову в плечи и зашипела на него, как кошка. А затем яростно крикнула:
– Прочь! Прочь!
Доктор Галибин вздохнул и сказал сопровождающему его медбрату.
– Придется действовать силой, пока она себе не навредила. Я ее подержу, а вы сделайте ей инъекцию локсапака.
– Хорошо, доктор, – отозвался медбрат.
– На счет три. – Он подождал, пока медбрат достанет шприц и наберет из ампулы лекарство, а затем стал считать: – Раз. Два. Три!
Он прыгнул к пациентке и схватил ее за руки.
– Скорее!
Медбрат неуклюже подбежал к ним, склонился над Упоровой и вколол ей иглу в предплечье.
…Двадцать минут спустя доктор Галибин склонился над кроватью, взял пациентку Упорову за руку и пощупал ей пульс.
– Галина, как вы себя чувствуете? – спросил он.
– Что… – Женщина сглотнула слюну. – Что случилось?
– У вас снова был приступ.
Она моргнула и нервно проговорила:
– Где я? Кто вы такой?
Молодой доктор невесело усмехнулся.
– Даже так? Ну, хорошо. Я – новый врач клиники. Вячеслав Сергеевич Галибин.
– Врач? – Лицо ее стало встревоженно-удивленным. – Я заболела?
Сзади бесшумной походкой подошел доктор Макарский.
– Вячеслав, позволь мне.
Галибин потеснился, и доктор Макарский взял Упорову за руку.
– Галина, вы лежите в психиатрической клинике уже три недели, – сказал он, глядя женщине в глаза. – После того как погибли ваш муж и сын.
Она выдернула руку, быстро закрыла ладонями лицо и зарыдала. Молодой врач посмотрел на доктора Макарского с некоторым осуждением.
– Андрей Петрович, неужели…
– Слава, мы это уже обсуждали, – сухо произнес Макарский. – Главное в нашей работе – не быть излишне впечатлительным. И уметь делать пациентам больно, если от этого зависит их выздоровление. Кроме того, Галина Упорова не твоя пациентка. Ты вообще не должен сейчас здесь находиться.
– Ее случай показался мне очень интересным, – возразил доктор Галибин. – И как раз об этом я собирался с вами поговорить.
– О чем именно? – уточнил Макарский, поправив пальцем золотые очки.
– Андрей Петрович, я не могу найти историю болезни Галины Упоровой. С тех пор как вы у меня ее забрали, я…
– Зачем вам история болезни?
– Я же сказал: ее случай кажется мне очень интересным. Я хотел бы ознакомиться с анамнезом.
Макарский дернул уголком губ.
– Давайте отложим это интересное чтение до лучших времен.
– До лучших времен? – На лице доктора Галибина отразилось замешательство. – Простите, Андрей Петрович, но я не понимаю. Почему до лучших времен?
Макарский сжал губы и строго посмотрел на молодого доктора.
– Вячеслав Сергеевич, – негромко, но веско проговорил он, – вы здесь человек новый. Кое-что в нашей клинике может показаться вам странным или непривычным. Я бы не хотел сейчас вдаваться в объяснения, я просто хочу вас попросить: не задавайте мне вопросов о пациентке Упоровой.
– Это неправильно, – сказал Галибин. – Я такой же врач, как и вы. Я имею право…
– Разумеется, имеете. Но не сейчас, а тогда, когда я посчитаю вас готовым.
– Готовым для чего?
– Для того чтобы лечить пациентов, не причиняя им вреда.
Галибин нахмурился.
– Не думаю, что я…
– Вячеслав Сергеевич, я ведь достаточно ясно выразился. И хватит дискуссий.
Галибин выпрямился. Он был не только моложе, но и стройнее и выше Макарского. Парень снял черные очки, протер их полой халата и снова водрузил на нос.
– Знаете, Андрей Петрович, – заговорил он обиженным голосом, – я здесь, как вы правильно сказали, человек новый. Но некоторые ваши правила кажутся мне дикими и… сомнительными.
Макарский посмотрел на молодого врача мрачным взглядом и отчеканил:
– Не забывайтесь. Вы здесь только потому, что за вас попросил ваш дядя.
– Верно, – кивнул тот. – Но позвольте вам напомнить, что благодаря моему дяде клиника получила новый корпус. А также другую щедрую спонсорскую помощь.
– Это еще не дает вам права наглеть, – резко сказал Макарский.
– Вы правы, – снова согласился Галибин. – Но это дает мне право получить историю болезни Галины Упоровой. И я ее получу. С вашей помощью или без нее. Клянусь!
Он развернулся и двинулся прочь из палаты, недовольно бурча себе под нос:
– Тоже мне тайны мадридского двора. Ну, ничего, я этого так не оставлю.
Некоторое время доктор Макарский задумчиво смотрел в пустоту перед собой, потом достал из кармана халата телефон и набрал номер начальника охраны.
– Гуськов, – сказал он в трубку, – мне надо с вами поговорить.
3
Проходя мимо комнаты для занятий художественным творчеством, где пациенты, сидя за столами, усердно склеивали из бумаги коробочки, начальник охраны Гуськов поймал на себе взгляд яркой блондинки Анжелы Бологовой и подмигнул ей. А затем кивнул в сторону хозблока.
Он двинулся дальше. Примерно через минуту после того, как он скрылся, Анжела отложила работу, поднялась из-за стола и тоже направилась в сторону хозблока.
Оказавшись внутри, она остановилась возле двери с надписью «Подсобное помещение», поправила прическу, затем открыла дверь и вошла внутрь. Гуськов с сигаретой во рту стоял возле стола.
– Привет, – сказала она с улыбкой. – Ты меня звал?
– Угу.
Анжела выдавила из себя улыбку.
– Твой «боец» опять рвется в бой? Сейчас я его обслужу!
Она подошла к Гуськову вплотную, опустилась перед ним на колени и принялась привычно расстегивать ему ремень. Он ударил ее по рукам, отбрасывая их от ремня.
– Перестань. И поднимись.
– Нет? – удивилась Анжела. На лице ее отобразилось замешательство, но оно тут же сменилось веселой догадкой. – А, понимаю, – с лукавой улыбкой сказала она. – Хочешь, чтобы я обслужила тебя по полной программе. Но для этого я должна сходить в душ. Ты сам говорил, что тебя возбуждают только чистые киски.
– Снова не угадала, – с сухой усмешкой проговорил начальник охраны. – Встань на ноги.
Анжела поднялась. Гуськов вынул окурок и швырнул его в раковину умывальника. Снова посмотрел на Анжелу и произнес:
– Ты должна кое-что для меня сделать. Не со мной, а для меня. И вот твой аванс.
Он достал из кармана пиджака три белые таблетки и протянул Бологовой. Глаза ее замерцали мягким блеском. Она хотела забрать таблетки, но Гуськов сжал их в кулаке и с угрозой произнес:
– Только никому их не свети, поняла?
– Поняла. Я же не тупая.
Гуськов разжал пальцы, и таблетки исчезли в кулачке Анжелы.
– Что надо сделать? – спросила она.
– Знаешь нашего нового доктора?
– Вячеслава Сергеевича? – она улыбнулась. – Да. Он красавчик.
– Обслужишь его по полной программе.
– Как? – удивленно проговорила она. – Он… тоже?
– Тоже, тоже. А теперь слушай меня внимательно и не перебивай.
В клинике было несколько корпусов, и у каждого своя специфика. В одном содержались пациенты, страдающие токсикоманией, алкоголизмом и наркозависимостью, в другом – пациенты с различными сексуальными отклонениями. Был отдельный небольшой корпус для пациентов с аутизмом. Настя находилась в женском отделении корпуса, где лечились пациенты с различными диссоциациями сознания – амнезией, раздвоением личности и т. д. Между женским и мужским корпусами находился зал отдыха и развлечений, который могли посещать пациенты обоих полов. Здесь больные могли поиграть в шахматы, шашки, домино, нарды, посмотреть кино, предварительно надев наушники (были и такие, кто не пользовался наушниками, довольствуясь мелькающими кадрами на экране).
Настя узнала этого парня сразу. Среднего роста, худощавый, темноволосый, лет тридцати пяти на вид. Глаза карие, задумчивые, но с искорками юмора.
Журналист Глеб Корсак сидел за столиком и играл в шахматы – сам с собой. Он делал очередной ход, затем переворачивал доску и снова погружался в размышления, натягивая на себя маску воображаемого противника, после чего опять делал ход и снова разворачивал доску.
Судя по всему, эта игра совсем не казалась ему скучной. Одет Корсак был не в больничный халат, а в потертые голубые джинсы и белую футболку с надписью на груди «Лучше пива только водка!».
Настя присела неподалеку. Некоторое время она исподволь разглядывала Корсака, припоминая слова, сказанные о нем доктором Макарским: