[48]. Это и сблизило нас. – Цзя Чжэн засмеялся, а затем продолжал: – Но в последние годы я убедился, что Цзя Юйцунь – большой проныра: с должности начальника области он сумел пролезть в цензоры, а еще через несколько лет стал шиланом[49] в ведомстве чинов! Мало того – вскоре его назначили на должность начальника военного ведомства! Потом он совершил какой-то неблаговидный поступок, его понизили в звании на три ступени, но сейчас собираются снова повысить.
– Трудно предвидеть взлеты и падения, повышения и понижения по службе, – заметил Фэн Цзыин.
– Все дела в Поднебесной подвластны единому закону, – сказал Цзя Чжэн. – Взять хотя бы эти жемчужины. Большая подобна счастливому человеку, – ведь от нее зависят все остальные! Если бы большой жемчужины вдруг не стало, куда делись бы маленькие? Так и у людей – если умирает глава семьи, дети, родственники и друзья разбредаются в разные стороны. Не успеешь оглянуться, как расцвет сменяется упадком. Все происходит так быстро, как исчезают весной облака, как опадают осенью листья. Вот и подумайте, имеет ли смысл становиться чиновником! Я не имею в виду Цзя Юйцуня. Приведу для примера семью Чжэнь. Прежде они не уступали нам ни в положении, ни в заслугах, и титулы имели, и звания. С этой семьей мы всегда были дружны. Несколько лет назад они приезжали в столицу и присылали к нам людей справиться о здоровье. И вдруг мы узнаем, что они потеряли имущество, разорились, и после этого ничего больше не слышим. До сих пор нет о них никаких вестей, и я очень тревожусь.
– Кстати, – спросил вдруг Цзя Шэ, – о какой жемчужине идет речь?
Цзя Чжэн и Фэн Цзыин все ему рассказали.
– С нашей семьей ничего подобного не случится, – заявил Цзя Шэ.
– Пожалуй, вы правы, – заметил Фэн Цзыин. – Ведь о вас заботится сама гуйфэй, кроме того, у вас много родственников, да и в семье вашей ни старые, ни молодые не занимаются обманом и вымогательством.
– Что верно, то верно, – согласился Цзя Чжэн, – но талантливых и добродетельных в нашей семье тоже нет. Как можно жить только за счет аренды и налогов?
– Не будем об этом говорить! – сказал Цзя Шэ. – Давайте лучше выпьем!
Все выпили и закусили, когда к Фэн Цзыину подошел слуга и шепнул что-то на ухо. Фэн Цзыин поднялся и стал прощаться.
– Что ты ему сказал? – спросил Цзя Шэ у слуги.
– На улице снег идет, и к тому же стемнело. Уже ударили в доску[50], – отвечал слуга.
Цзя Чжэн велел слугам посмотреть, что делается снаружи. Во дворе слоем больше цуня лежал снег.
– Вы взяли вещи, которые только что мне показывали? – спросил Цзя Чжэн.
– Взял, – ответил Фэн Цзыин. – Если захотите купить их, цену можно будет сбавить.
– Я учту, – ответил Цзя Чжэн.
– Буду ждать от вас вестей, – сказал Фэн Цзыин. – На улице холодно, так что не провожайте меня!
Однако Цзя Шэ и Цзя Чжэн велели Цзя Ляню проводить гостя.
Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.
Глава девяносто третья
Итак, Фэн Цзыин ушел. После его ухода Цзя Чжэн вызвал к себе привратника и спросил:
– Не знаешь, по какому случаю Линьаньский бо[51] прислал мне приглашение?
– Не по случаю семейного праздника, я узнавал, – отвечал привратник. – Дело в том, что во дворец Наньаньского вана приехала труппа, очень знаменитая. Господину Линьаньскому бо артисты так понравились, что он пригласил их к себе на два дня и теперь созывает друзей посмотреть спектакли и повеселиться. Подарков, судя по всему, делать не надо!
– Ты поедешь? – спросил Цзя Шэ у Цзя Чжэна.
– Нельзя не поехать, раз господин бо благосклонен ко мне и считает своим другом, – произнес Цзя Чжэн.
Тут снова появился привратник и доложил Цзя Чжэну:
– Пришел письмоводитель из ямыня, просит вас завтра непременно прибыть на службу по особо важному делу.
– Хорошо, – отозвался Цзя Чжэн.
Затем явились управляющие, ведавшие сбором арендной платы в поместьях, справились о здоровье Цзя Чжэна и отошли в сторонку.
– Вы из Хаоцзячжуана? – спросил Цзя Чжэн.
Оба поддакнули. Цзя Чжэн поговорил немного с Цзя Шэ, и тот собрался уходить. Тогда Цзя Лянь позвал управляющих и приказал:
– Докладывайте!
– Провиант в счет арендной платы за десятый месяц я давно вам послал, – доложил первый управляющий, – и завтра он был бы здесь. Но почти у самой столицы повозки отобрали и всю поклажу свалили на землю. Я пытался доказать, что повозки принадлежат не какому-нибудь торговцу, а в них поклажа для вашей семьи, но меня слушать не стали. Тогда я велел возчикам ехать дальше, однако служащие ямыня возчиков поколотили и две повозки отобрали. Я поспешил сообщить о случившемся. Прошу вас, господин, пошлите людей в ямынь, пусть потребуют назад наше добро. И велите наказать грубиянов, которые не уважают ни законы, ни самое Небо! С нами обошлись еще сносно, господин, а вот на торговцев поистине жалко было смотреть. Все их товары свалили прямо на дорогу, повозки угнали, а возчиков, которые осмелились сопротивляться, избили до крови!
– Безобразие! – возмутился Цзя Лянь.
Быстро набросав письмо, он отдал его одному из слуг и приказал:
– Немедленно поезжай в ямынь и потребуй все сполна вернуть. Все, до последней мелочи, а иначе – берегись!.. Позвать сюда Чжоу Жуя!
Чжоу Жуя дома не оказалось, и вместо него хотели позвать Ванъэра. Но и его не нашли – он ушел в полдень и еще не возвращался.
– Мерзавцы, негодяи! – бушевал Цзя Лянь. – Когда нужно, никого не найдешь! Только и знают, что жрать, а от работы отлынивают! Сейчас же сыщите их, хоть из-под земли достаньте! – крикнул он мальчикам-слугам.
Он ушел к себе и лег спать. Но об этом мы рассказывать не будем.
На следующий день Линьаньский бо снова прислал нарочного с приглашением. Цзя Чжэн сказал Цзя Шэ:
– Я занят в ямыне, Цзя Лянь разбирает дело с повозками. Придется поехать вам с Баоюем.
Цзя Шэ согласился.
Цзя Чжэн послал слугу за сыном и, когда тот явился, сказал:
– Нынче поедешь со старшим господином во дворец Линьаньского бо смотреть спектакль.
Обрадованный Баоюй побежал переодеваться и в сопровождении Бэймина, Сяохуна и Чуяо поспешил к Цзя Шэ.
Они сели в коляску и отправились во дворец Линьаньского бо.
Привратник доложил об их прибытии и тотчас вернулся, сказав:
– Господин бо вас просит войти…
У Линьаньского бо собралось множество гостей. После обмена приветствиями Цзя Шэ и Баоюй заняли свои места.
Беседам, шуткам и смеху не было конца, но тут появился хозяин труппы с дощечкой из слоновой кости и программой в руках и обратился к гостям:
– Почтительно прошу вас, господа, обратить ваше высокое внимание на наше представление!
Выбор актов для постановки был в первую очередь предоставлен почетным гостям. Цзя Шэ назвал один акт. Случайно обернувшись, хозяин труппы увидел Баоюя и, никого уже не замечая, подошел к нему, низко поклонился:
– Прошу вас, второй господин, выберите два акта по своему усмотрению!
Баоюй пристально поглядел на актера: белое, словно напудренное, лицо, яркие, будто от киновари, губы. Он казался свежим, точно лотос, только что поднявшийся над водой, и гибким, словно молодое дерево софора, качающееся на ветру.
Это был не кто иной, как Цзян Юйхань.
Баоюй слышал, что Цзян Юйхань с труппой актеров приехал в столицу, но они еще не виделись. Однако пуститься в расспросы сейчас, при людях, было неловко, и юноша лишь спросил:
– Ты когда приехал?
Цзян Юйхань огляделся и тихо ответил:
– Неужели вы не знаете, второй господин?
Баоюй промолчал и поспешил назвать выбранный им акт.
Едва Цзян Юйхань отошел, посыпались вопросы:
– Кто этот человек?
– Прежде он исполнял роли молодых героинь, – ответил кто-то, – а сейчас не хочет, да и возраст у него уже не тот, поэтому он перешел на роли молодых героев, а также содержит труппу. Бросать этого занятия не хочет, хотя на скопленные деньги открыл не то две, не то три лавки.
– Он, конечно, женат?
– Холост! Считает брак жизненно важным делом и потому ищет достойную себе пару, независимо от того, богата девушка или бедна, благородного или низкого происхождения. Так до сих пор и не женился.
«Девушка, которая за него выйдет, – подумал Баоюй, – наверняка не обманется в своих надеждах».
Начался спектакль. Высокие куньшаньские напевы сменялись ровными иянскими мелодиями[52], на сцене было шумно и оживленно.
В полдень накрыли столы, и снова начались возлияния. После этого еще немного посмотрели спектакль, и Цзя Шэ собрался домой.
– Время раннее, – стал удерживать его хозяин. – Останьтесь. Услышите, как Цигуань исполнит свой коронный номер – акт «Обладание красавицей гетерой».
Баоюю очень не хотелось уходить, и он обрадовался, когда Цзя Шэ остался.
Цзян Юйхань в роли Цинь Сяогуаня превзошел самого себя. С неподражаемым мастерством играл возлюбленного гетеры. Особенно трогательна была сцена, когда они вместе пели и пили вино, исполненные любви и жалости друг к другу.
Взор Баоюя был прикован к Цзян Юйханю. Чистый голос и четкая дикция буквально завораживали, и душа Баоюя, подхваченная вихрем музыки и пения, унеслась в неведомые дали.
Акт окончился. Теперь Баоюй был убежден, что ни один актер не может сравниться с Цзян Юйханем по искренности и глубине исполнения. Юноша вспомнил, что в «Трактате о музыке» говорится: «Чувства, возникающие в груди, выражаются в звуках, а звуки, сливаясь в гармонию, образуют мелодию. Чтобы понимать музыку, надо много учиться. Прежде всего следует познать источник звуков и тонов. С помощью стихов чувства можно выразить лишь в словах, но они не проникнут в душу – надо научиться понимать мелодию…»