– Я этому не верю, – заявил Баоюй. – Если бы барышня Линь Дайюй думала обо мне, не сожгла бы стихов, а оставила бы их мне на память! Говорят, когда она умирала, доносилась музыка с неба. Не означает ли это, что она стала божеством либо вошла в сонм бессмертных?! Я видел ее гроб, но не уверен, что она в нем лежала.
– Опять мелешь вздор! – воскликнула Сижэнь. – Если человек не умер, как можно его положить в гроб?
– Что ты понимаешь! – вздохнул Баоюй. – Всякий, кто становится бессмертным, либо уходит на Небо вместе со своей телесной оболочкой, либо оболочка его остается на земле, а улетает только душа… Дорогая сестра, позови Цзыцзюань!
– Послушай меня, – сказала Сижэнь, – Хорошо, если Цзыцзюань согласится прийти, ну а если откажется и надо будет ее уговаривать? И потом, если даже она согласится, как только увидит тебя – ничего не станет рассказывать. Лучше завтра, когда госпожа Баочай уйдет, я сама поговорю с Цзыцзюань, постараюсь кое-что узнать, а потом расскажу тебе!
– Пожалуй, это разумно, – согласился Баоюй. – Но ты и представить себе не можешь, как я терзаюсь!
Из внутренней комнаты вышла Шэюэ.
– Вторая госпожа велела передать второму господину, что уже четвертая стража и пора спать, – сказала она. – Сестра Сижэнь так увлеклась разговором, что позабыла о времени!
– А ведь и в самом деле пора спать! – заметила Сижэнь. – Завтра успеем наговориться.
Пришлось Баоюю повиноваться, но все же он успел шепнуть на ухо Сижэнь:
– Смотри не забудь!
– Ладно, – улыбнулась Сижэнь.
– Опять вздумали нас за нос водить! – засмеялась Шэюэ. – Проще было бы прямо сказать второй госпоже Баочай, что второй господин хочет спать сегодня с Сижэнь. Тогда и разговаривали бы хоть целую ночь, никто не стал бы мешать.
– Не о чем нам говорить, – махнул рукой Баоюй.
– Что ты болтаешь, негодница! – рассердилась Сижэнь. – Смотри, получишь от меня по губам! – И она обратилась к Баоюю: – Все из-за тебя! Надо же, до четвертой стражи проболтали! – Она проводила Баоюя до его комнаты и тоже отправилась спать.
Всю ночь Баоюй не смыкал глаз. А на рассвете из передней донесся голос:
– Родственники и друзья устраивают угощение по случаю благополучного возвращения господина Цзя Чжэна. Спектакля не будет, господин не желает! Велено предупредить вас, что празднество состоится послезавтра. Соберутся все родственники и друзья.
Если хотите знать, как прошел праздник, прочтите следующую главу.
Глава сто пятая
Итак, в зале Процветания и счастья был устроен пир. В разгар веселья вошел Лай Да и доложил:
– Прибыл с визитом начальник приказа Парчовых одежд почтенный господин Чжао в сопровождении чиновников. Я попросил у него визитную карточку, но господин Чжао сказал: «Мы в дружеских отношениях с твоим господином, и это излишне». Господин Чжао вышел из коляски и направляется к воротам. Прошу вас, господин, его встретить!
«Никогда мы не были в дружбе с этим Чжао, – мелькнуло в голове Цзя Чжэна. – Зачем он приехал? Пригласить его к столу неудобно, а не принять нельзя».
– Идите же, дядя, – стал торопить Цзя Лянь. – Пока вы будете размышлять, он со своими людьми нагрянет сюда.
Как раз в это время прибежали слуги, дежурившие у вторых ворот, и доложили:
– Господин Чжао!
Цзя Чжэн, а за ним и остальные вышли навстречу прибывшим. Чжао, расплывшись в улыбке, прошел прямо в зал. Некоторые из его помощников, отчасти знакомые Цзя Чжэну, молча проследовали за начальником.
Цзя Чжэн терялся в догадках, не понимая, что все это значит. Он тоже прошел в зал и предложил прибывшим сесть.
Некоторые из родственников и друзей были знакомы начальнику приказа, но он прошел мимо, словно не замечая их. Все с той же слащавой улыбкой он приблизился к Цзя Чжэну, взял его за руку и сказал несколько любезных, ничего не значащих слов. Поняв, что хорошего ждать нечего, кое-кто из гостей скрылся во внутренних комнатах, другие отошли в сторонку.
Только было Цзя Чжэн собрался заговорить, как вбежал запыхавшийся слуга и доложил:
– Господин Сипи некий ван!
Цзя Чжэн бросился к дверям – ван уже входил в зал.
Чжао подошел к Сипинскому вану, справился о здоровье и сказал:
– Поскольку вы прибыли, пусть ваши люди вместе с моими встанут на стражу у всех ворот.
Чиновники почтительно поддакнули и вышли.
Цзя Чжэн, а за ним и остальные пали на колени перед Сипинским ваном, а тот, усмехаясь, поднял Цзя Чжэна и произнес:
– Извините, что побеспокоили вас, но дело слишком серьезное: государь велел объявить господину Цзя Шэ высочайшее повеление. Ныне у вас полон зал гостей, среди которых, я полагаю, есть родственники и друзья. Я попросил бы их разойтись – пусть останутся только обитатели дворца.
– Хоть вы и добры, почтенный ван, – заметил Чжао, – но людей из восточного дворца Нинго отпускать, пожалуй, не стоит, поскольку дворец скорее всего уже опечатали.
Многие, поняв, что дело касается обоих дворцов, очень досадовали, что не могут уйти. Но в этот момент ван сказал:
– Передайте чиновникам из приказа Парчовых одежд, что я отпускаю родственников и друзей семьи Цзя, пусть их не обыскивают и не задерживают.
Услышав это, гости бросились вон из дворца Жунго и исчезли как дым. Остались только Цзя Шэ, Цзя Чжэн и близкие родственники. Они побледнели и трепетали от страха.
Через некоторое время во дворце появились стражники; они взяли под охрану все входы и выходы, после чего начальник Чжао обратился к вану:
– Прошу вас, господин, объявите высочайшее повеление, и приступим к делу.
Стражники только и ждали приказа: они стояли наготове с закатанными рукавами.
Сипинский ван объявил:
– Я получил высочайшее повеление вместе с начальником приказа Парчовых одежд Чжао Цюанем проверить и описать имущество Цзя Шэ.
Перепуганный Цзя Шэ пал на колени. Сипинский ван спокойно произнес:
– Высочайший считает, что поскольку Цзя Шэ вступил в связь с провинциальными чиновниками и, опираясь на свою власть, притеснял слабых, чем не оправдал проявленную по отношению к нему милость, его следует лишить наследственной должности. В чем и состоит указ.
Начальник Чжао крикнул стражникам, чтобы связали Цзя Шэ, а остальных охраняли.
В зале присутствовали Цзя Шэ, Цзя Чжэн, Цзя Лянь, Цзя Чжэнь, Цзя Жун, Цзя Цян, Цзя Чжи и Цзя Лань. Не было только Баоюя, он не пришел, сославшись на болезнь, и оставался все время в комнатах матушки Цзя, и еще Цзя Хуаня, вообще не любившего появляться на людях.
Чжао приказал чиновникам вместе со слугами обойти жилые помещения и составить подробную опись вещей. Члены рода Цзя испуганно переглянулись, а стражники в предвкушении поживы потирали руки.
– Я слышал, что Цзя Шэ и Цзя Чжэн живут отдельными семьями, – сказал Сипинский ван, – поэтому описано должно быть только имущество Цзя Шэ, а остальные помещения следует запереть на замок и опечатать до особого распоряжения государя.
– Осмелюсь доложить, что семьи Цзя Шэ и Цзя Чжэна живут вместе, – возразил начальник приказа Чжао. – Племянник Цзя Чжэна – Цзя Лянь ведает всем хозяйством, поэтому описать следует все имущество.
Сипинский ван промолчал, а начальник Чжао заявил:
– Имущество в домах Цзя Шэ и Цзя Ляня я буду описывать самолично!
– Не торопитесь, – остановил его Сипинский ван. – Надо сначала предупредить женщин во внутренних покоях, чтобы успели уйти, а уж потом приступить к описи имущества.
Не успел он произнести эти слова, как слуги и стражники начальника приказа потащили за собой здешних слуг, чтобы те показывали дорогу.
– Не шуметь, я сам буду наблюдать за обыском! – крикнул ван и, поднявшись, приказал: – Прибывшим со мной оставаться на месте! Вернусь – всех пересчитаю! Кто отлучится, пусть пеняет на себя!
Вошел чиновник приказа Парчовых одежд и, опустившись на колени перед ваном, доложил:
– Во внутренних покоях обнаружены императорские одеяния и некоторые другие вещи, которыми запрещено пользоваться не принадлежащим к императорской фамилии. Мы не осмелились их тронуть без ваших указаний.
Через некоторое время явился с докладом еще один чиновник и обратился к Сипинскому вану:
– В восточных комнатах обнаружены два ларца с накладными на землю и один – с долговыми расписками. Судя по бумагам, хозяева взимали с должников не предусмотренные законом проценты.
– Вот и вымогательство налицо! – воскликнул Чжао Цюань. – Почтенный ван, я сейчас все опишу, а затем испросим у государя указ о полной конфискации имущества.
В это время вошел письмоводитель из дворца вана и доложил:
– Стражники, охраняющие ворота, сообщили: «Государь прислал Бэйцзинского вана объявить высочайшее повеление».
«Не повезло! – подумал Чжао. – Надо же было явиться этому заносчивому вану! Теперь не удастся в полной мере проявить строгость».
Он направился встречать Бэйцзинского вана, но тот уже приблизился к залу и промолвил:
– Государь повелевает начальнику приказа. Парчовых одежд Чжао Цюаню выслушать высочайший указ. Он гласит: «Повелеваем чиновникам приказа Парчовых одежд привлечь к суду Цзя Шэ; контроль за выполнением настоящего повеления всецело возлагается на Сипинского вана. В чем и составлен настоящий указ».
Сипинский ван принял повеление с нескрываемой радостью. Он сел рядом с Бэйцзинским ваном и тут же приказал Чжао арестовать Цзя Шэ и доставить в ямынь.
Производившие опись имущества, услышав о прибытии Бэйцзинского вана, вышли. А когда узнали, что начальник Чжао уехал, сразу почувствовали себя неловко и стояли навытяжку, ожидая приказаний.
Бэйцзинский ван выбрал двух наиболее честных чиновников и с десяток пожилых стражников, а остальных велел выгнать.
– Я рассердился на Чжао! – воскликнул Сипинский ван. – Вы привезли указ весьма кстати, иначе пострадали бы все обитатели дома!