Гуськов положил ей руку на грудь и надавил, заставляя Настю снова лечь.
– Все в порядке, – сказал он доброжелательным голосом. – Вы спали, а теперь проснулись.
Настя заплакала.
– Ну-ну-ну… – Гуськов улыбнулся и погладил Настю ладонью по щеке. – Все будет хорошо. Сейчас мы немного поговорим, а потом я отведу вас в палату.
– Не хочу в палату… – со слезами в голосе произнесла Настя. – Не хочу в палату.
Она заплакала пуще прежнего, и в слезах ее было столько горя и отчаяния, что, казалось, в лице Гуськова на мгновение что-то дрогнуло.
Настя видела его лицо как в тумане. Она чувствовала горячие слезы, льющиеся по ее щекам, слышала свой голос, но на всем этом был налет нереальности, кошмарного полусна, однако сознание быстро возвращалось к ней, и мир, в котором Алексей был жив, быстро отдалялся, уплывал, словно чья-то невидимая рука стирала его из памяти Насти.
– Нет! – крикнула она в отчаянии. – На надо!
Гуськов присел на край кушетки и наклонился к ней.
– Ну-ну-ну… – снова ласково проговорил он. – Все хорошо.
На верхней губе Гуськова поблескивали крошечные капельки пота. А когда он улыбнулся, Настя увидела на его зубах желтоватый табачный налет, а ее ноздри уловили запах пота и дорогого лосьона после бритья.
Настя хотела поднять руку и оттолкнуть его, но рука не подчинилась.
– Что?.. – хрипло произнесла она. – Что происходит?
– Я пристегнул ваши руки к бортикам кушетки, – все с той же сочувственной улыбкой сказал Гуськов. – Это для вашей же безопасности.
– Вы… – Настя сглотнула слюну. – Вы не имеете права меня тут держать.
Гуськов взял в руку ее пальцы, поиграл ими задумчиво, а потом вдруг сжал. Настя вскрикнула.
– Вам придется рассказать мне все, что вы знаете, – с улыбкой сказал Гуськов. – Иначе я сделаю вам еще больнее. Намного больнее.
Продолжая сжимать ее пальцы левой рукой, начальник охраны положил правую руку ей на бедро.
– Я не злодей, – проговорил Гуськов, глядя ей в глаза. – Я просто делаю свою работу.
Рука его скользнула выше, под полу ее халата. На секунду рука замерла, а затем передвинулась еще выше. Настя застонала. Лицо Гуськова слегка порозовело, глаза заблестели неприятным сухим блеском. Его пальцы сдвинулись под халатом у Насти и через секунду грубо и бесцеремонно проникли ей в лоно.
– Нет… – простонала Настя. – Пожалуйста, не надо.
Гуськов вынул руку из ее промежности и поднес ее к своему лицу. Ноздри его слегка дрогнули, а в глазах застыло выражение блаженства.
Он снова посмотрел на Настю и вдруг уловил в ее взгляде не страх или отчаяние, а презрение и брезгливость. Словно она смотрела не на своего мучителя, от которого зависело само ее существование, а на грязного пьяницу, который клянчил у нее сто рублей на опохмел.
Гуськов чувствовал, что в недрах этого хрупкого женского тела прячется стержень, который ему не согнуть и не сломать, как бы он ни кричал и ни размахивал кулаками. Прежде, в ту пору, когда Гуськов работал в тюрьме, ему уже приходилось видеть такой взгляд. И он не сулил ничего хорошего.
Пожалуй, тут помогло бы какое-нибудь особое средство, какой-нибудь медицинский препарат, что-нибудь такое, что вызывает сильную боль или заставляет человека говорить правду помимо его воли.
Гуськов покосился на доктора. Тот лежал на полу без сознания и был совершенно бесполезен.
«Все всегда приходится делать самому», – сокрушенно подумал начальник охраны. Он посмотрел на Семенова. Тот сидел на своем стуле с отрешенным видом, но и в этой отрешенности Гуськов разглядел что-то подозрительное. Даже не разглядел, а почуял, как главари банд, повадками напоминающие хищных умных зверей, чуют возможное предательство.
– Слышь, Семенов, – окликнул Гуськов своего помощника. – Пойдем-ка перетрем!
Он поднялся с кушетки, глянул на Настю и сказал:
– Лежите молча, Анастасия Сергеевна, иначе быть беде.
Семенов уже поджидал его у двери. Гуськов легкой пружинистой походкой двинулся к нему. Оба вышли в коридор. Начальник охраны достал пачку сигарет, протянул Семенову:
– Угощайся.
– Здесь же нельзя, – пробасил охранник.
Гуськов усмехнулся.
– Ох, Ваня, мы с тобой уже столько всего натворили, что от одной сигаретки хуже не станет. К тому же никто не увидит. Пациенты дрыхнут по палатам, доктора ты отправил в глубокий нокаут. Бери, не стремайся!
Семенов не стал возражать. Они закурили.
– Ну? – проговорил Гуськов, исподволь разглядывая охранника.
– Чего? – не понял тот.
– Что ты хочешь мне сказать, Ваня? Я ведь по глазам видел, что хочешь.
Тот пожал мощными плечами:
– Да ничего.
– Да не менжуйся ты, Ваня, будь мужиком. Хочешь что-то сказать – говори. Я же свой, я пойму. И орать не буду, обещаю.
Семенов сдвинул брови.
– Знаете, шеф, – неуверенно произнес он, – не мне вам указывать, но слишком уж вы цацкаетесь с этой шмарой.
– Шмарой? Ты про кого?
– Да про эту Новицкую. Все «вы» да «вы». Как по мне, так надо стянуть с нее штаны и…
– Тише, Ваня, – прервал его Гуськов. – Тише. Ты ведь о женщине говоришь.
Семенов внимательно посмотрел на босса, пытаясь понять, иронизирует тот или нет. Решил, что иронизирует, и снова расслабился.
– Будь моя воля, я бы ей вставлял каждое утро, – сообщил он начальнику. – Давал бы ей заряд бодрости на весь день.
Начальник охраны улыбнулся, но в его улыбке появилось нечто такое, что делало ее похожей на оскал и чего Семенов по ограниченности своей не заметил.
– Ох, Ваня, умеешь же ты веселить! Значит, вставил бы ей? – задорно уточнил Гуськов.
– Вставил бы, товарищ майор! По самые гланды! Так, чтобы заверещала, как полицейская сирена!
– Как сирена! – засмеялся Гуськов.
– Так точно!
Гуськов зашелся смехом. Семенов тоже. Пару секунд оба хохотали, причем Гуськов так сочно и смачно, что у него из глаз выступили слезы. А потом, внезапно оборвав смех, словно сухую палку переломив, Гуськов резко ударил помощника кулаком в живот. Тот ойкнул и согнулся пополам. Вторым ударом Гуськов сбил его с ног, а потом изо всех сил пнул ботинком по ребрам.
– За что, шеф? – прохрипел Семенов, лежа на полу.
– Я бы тебе объяснил, но ты все равно не поймешь.
Семенов пошевелился на полу и скривился от боли.
– Шеф… – снова хрипло и обиженно заговорил он, – неужто это из-за той маленькой сучки…
Гуськов, бледный от ярости, холодно улыбнулся.
– Вот видишь, – укоризненно сказал он, – ты до сих пор ничего не понял, Ваня. Ну, нельзя же быть таким непонятливым.
И он снова ударил охранника ботинком по ребрам.
– Шеф… не надо… – заскулил тот. – Товарищ майор…
– Я тебе не майор, – произнес Гуськов. – И здесь не тюрьма. Это больница, и здесь лежат пациенты. Имей, мать твою, уважение!
Он снова хотел ударить Семенова ботинком, и тот испуганно сжался на полу, но в эту секунду громкий женский голос окликнул:
– Что здесь происходит?
Гуськов повернулся на голос. В нескольких шагах от себя, в неверном и тусклом дежурном освещении коридора он увидел полную молодую женщину с коротко стриженными волосами.
– Я спрашиваю, что здесь происходит? – повторила она свой вопрос резким голосом.
– Вы кто? – изумленно спросил Гуськов.
– Я знакомая доктора Макарского. Светлана Ткачева.
Семенов молча поднялся на ноги, но Гуськов уже не обращал на него внимания.
– Что вы тут делаете? – спросил он у женщины.
– Приехала узнать о своей подруге. Она весь день не брала трубку. И Макарский не брал. Так вы ответите мне, что здесь проис…
– Как вы прошли через вахту?
Гуськов уже овладел собой, и в голосе его появилась скрытая угроза. Светлана невольно отступила на шаг.
– Я спонсор и учредитель этой клиники и могу приходить сюда, когда хочу. У меня универсальный электронный ключ.
– Вот оно что. – Гуськов радушно улыбнулся. – А я – начальник охраны этого учреждения. Вот! – Он кивнул на Семенова. – Поймал своего помощника на воровстве лекарств, ну, и разобрался с ним по-своему. Мне стыдно, что вы это видели, но у мужчин свои методы.
Пару секунд оба разглядывали друг друга, затем Светлана открыла рот, чтобы продолжить разговор, но не успела – из-за двери донесся громкий стон. Светлана вздрогнула и устремила взгляд на дверь. И тут послышался хриплый вскрик:
– Помогите!
– Шеф, – глухо сказал Семенов, – ее нельзя отпускать. Она вызовет полицию.
– Дурак! – рявкнул на него Гуськов. – Идиот!
Светлана резко повернулась, но в ту же секунду Гуськов подскочил к ней и схватил ее за шею. Она попыталась вырваться и закричать, но свободной рукой Гуськов закрыл ей рот.
– Тихо, – велел он. – Тихо. Мы во всем разберемся. Семенов, разберись там!
Охранник повернулся к двери кабинета и попытался ее открыть. Однако дверь не поддалась. Он попробовал снова, но с тем же результатом. Семенов смотрел на Гуськова и растерянно пробасил:
– Дверь закрыта.
– Что?
– Дверь закрыта.
Глаза начальника охраны похолодели.
– Не может быть! – сказал он.
– Точно закрыта.
Гуськов подтащил упирающуюся Светлану к двери.
– Доктор! – окликнул он. – Доктор, вы меня слышите?
– Убирайтесь, – донесся из-за двери сиплый голос доктора Макарского.
Гуськов, продолжая удерживать Светлану, яростно пнул ногой запертую дверь.
– Откройте дверь! Живо!
– Это слишком долго длилось, – отозвался Макарский. – Я хочу все прекратить.
Начальник охраны стиснул зубы так сильно, что под кожей у него вздулись желваки.
– Шеф, что будем делать? – тупо спросил Семенов.
– Заткнись, – велел Гуськов. Он снова повернулся к двери и громко произнес: – Анастасия Сергеевна, у меня ваша подружка! Откройте дверь или я сделаю ей больно!
– Вы спятили, – снова донесся голос Макарского. – Вы сумасшедший. Убирайтесь к черту!
Кровь отлила от лица Гуськова. Глаза его заблестели сумасшедшим блеском, губы побелели и задрожали. Семенов, глядя на своего шефа, тихонько попятился. В туповатых глазах его появился испуг и что-то, похожее на понимание.