Юаньян даже плюнула с досады.
– Иди сюда, поклонись сестре, – позвала юношу Сыци. – Все равно она тебя видела.
Прятаться было бесполезно. Юноша выбежал из-за дерева и как заводной стал кланяться Юаньян.
Юаньян хотела уйти, но Сыци, плача, схватила ее за руку:
– Не выдавай нас, сестра! Наша жизнь в твоих руках!
– Нечего меня умолять, – оборвала ее Юаньян. – Я никому не скажу. Пусть только он скорее уходит!
В это время со стороны калитки послышался голос:
– Барышня Юаньян ушла, можно запирать калитку!
Юаньян, которая никак не могла отвязаться от Сыци, тотчас откликнулась:
– Погодите запирать! Я еще здесь!
Сыци ничего не оставалось, как выпустить руку Юаньян.
Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.
Глава семьдесят вторая
Итак, Юаньян вышла из сада. Лицо ее горело, сердце взволнованно билось – неожиданное открытие ее взбудоражило.
«Если кому-нибудь рассказать, – думала она, – их обвинят не только в распутстве, но и в воровстве, и пострадают они невинно».
Вернувшись домой, Юаньян доложила матушке Цзя о том, что ее поручение выполнено, и легла спать.
Надобно вам сказать, что Сыци росла вместе с братом своего дяди. Еще в детстве они пообещали друг другу, когда вырастут, стать мужем и женой. Прошли годы, Сыци превратилась в красивую девушку, юноша тоже был хорош собой. И вот однажды Сыци побывала у себя дома, юноша с девушкой обменялись взглядами, и любовь их вспыхнула с прежней силой. Опасаясь, что родители не дадут согласия на их брак, молодые люди решили встречаться тайком: они подкупили служанок из сада и как раз сегодня, пользуясь суматохой в доме, пришли на свидание. Юаньян их вспугнула.
Сыци всю ночь не спала. А на следующий день при встрече с Юаньян то краснела, то бледнела, не зная, куда деваться от стыда. Девушка ходила сама не своя, даже есть перестала.
Как-то вечером старуха служанка сказала Сыци:
– Брат твоего дяди исчез, вот уже несколько дней не является домой.
Сыци разволновалась, потом рассердилась и подумала:
«Лучше бы все раскрылось, тогда мы могли бы хоть умереть вместе. Мужчины не умеют по-настоящему любить! Раз он сбежал, значит, не любил».
От расстройства Сыци слегла.
«Может быть, она боится, что я все рассказала, – размышляла Юаньян, – и потому заболела, а юноша и вовсе сбежал?»
И Юаньян отправилась навестить Сыци. Отослав всех из комнаты, она сказала:
– Пусть меня кара постигнет, если я хоть словом обмолвилась! Не беспокойся, сестра, поправляйся скорее!
Держа ее за руку, Сыци ответила со слезами на глазах:
– Сестра моя! Мы с тобой неразлучны с самого детства, мы как родные! Если ты и в самом деле никому ничего не сказала, я буду почитать тебя, как мать! Поставлю в твою честь табличку и стану воскуривать перед ней благовония и молить Небо, чтобы даровало тебе счастье и долголетие! Если же я умру, душа моя будет вечно служить тебе так же преданно, как человеку – собака и конь! И коль нам суждено в этой жизни расстаться, встретимся в будущей, и я отблагодарю тебя за твою доброту!
Слезы ручьем лились из глаз Сыци, и, глядя на нее, Юаньян тоже заплакала.
– Неужели ты хочешь покончить с собой? – вскричала она. – Успокойся! Выздоравливай скорее и не делай больше глупостей.
От Сыци Юаньян пошла к Фэнцзе справиться о здоровье. Она знала, что Цзя Ляня нет дома. Заметив Юаньян, служанки у ворот встали навытяжку.
У входа в зал Юаньян встретила Пинъэр. Та шепнула:
– Госпожа только что поела и отдыхает. Посиди немного! – И она повела Юаньян в восточную комнату. Девочки-служанки подали чай.
– Что с твоей госпожой? – спросила Юаньян. – Она какая-то вялая.
– И не первый день! – со вздохом ответила Пинъэр. – Целый месяц. Ведь все хозяйство на ней, а тут еще эта незаслуженная обида!
– Почему же не пригласили доктора? – спросила Юаньян.
– Эх, сестрица! – снова вздохнула Пинъэр. – Ты что, не знаешь мою госпожу? При ней и заикнуться нельзя ни о докторе, ни о лекарствах! Спросила я тут как-то госпожу: «Как вы себя чувствуете?» Так она на меня напустилась, будто я накликаю на нее болезнь… Не заботится она о своем здоровье, что же говорить о лечении!
– И все же врача следует пригласить! – возразила Юаньян. – Пусть определит, что у нее за болезнь.
– По-моему, что-то серьезное, – сказала Пинъэр.
– Что же именно? – спросила Юаньян. Пинъэр прошептала ей на ухо:
– В прошлом месяце у нее как начались месячные, так до сих пор не прекращаются. Сама посуди, не опасно ли это?
– Ай-я-я! – воскликнула Юаньян. – Не от выкидыша ли все получилось?
Пинъэр в сердцах плюнула.
– Не пристало девушке о таких вещах говорить. Еще накличешь беду!
– Я толком не знаю, что значит выкидыш, – краснея, призналась Юаньян. – Но моя старшая сестра от этого же умерла! Помнишь? Я понятия не имела, что это такое, пока однажды не услышала разговор матери с теткой.
В это время вошла девочка-служанка и обратилась к Пинъэр:
– Приходила тетушка Чжу. Мы ей сказали, что госпожа отдыхает, и она отправилась к госпоже Ван.
– А кто это тетушка Чжу? – поинтересовалась Юаньян.
– Да та самая Чжу, которую гуаньмэй[187] называют, – пояснила Пинъэр. – Некий господин Сунь выразил желание породниться с нами, так она теперь каждый день является с письмами, не дает покоя…
Не успела она договорить, как снова вбежала девочка-служанка.
– Пожаловал второй господин…
Пинъэр поспешила навстречу Цзя Ляню. А он, заметив Юаньян, остановился в дверях.
– Так вот, оказывается, кто направил свои драгоценные стопы в наш презренный дом, – барышня Юаньян! – вскричал Цзя Лянь.
– Пришла справиться о здоровье вашей жены, – не вставая, ответила Юаньян.
– Весь год ты трудишься, не зная отдыха, прислуживаешь старой госпоже, а я ни разу не удосужился тебя навестить! Чем же мы заслужили твое внимание?! Впрочем, ты пришла кстати. Я как раз собирался к тебе, но решил сначала переодеться, а то жарко. И вот Небесный владыка сжалился надо мной и избавил от лишних хлопот.
Цзя Лянь опустился на стул.
– Зачем же я вам понадобилась? – спросила Юаньян.
– Понимаешь, я вспомнил об одном деле, – начал Цзя Лянь, – и ты, пожалуй, о нем не забыла. В прошлом году, в день рождения старой госпожи, к нам забрел какой-то монах и преподнес в подарок облитый воском цитрус «рука Будды». Старой госпоже цитрус понравился, и она оставила его у себя. Третьего дня я принялся просматривать опись редких вещей, оказалось, что цитрус там значится, а сам он куда-то пропал. Пропажу обнаружили и те, кто ведает старинными безделушками в доме. Вот я и хотел спросить, где этот цитрус – у старой госпожи или его кому-нибудь отдали?
– Старая госпожа уже через несколько дней отдала его вашей супруге, – ответила Юаньян. – Разве вам это неизвестно? Я даже день помню, когда она приказала служанке отнести его к вам. Спросите об этом у супруги или же у Пинъэр.
Пинъэр как раз доставала Цзя Ляню домашний халат и сразу отозвалась:
– Да, да, цитрус у нас, он лежит в верхней комнате. Наша госпожа даже посылала служанку об этом сказать, но служанки старой госпожи, видно, запамятовали, а теперь подняли шум из-за пустяка.
– Почему же я ничего не знаю? – удивился Цзя Лянь. – Вы, наверное, его нарочно припрятали!
– Ничего вы не помните, – возразила Пинъэр. – Вы даже хотели его кому-то послать, а теперь говорите, будто мы его спрятали! Подумаешь, какое сокровище! Мы вещи подороже, и то не прячем! А этот цитрус гроша ломаного не стоит!
Цзя Лянь помолчал, а потом, едва сдерживая улыбку, воскликнул:
– Видно, я поглупел! Одно теряю, другое забываю, все мною недовольны!
– Не удивительно, – заметила Юаньян. – Дел у вас много: то сплетни послушать, то винца выпить… Где уж вам все помнить?
Она поднялась, намереваясь уйти.
– Дорогая сестра, погоди! – промолвил Цзя Лянь. – Я хочу попросить тебя еще об одном деле… Почему ты не заварила хорошего чаю? – обрушился он на служанку. – Возьми чашечку с крышкой и завари чай, который вчера привезли!
Затем он снова обратился к Юаньян:
– Чтобы отпраздновать день рождения старой госпожи, пришлось потратить несколько тысяч лянов серебра, все, что у нее было. Арендная плата за дома и за землю поступит лишь в девятом месяце, а до тех пор не знаю, как свести концы с концами. Завтра надо послать подарки во дворец Наньаньского вана, устроить для женщин праздник Середины осени. На это потребуется по меньшей мере две-три тысячи лянов, где их взять? Говорят: «Лучше попросить у своего, чем у чужого». Тебе ничего не стоит помочь нам. Возьми как-нибудь незаметно у старой госпожи золотую и серебряную утварь, примерно на тысячу лянов. Мы заложим ее и выйдем из положения. А через полмесяца я все выкуплю и верну. Подводить не стану, не беспокойся.
– Ну и хитры же вы! – засмеялась Юаньян. – И как вам могло в голову такое прийти?!
– Не буду тебе врать, – сказал Цзя Лянь, – есть люди, располагающие большими деньгами, но попробуй их попроси, сразу перепугаются до смерти. Ни смелости у них, ни ума. Не то что у тебя. Поэтому я и решил: «Лучше один раз ударить в золотой колокол, чем три тысячи раз – в медную тарелку».
Вбежала девочка-служанка матушки Цзя и обратилась к Юаньян:
– Сестра, вас зовет старая госпожа! Где только я вас не искала!
Юаньян поспешила к матушке Цзя, а Цзя Лянь пошел к Фэнцзе.
– Она согласилась? – спросила Фэнцзе, слышавшая весь разговор. Проснулась она давно, но продолжала молча лежать – вмешиваться было неудобно.
– Почти, – ответил Цзя Лянь. – Надо еще раз поговорить с ней.