Но про детей у меня точно никогда кошмаров не было. По крайней мере, записанных в тетради. Поразмыслив пару мгновений, я уверенно толкнул дверь, но та отозвалась глухим звоном вперемешку со скрипом и не сдвинулась с места. Опять кто-то закрыл снаружи?
– Странно, дверь открывается вовнутрь… – резюмировал Степан, осматривая петли. – Это нелогично, да и раньше всё было иначе. Это я точно помню.
Я пощупал пальцами петли. Без сомнений, железо было настоящим. Ничего не рассыпалось от моего касания и не изменилось. Похоже, мы наткнулись на первое отличие от реального мира. Значит, всё-таки мы не совсем в деревне. В любом случае делать было нечего. Я собрался с силами и потащил дверную ручку на себя. С первым скрипом двери свет в глазах моргнул, и внутри дома и за окнами на улице воцарилась темнота. Утро в мгновение ока сменилось ночью. Степан от неожиданности тёр глаза, но солнце не возвращалось обратно на небосклон. По положению луны на небе я не умел определять время, потому затруднялся ответить, сколько могли бы показывать часы в данную минуту. Может быть, перемещение завершилось только сейчас? Как-то иначе трактовать подобный эффект не хотелось.
Дверь открылась и явила нашему взору маленькую девочку, лет шести. Она была одета в белое кружевное платьице с приклеенными красными розами в области живота и бледно-голубую шапочку. На ногах красовались жёлтые босоножки. Девочка напевала песенку, мотив которой мне не казался знакомым, и играла с куклами на крыльце дома Гаврилы. Игрушки были сделаны из тряпок и были безликими. Девочка расставляла перед куклами, повёрнутыми друг к другу, пластмассовые кружечки и понарошку наполняла их из небольшого чайничка. Ребёнок так был увлечён своей игрой, что даже не поднял голову, когда мы открыли дверь и сделали несколько шагов вперёд, подходя ближе.
– Варя? – удивлённо спросил Степан, наклоняясь и рассматривая лицо девочки. – А ты чего здесь делаешь?
Детей с таким именем в деревне было несколько, но под возраст шести лет подходила только одна. Дочка Лёшки, который половину бань построил у нас. Он окончил институт по труднопроизносимой специальности в области математики, но душа требовала другого – его тянуло строительству и проектированию. Вот он обзавёлся книгами «Сделай сам» и стал руку набивать. Первые бани выходили не очень. Но он экспериментировал на себе и на своем соседе, который был не против отдать участок под опытные экземпляры. А теперь его постройки хоть на выставку отправляй. Все идеально выверенные, красивые и ни одна друг на друга не похожа. Теперь односельчане в очередь встают к Лёшке, чтобы он и им баню построил. Даже старые свои сносят, лишь бы заиметь его шедевр у себя на участке. Лёшка не по шаблону мастерит. К каждому объекту подходит индивидуально. Обсуждает все этапы с заказчиком – а это не может не подкупать. Душу он свою вкладывает, потому всё красиво получается. И служит безотказно.
– Твой папа тебя не хватится?
– Степан, – шикнул на друга я, говоря зачем-то шёпотом, хотя девочка прекрасно слышала мои слова, ведь находились мы совсем близко. – Не забывай, что мы сейчас в том странном новогоднем шарике, оставленном детьми старухи Анны. Здесь всё может быть обманом.
– А может быть и настоящим, – не хотел мириться с моими опасениями друг. – Мы не знаем, что правда, что вымысел. И куда на самом деле мы переместились. Потому давай решать задачи постепенно. Предположим, что Варя – вполне себе настоящая девочка, имеющая реального папу. А дом их отсюда очень далеко. Милая, – Степан снова обратился к ребёнку, продолжавшему свою игру в чаепитие с тряпичными куклами, – давай мы тебя домой проводим?
Варя подняла голову и улыбнулась, ничего не ответив. Да, сходство с дочкой Лёшки было. Это его ребенок. Девочка поочерёдно поднимала кружки и поила куколок несуществующим напитком из них, чуть громче напевая приставучую мелодию.
– Ты хочешь остаться здесь? – не прекращал попыток разговорить ребёнка Степан. – Может быть, нам сходить за твоим папой?
– Давай пойдем дальше? – высказал я мысль, давно крутившуюся на языке.
Мне не очень нравилось то, что мы видели. Казалось бы, ничего страшного, но на душе как-то леденело всё от этих кукол без лиц и от этой странной мелодии, словно касающейся холодными пальцами висков и спины. Но Степан приложил указательный палец к губам, призывая меня замолчать. Девочка неожиданно закончила поить куколок из кружек и стала разворачивать их всех лицом к дому. Мой друг округлил глаза и сделал несколько шагов назад. Я не понимал, что его так напугало, но на всякий случай тоже двинулся к дверному проёму.
– Я вспомнил, что означают эти куклы, – сбивчиво проговорил Степан, прижимаясь спиной к стене дома. – Мне моя прабабушка рассказывала очень давно. Никогда не придавал этому значения, потому что не сталкивался. Да и в мистику я ж особо не верю. А теперь вот увидел, и всё само в голове всплыло…
– Прямо как у меня со снами, – поспешил я вставить свою ремарку, пока Степан переводил дух.
– Наверное, – отмахнулся он от моего замечания, вытирая проступивший пот со лба. – В общем. Кукла всегда воспринималась как некий заместитель человека, эдакая его миниатюра. Но это не как с куклами Вуду. Идея, о которой мне говорила прабабушка, совершенно иная. Кукла является оберегом от злых духов. То есть человек создает сам себя и мысленно наделяет силами, способными дать отпор мистическим существам или же просто нехорошим людям. Но не в случае, если с такой игрушкой взаимодействует ребенок. Дети в деревенских пересказах обладают пророческим даром. Они умеют предсказывать будущее. Иногда даже в состоянии изменить судьбу взрослого человека, – на этой фразе он замолчал и громко сглотнул слюну, не глядя на меня и наблюдая лишь за девочкой, поворачивающей кукол в сторону дома Гаврилы.
– Хочешь сказать, она каким-то образом меняет нашу судьбу? – всё ещё не понимая, к чему клонит друг, спросил я.
– В данном конкретном случае – нет, – взволнованно ответил Степан. – Тут есть ещё одно уточнение, как я помню. Когда ребенок взаимодействует с куклами, важно заметить, куда повернуты их лица. Если игрушки смотрят друг на друга, то никакого скрытого смысла тут нет. А вот если ребенок усаживает кукол так, как это сейчас делает Варя, то из дома кто-то уйдет…
– Хм… – я взял себя в руки и обвёл взглядом все игрушки.
Девочка закончила процесс усаживания кукол и села рядом с ними, не переставая напевать свою мелодию и разглаживая кружевное платье. Тряпичные куклы выглядели совершенно безобидными. Все они были выполнены в одинаковом стиле и походили на некие соломенные чучела, которые обычно выставляли в огородах, чтобы спугнуть вездесущих ворон. Правда, не всегда действие имело успех. Через неделю-другую птицы переставали обращать внимание на неподвижные пугала и внаглую сидели на руках и головах таких манекенов. Одежда кукол походила на национальные костюмы: красно-белые платья с красивыми узорами на плечах и по бокам.
– В каком смысле «уйдёт»? Муж с женой расстанутся или что?
– Когда рассказывала прабабушка, то я думал именно в таком ключе, – подтвердил Степан мою догадку. – Но сейчас понимаю, что должно быть ещё какое-то объяснение… Уйти из дома можно по-разному. Тем более мы с тобой не муж и жена, – попытался сгладить шуткой напряжённый момент мой друг.
Варя между тем расправила все складки на платье и стала осматриваться по сторонам, точно пытаясь найти что-то. Я никак не мог настроить себя на поиск подозрительного в образе милой девочки. Рассказов прабабушки Степана я раньше не слышал, потому трудно было свыкнуться с мыслью, что от кукол, сидящих лицом к дому, следует ожидать какой-то опасности. Мой друг присел на корточки и постучал костяшками пальцев по крыльцу. Недовольно хмыкнув, он проделал тоже самое со стеной у входной двери. Не найдя ничего сверхъестественного, Степан принюхался к воздуху. Меня больше смущало во всей этой ситуации спокойствие ночного леса. Там всегда были какие-то признаки жизни – те же филины ухают или кузнечики в траве стрекочут. Конечно, тишина мне не в диковинку. Достаточно вспомнить недавние события со старухой Анной, когда звуки жили отдельной жизнью. Но привыкать к такому не очень хочется. Может, разгадка находится внутри дома Гаврилы? Что-то упустили? На столе имелись предметы для проведения обряда вызова Пиковой Дамы, странные веники крапивы…
Тягучую тишину неожиданно разорвал вой волка. Животное рыскало где-то совсем рядом. К волку присоединилось злое карканье, переплетённое с уханьем филина. Сверху к разноголосой какофонии добавилось кошачье мяуканье, то и дело сменявшееся недовольным шипением. Причем казалось, что шипеть обычное пушистое животное так не может.
– Давай вернёмся в дом! – решительно произнёс Степан, сплевывая себе под ноги. – Бог с ней с этой Варей!
Девочка поднялась на ноги и ловким движением ухватила что-то из травы. Теперь уже я не спешил подчиняться просьбе Степана, желая узнать, что будет дальше. Варя вернулась к усаженным ровным рядом куклам, поправила двум из них волосы и, постучав указательным пальцем по своим губкам, размашистым движением принялась рисовать игрушкам лица. Находкой девочки оказался обычный уголек, который оставлял ровные линии и кружки на бесцветных тряпках.
– А вот это уже очень плохо, – испуганно пробасил Степан. – Пока куклы не имеют лиц, они не принесут вреда тем, с кем отождествляются. А тут и гадать не нужно: их привязывают к нам с тобой. Но как только тряпичным куклам рисуют лица, это означает, что всё зло, которое ждёт удобного момента, чтобы напасать на человека, получает доступ к нему. Защита рушится.
– Но кукол очень много… – не хотел верить я в слова своего друга.
– То-то и оно! – Степан наставительно поднял кулак правой руки вверх. – Прабабушка говорила, что на нас имеется природная защита от подобных вещей. Слабое зло не сумеет пробиться сквозь неё. Но кукол слишком много…
– Так давай помешаем ей или просто отберём эти игрушки и выбросим их? Лица сотрём или водой смоем…