– Сегодня в передней спать буду я, – заявила Сижэнь. – Может, и я начну во сне разговаривать? А второму господину постелите в спальне!
Баочай ничего не сказала, а Баоюй так смутился, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.
Баоюй позволил это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Баочай, а Баочай, со своей стороны, боялась, как бы Баоюй не заболел от тревожных дум, и решила, что лучше всего его приласкать. Словом, оба пошли на уступки.
Вечером Сижэнь приказала перенести свою постель в переднюю.
Баоюй давно хотел попросить у жены прощения, и Баочай не стала его отталкивать. Вот так впервые со дня своего замужества она познала благоуханное «чувство облака и дождя». Отныне «силы двойки и пятерки»[76] слились воедино и застыли.
Но об этом речь пойдет ниже.
На следующее утро Баоюй и Баочай встали вместе, привели себя в порядок и пошли справиться о здоровье матушки Цзя.
Матушка Цзя любила Баоюя, в Баочай ей нравились покорность и послушание, поэтому она позвала Юаньян, велела достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань, чтобы отдать внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Баоюя, но все же могли считаться редкостным украшением.
– Мне кажется, я никогда не видела эту вещь, – сказала Юаньян, передавая подвески матушке Цзя. – Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы помните, в каком сундуке что лежит! Даже не пришлось их искать – открыла сундук и сразу взяла! Но зачем они вам понадобились?
– Что ты знаешь об этих подвесках? – промолвила матушка Цзя. – Их оставил моему деду его отец, а так как дед меня очень любил, то и подарил их мне перед свадьбой и сказал: «Эта яшма – истинное сокровище, она времен династии Хань. Так что держи ее всегда при себе, чтобы меня не забывать». Но я тогда была чересчур молода, ничего не смыслила и положила подвески в сундук. А после переезда в этот дом совсем о них позабыла! Здесь украшений было хоть отбавляй. Так и пролежали они в сундуке более шестидесяти лет. Я их ни разу не надевала. Теперь же, видя почтение, с которым относится ко мне Баоюй, я захотела подарить эти подвески ему взамен утерянной яшмы, как их когда-то подарил мне мой дед.
После того как Баоюй справился о ее здоровье, матушка Цзя подозвала его к себе и, ласково улыбаясь, промолвила:
– Сейчас я тебе покажу одну вещицу!
Баоюй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Баоюй принял ее и внимательно осмотрел. Красноватого цвета яшма была прекрасно отшлифована и по форме напоминала дыню. Восхищенный Баоюй не мог удержаться от радостного возгласа.
– Нравится? – спросила матушка Цзя. – Это подарок моего деда. Дарю ее тебе!
Баоюй поблагодарил, взял яшму и хотел показать матери.
– Не надо, – остановила его матушка Цзя. – Мать расскажет отцу, а тот снова будет ворчать, что я люблю его меньше тебя. Я ведь никогда им не показывала этих подвесок.
Баоюй ушел. Следом за ним попрощалась с матушкой Цзя и Баочай.
Через два дня матушка Цзя заболела: не могла ни пить, ни есть, грудь сдавило, появилось головокружение, рябило в глазах, не проходил кашель.
Госпожа Син, госпожа Ван, Фэнцзе да и остальные то и дело приходили справляться о ее здоровье. Матушка Цзя бодрилась, и они не особенно беспокоились, только велели сообщить о ее болезни Цзя Чжэну. Навестив мать, Цзя Чжэн распорядился пригласить врача.
Врач исследовал пульс и прописал лекарство, заявив, что ничего опасного нет, просто застой пищи – что нередко бывает у пожилых – и небольшая простуда.
Цзя Чжэн просмотрел рецепт, там значились самые обычные снадобья, велел приготовить лекарство, а потом каждый раз приходил навещать матушку. Но прошло три дня, а улучшения не наступало.
Цзя Чжэн велел Цзя Ляню найти врача поопытнее.
– Отыщи во что бы то ни стало, – наказывал он, – пусть как следует осмотрит матушку. Сдается мне, что врачи, которые до сих пор приходили, никуда не годятся!
После некоторого раздумья Цзя Лянь ответил:
– Когда был болен брат Баоюй, я позвал врача, который лечит только безнадежных больных. Самое лучшее его пригласить.
– Лекарское искусство – вещь непростая, – согласился Цзя Чжэн, – бывает, что неизвестный врач обладает незаурядными талантами. Надо непременно того врача разыскать!
Цзя Лянь кивнул, вышел, но вскоре вернулся и сообщил:
– Доктора, о котором я говорил, зовут Лю, он уехал к своим ученикам, а в городе бывает всего раз в десять дней. Ждать его мы не можем, и я пригласил другого врача. Сейчас он приедет!
Цзя Чжэну не оставалось ничего иного, как ждать. Но об этом мы рассказывать не будем.
Итак, матушка Цзя захворала, и все обитательницы дома приходили каждый день ее навещать. Однажды, когда все собрались у постели матушки Цзя, пришла женщина, дежурившая у калитки в сад, и доложила:
– Пожаловала настоятельница Мяоюй из кумирни Бирюзовой решетки, хочет справиться о здоровье старой госпожи.
– Она так редко бывает у нас! – удивленно воскликнули все. – Непременно надо ее принять!
Фэнцзе подошла к кровати и сообщила матушке Цзя о приходе Мяоюй.
Син Сюянь, давнишняя подруга монахини, первой вышла ее встречать.
На голове Мяоюй была точно такая же шапочка, какую когда-то носила знаменитая монахиня Мяочан, ослепительно белая атласная кофточка, поверх – муслиновая безрукавка с синей атласной каймой, подвязанная желтым поясом, белая с черными узорами сатиновая юбка. В руках – мухогонка из лосинового хвоста и четки.
Син Сюянь подошла к монахине, справилась о здоровье.
– Когда мы жили в саду, мне удавалось часто тебя навещать, – сказала она, – но теперь мы почти не видимся, – в саду никто не живет, а одна я туда боюсь ходить. Да и калитка все время заперта. Как я рада, что мы наконец встретились!
– Прежде в саду было слишком шумно, и я неохотно туда ходила, – ответила Мяоюй. – Но сейчас узнала о ваших несчастьях и о том, что старая госпожа болеет, потому и пришла. Что мне за дело, заперта калитка или не заперта. Когда хочу, тогда и прихожу, а заставлять меня бесполезно!
– Такой уж у тебя характер! – проговорила Сюянь.
Мяоюй прошла в комнату, поздоровалась со всеми, приблизилась к постели больной, справилась о ее самочувствии.
– Ты ведь умеешь предсказывать, – сказала ей матушка Цзя, – посмотри на меня и скажи, выздоровею я или нет?
– Вы добрая, и судьбой вам назначено долголетие, – отвечала Мяоюй. – Вы простужены, пейте лекарства, и я уверена, скоро поправитесь! Для старого человека важнее всего – покой!
– А я как раз люблю шум и веселье, – возразила матушка Цзя. – Не знаю, чем я больна, но все время ноет под ложечкой. Доктор говорит, что кто-то меня рассердил. Кто же это посмел бы меня сердить?! Ничего этот лекарь не понимает в болезнях! Я велела Цзя Ляню пригласить того, что был первый раз. Он и определил у меня простуду и застой пищи.
Матушка Цзя позвала Юаньян, приказала передать на кухню, чтобы приготовили обед из одних овощей, и пригласила Мяоюй вместе с ней пообедать.
– Спасибо, я обедала, – поблагодарила Мяоюй. – Мне совсем не хочется есть.
– Не хотите – заставлять не будем, – вмешалась госпожа Ван, – давайте просто посидим, побеседуем!
– А я для этого и пришла, – отозвалась Мяоюй. – Давно всех вас не видела.
Поболтав немного, Мяоюй собралась уходить, когда вдруг заметила Сичунь и спросила:
– Четвертая барышня, что это вы так похудели? От рисования утомились?
– Я теперь не рисую, – ответила Сичунь. – Всякая охота пропала. В комнатах, где я живу, темно. Не то что было в саду.
– А где вы сейчас живете? – поинтересовалась Мяоюй.
– В домике у восточных ворот, вы только что через них прошли, – отвечала Сичунь. – Заглянули бы как-нибудь. Ведь это совсем близко!
– Будет настроение – непременно вас навещу, – обещала Мяоюй.
Вскоре Мяоюй проводили, а когда вернулись к матушке Цзя, пришел доктор, и все поспешили разойтись.
Никто и не подозревал, что болезнь матушки Цзя с этого дня начнет обостряться. Лечение не помогало. К общему недомоганию прибавился понос.
Цзя Чжэн места себе не находил от волнения. Понимая, что вылечить мать вряд ли удастся, он подал в ямынь прошение об отпуске, а сам вместе с госпожой Ван неотлучно проводил все время у постели матушки Цзя, ухаживал за ней, подавал лекарства.
Однажды матушка Цзя с охотой поела, выпила отвара, и Цзя Чжэн немного успокоился. Взглянув случайно в окно, он заметил старуху, которая о чем-то говорила с привратником.
Госпожа Ван велела Цайюнь осведомиться, что за старуха. Цайюнь сразу узнала женщину, некогда прислуживавшую Инчунь, а затем переехавшую вместе с нею в дом ее мужа.
– Ты зачем пришла? – спросила Цайюнь.
– Я давно здесь, – сказала старуха, – но не нашла ни одной из знакомых служанок, а сама не посмела лезть в дом. Мы все очень беспокоимся…
– А что случилось? – встревожилась Цайюнь. – Опять госпожу Инчунь обижают?
– Госпоже очень плохо! – воскликнула женщина. – Тут у них с мужем скандал вышел, и госпожа всю ночь проплакала, а на следующий день у нее заложило грудь, начался кашель. Доктора они звать не хотят, а госпоже все хуже и хуже.
– Ты только не поднимай шум, – сказала Цайюнь, – старая госпожа сама болеет!
Госпожа Ван, сидевшая около двери, слышала весь разговор и, опасаясь, как бы матушка Цзя не расстроилась, если узнает, знаком велела Цайюнь увести женщину. Она и не подозревала, что у матушки Цзя во время болезни обострился слух.
– Инчунь умирает? – неожиданно спросила матушка Цзя.
– Нет, нет, – поспешила ее успокоить госпожа Ван. – Старуха пришла спросить, не знаем ли мы хорошего врача, уже второй день Инчунь больна.
– Доктор, который ко мне приходил, очень хороший, – засуетилась матушка Цзя, – скорее позовите его!
Госпожа Ван велела Цайюнь отвести старуху к госпоже Син.