Цзя Чжэн ничего не смыслил в хозяйственных делах и рассуждения матушки Цзя воспринял как приказ.
«Матушка, – думал он, – прекрасно во всем разбирается, а мы – просто никчемные люди!»
Заметив, что матушка Цзя устала, Цзя Чжэн попросил ее прилечь отдохнуть.
– Вещей у меня осталось немного, – сказала матушка Цзя. – Когда я умру, продайте их и устройте похороны! Остальное раздайте моим служанкам!
Слушая матушку, Цзя Чжэн еще больше расстроился. Все, кто был в комнате, опустились на колени и стали умолять:
– Почтенная госпожа, успокойтесь! Мы надеемся, что ваше счастье поможет нам пережить трудное время, искупить грехи перед государем и вы будете жить безбедно до ста лет.
– Это – моя заветная мечта, потому что мне хочется после смерти со спокойной совестью встретиться с вашими предками! – воскликнула матушка Цзя. – Не думайте, что, проживя жизнь в почете и богатстве, я не знала, что такое бедность! Но, глядя на вас, я обо всем забыла, вместе с вами беззаботно веселилась, только и думала об удовольствиях! Я и не представляла себе, что наша семья вконец разорена! Что наше благополучие чисто внешнее. Иначе не допустила бы никаких излишеств, спасла семью от разорения! Но раз уж так случилось, придется жить поскромнее, а главное – беречь доброе имя. Напрасно ты думаешь, сын мой, что узнай я раньше о нашем разорении, умерла бы от горя! Ведь я хорошо понимаю, что с вашими дедами вам по могуществу не сравниться, и все время думала, как поддержать наш род. Кто же мог представить себе, что мои сыновья окажутся замешанными в столь неблаговидных делах?!
Рассуждения матушки Цзя были прерваны появлением служанки, которая обратилась к госпоже Ван:
– Моя госпожа все утро плакала и от слез обессилела. Пинъэр послала меня сообщить об этом вам, госпожа!
Матушка Цзя не расслышала слов служанки и спросила:
– Что там случилось?
– Говорят, Фэнцзе не очень хорошо себя чувствует, – ответила за служанку госпожа Ван.
– Ох уж эти мне грешники! – сокрушенно вздохнула матушка Цзя. – Они до смерти меня доведут! – И она велела служанкам отвести ее к Фэнцзе.
– Вы столько пережили сегодня, – начал отговаривать ее Цзя Чжэн. – Кроме того, занимались делами. Вам нужно отдохнуть. Моя жена посмотрит, что там случилось, а вам не надо ходить! Не то снова расстроитесь и заболеете, каково тогда будет мне?!
– Ладно, иди по своим делам, – приказала матушка Цзя. – Потом придешь, мне надо с тобой поговорить.
Цзя Чжэн не осмелился возражать и решил заняться сборами в дорогу Цзя Шэ и Цзя Чжэня, приказав Цзя Ляню дать им сопровождающих.
Между тем матушка Цзя приказала отнести Фэнцзе предназначенные ей вещи и сама отправилась к ней.
Фэнцзе страдала от удушья. Пинъэр сидела вся красная от слез, с припухшими глазами. Услышав, что пришли матушка Цзя и госпожа Ван, она поспешила им навстречу.
– Как твоя госпожа себя чувствует? – осведомилась матушка Цзя.
Не желая расстраивать старую госпожу, Пинъэр торопливо ответила:
– Получше.
Следом за матушкой Цзя она прошла в комнату Фэнцзе и, забежав вперед, торопливо откинула висевший над кроватью полог.
Фэнцзе лежала, широко раскрыв глаза, и, когда увидела матушку Цзя, ощутила стыд. Ведь она считала, что матушка Цзя на нее разгневалась, больше не любит и бросила ее на произвол судьбы. И сейчас, когда матушка Цзя вдруг пришла ее навестить, она от нахлынувших чувств почувствовала облегчение и попыталась подняться.
Матушка Цзя сделала знак Пинъэр, чтобы не давала ей двигаться.
– Тебе лучше?
– Лучше, – сдерживая слезы, ответила Фэнцзе. – С самого детства я окружена вашей заботой и заботой госпожи! Кто бы знал, что мне, несчастной, не суждено до конца проявить перед вами свою дочернюю почтительность? Вы благоволили ко мне, поручили вести хозяйство, а я что натворила?! Как же мне после этого смотреть вам в глаза?! Вы так заботитесь обо мне, даже пришли навестить! И мне остается лишь умереть от стыда!
Фэнцзе всхлипнула.
– Наши неприятности произошли за пределами дома, – сказала матушка Цзя. – А ты здесь при чем? Забрали у тебя вещи – не важно! Я принесла кое-что из своих! Вот, погляди!
Матушка Цзя приказала служанке показать Фэнцзе вещи. Жадная по натуре, Фэнцзе никак не могла примириться с тем, что лишилась имущества и сбережений, к тому же боялась навлечь на себя гнев родных. И из-за всего этого утратила всякий интерес к жизни. Но сейчас воспрянула духом. Никто на нее не сердился, даже пришли навестить. С Цзя Лянем, Фэнцзе надеялась, тоже ничего не случится. Одним словом, у нее отлегло от сердца. Поднявшись с подушки, она поклонилась матушке Цзя и промолвила:
– Не беспокойтесь, пожалуйста, бабушка! Если, благодаря вашему счастью, я оправлюсь от болезни, то охотно буду выполнять самую грубую, черную работу и не жалея сил прислуживать вам и госпоже!
В голосе Фэнцзе звучала такая неподдельная скорбь, что матушка Цзя невольно расплакалась.
Что касается Баоюя, то он в жизни знал одни удовольствия, не испытывал настоящего горя и плакал лишь потому, что плакали остальные.
Печаль близких заставила Фэнцзе собраться с силами; она даже сказала матушке Цзя несколько слов в утешение.
– Бабушка, госпожа, идите! – просила она. – Как только мне станет лучше, я приду вам поклониться.
– Хорошенько ухаживай за своей госпожой, – наказала Пинъэр матушка Цзя. – Что-нибудь понадобится – приходи прямо ко мне!
Когда, сопровождаемая госпожой Ван и остальными, матушка Цзя подходила к своему дому, до нее со всех сторон донеслись рыдания. Не в силах более видеть горестных сцен, старая госпожа отпустила госпожу Ван и приказала Баоюю:
– Пойди проводи дядю и двоюродного брата и поскорее возвращайся!
Матушка Цзя прилегла и опять заплакала. С трудом удалось служанкам ее успокоить, и вскоре старая госпожа уснула. Но об этом мы рассказывать не будем.
Отъезжающие не скрывали своего горя, прощаясь с родным домом. Сопровождавшие их слуги ехали не по своей воле, считали себя обиженными и жаловались на судьбу.
Поистине разлука порой бывает тяжелее, чем прощание с покойником, поэтому провожающие были опечалены больше, чем уезжавшие. Дворец Жунго огласили горестные вопли и стенания.
Цзя Чжэн, больше других заботившийся о соблюдении обычаев и приличий, на прощанье крепко сжал руки брата и племянника, вскочил на коня и помчался за город, чтобы на первой почтовой станции устроить прощальный пир. Здесь он снова и снова напутствовал их, говоря, что государь не забывает своих верных сановников, и просил служить не щадя сил.
Утирая слезы, Цзя Шэ и Цзя Чжэнь попрощались с провожавшими.
Сопровождаемый Баоюем, Цзя Чжэн возвращался домой. Еще издали он вдруг заметил толпу о чем-то споривших людей. Слышались отдельные возгласы:
– Государь велел передать наследственную должность Жунго-гуна господину Цзя Чжэну!
Оказывается, люди собрались в надежде получить денежные подачки, раздаваемые обычно в богатых домах в связи с различными радостными событиями, но привратник не хотел их впускать, кричал и доказывал:
– Какое же тут радостное событие? Наши господа давно занимают эту должность, она досталась им по наследству.
– Наследственная должность – большой почет! – возражали люди. – Вашего старшего господина Цзя Шэ ее лишили, но зато возвратили семье! Милостью своей государь пожаловал эту должность господину Цзя Чжэну. Такое бывает раз в тысячу лет! Как же без денежных наград?
Едва Цзя Чжэн подъехал к воротам, как привратник поспешил ему доложить о случившемся. Цзя Чжэн было обрадовался, но тут же комок подступил к горлу, ведь подобное счастье досталось ему лишь из-за преступления старшего брата. Тем не менее Цзя Чжэн поспешил с этой вестью к матушке Цзя.
Матушка, разумеется, очень обрадовалась и завела речь о том, что только особым старанием можно отблагодарить государя за оказанную милость. Была счастлива и госпожа Ван. Только у госпожи Син и госпожи Ю было тяжело на душе, но они не решались показывать свое горе.
Как мы помним, друзья и дальние родственники семьи Цзя, обычно державшие сторону влиятельных и богатых, попрятались, когда во дворцах Нинго и Жунго произошли неприятности. Но стоило им услышать, что государь по-прежнему милостиво относится к Цзя Чжэну и даже передал ему наследственную должность, как они поспешили во дворец Жунго принести свои поздравления.
Цзя Чжэн, человек честный и благородный, получив должность, по праву принадлежавшую его старшему брату, был удручен, и милость государя казалась ему незаслуженной. Отправившись на следующий день ко двору благодарить государя, он объявил, что желает передать в казну сад Роскошных зрелищ со всеми строениями, дабы искупить вину. Государь не принял этого дара, и Цзя Чжэн вернулся домой успокоенный. Отныне он с особым рвением исполнял свои служебные обязанности. И все же в доме чувствовались упадок и запустение, доходы не покрывали расходов. Цзя Чжэн уже не мог поддерживать широких связей и знакомств, как прежде.
Все видели, что Фэнцзе не справляется с хозяйством, Цзя Лянь все больше запутывается в долгах и для уплаты их приходится закладывать дома и продавать земли. Надобно сказать, что некоторым управляющим за долгие годы службы удалось сколотить солидное состояние, и они, опасаясь, как бы Цзя Лянь не стал им докучать просьбами о деньгах, либо притворялись неимущими и отлынивали от дел, либо брали отпуск, уезжали и больше не возвращались.
Только Бао Юн, хотя он и недавно попал во дворец Жунго, да и то в тяжелое для семьи Цзя время, честно выполнял свои обязанности и возмущался, когда видел, как слуги обманывают хозяев. Но поскольку Бао Юн был в доме человеком новым, с ним мало считались, и он, рассердившись, перестал интересоваться делами, а заботился лишь о том, как бы поесть да поспать. Недовольные тем, что Бао Юн с ними не заодно, слуги стали наговаривать Цзя Чжэну, будто Бао Юн пьянствует, скандалит, не выполняет своих обязанностей.