– Пятнадцать, – ответила девушка.
– Как твоя фамилия?
– Хуан[121].
– Фамилия подходит к имени! – засмеялся Бао-юй. – Ты в самом деле настоящая «желтая иволга»!
– Прежде у меня было имя из двух слогов – Цзинь-ин – Золотая иволга, – улыбнулась Ин-эр, – но потом барышня сократила его и стала звать меня просто Ин-эр, и все к этому привыкли.
– Барышня Бао-чай, наверное, тебя любит? – поинтересовался Бао-юй. – Я уверен, что, когда она будет выходить замуж, непременно возьмет тебя с собой.
Ин-эр рассмеялась, зажимая себе рот рукой.
– Я часто говорю сестре Си-жэнь, что завидую тому, кому достанется счастье иметь в своем доме тебя и твою барышню, – продолжал Бао-юй.
– А ведь вы еще не знаете, какими редкими достоинствами обладает моя барышня, – сказала Ин-эр. – Я уж не говорю о красоте, это второстепенное.
Слушая нежный, певучий голос Ин-эр, Бао-юй казался зачарованным, но когда та стала говорить о достоинствах Бао-чай, он не вытерпел.
– Какими же достоинствами обладает твоя барышня? – спросил он. – Расскажи мне!
– Ладно, – согласилась Ин-эр, – но только не говорите ей.
– Ну разумеется! – пообещал Бао-юй.
– Что это вы вдруг притихли? – неожиданно раздался голос из-за двери, и на пороге появилась не кто иная, как сама Бао-чай. Бао-юй заволновался и предложил ей сесть.
– Что ты делаешь? – спросила Бао-чай, глядя на сетку в руках Ин-эр, которая была уже наполовину готова. – Какой интерес плести сетку? Лучше сплести пояс и украсить его яшмой.
Бао-юй захлопал в ладоши и засмеялся:
– Сестра Бао-чай права, я совсем об этом позабыл. Вот только не знаю, какой цвет для него лучше подойдет!
– Цвет вороного крыла, пожалуй, не годится, – промолвила Бао-чай, – ярко-красный тоже не совсем в тон, желтый режет глаза, а синий слишком мрачен. Поэтому, чтобы было красиво, нужно золотистую нитку переплести с черной.
Обрадованный Бао-юй приподнялся на постели и крикнул, чтобы Си-жэнь принесла золотые нитки, но в это время Си-жэнь появилась на пороге с двумя чашками в руках.
– Что за странные дела сегодня творятся! – воскликнула она. – Только что обедали, а госпожа прислала еще два кушанья!
– Наверное, приготовили слишком много, – высказал предположение Бао-юй, – поэтому прислали вам.
– Не совсем так, – возразила Си-жэнь. – Прислали только мне одной и не велели даже благодарить! Как тут не удивляться?
– Если прислали тебе, ты и ешь, – улыбнулся Бао-юй. – К чему строить догадки?
– Мне неудобно, – призналась Си-жэнь. – Ведь раньше ничего подобного не случалось!
– Неудобно? – засмеялась Бао-чай, прикрыв рот рукой. – А если случится что-нибудь еще более неудобное, как ты себя будешь чувствовать?
Уловив в этих словах скрытый смысл и зная, что Бао-чай никогда не говорит попусту, Си-жэнь вспомнила о вчерашнем разговоре с госпожой Ван и обо всем догадалась.
– Сейчас я вымою руки и принесу нитки, – сказала она Бао-юю и поставила чашки на стол.
Си-жэнь вышла, вымыла руки. Потом поела, принесла нитки и отдала их Ин-эр, продолжавшей плести сетку. Бао-чай уже ушла, так как за нею прислал Сюэ Пань.
Бао-юй лежал в постели и наблюдал за работой Ин-эр. Неожиданно вошли две служанки госпожи Син и принесли ему фрукты.
– Вы уже можете ходить? – спросили они. – Наша госпожа приглашает вас на завтра к себе. Она очень о вас беспокоится.
– Когда смогу ходить, непременно приду, – обещал Бао-юй. – Передайте от меня поклон своей госпоже и скажите ей, что мне лучше, пусть не беспокоится.
Он пригласил служанок сесть, а сам позвал Цю-вэнь и велел ей отнести половину присланных ему фруктов барышне Линь Дай-юй.
Но только Цю-вэнь собралась уходить, как во дворе послышался голос Дай-юй. Бао-юй поспешно приказал просить ее.
Если вам любопытно узнать, что произошло после этого, прочтите следующую главу!
Глава тридцать шестая, из которой можно узнать о том, как Бао-чай, вышивая утку и селезня, услышала вещие слова, произнесенные во сне, и как Бао-юй узнал о чувствах девочки-актрисы
После того как матушка Цзя и госпожа Ван ушли от Бао-юя, убедившись, что ему становится лучше, радость их не знала границ. Но так как матушка Цзя опасалась, как бы Цзя Чжэн снова не вздумал позвать Бао-юя, она вызвала к себе старшего слугу Цзя Чжэна и сказала ему:
– Если придет какой-нибудь гость и господин Цзя Чжэн прикажет тебе позвать Бао-юя, скажи ему, что Бао-юй еще не оправился и сможет ходить лишь через несколько месяцев и, кроме того, положение его звезды сейчас неблагоприятно, поэтому он должен совершать жертвоприношения и ни с кем из посторонних встречаться не может. За ворота сада он выйдет только тогда, когда минует восьмой месяц.
Затем матушка Цзя позвала Си-жэнь, повторила ей все, что приказала слуге, и велела передать это Бао-юю, чтобы его успокоить.
Бао-юй был очень доволен этим, так как вообще не любил беседы с чиновниками, ненавидел высокие шапки и парадные одежды, поздравления, похороны и тому подобное. Он прервал всякие отношения с родственниками и друзьями и даже родителей, как это было положено, навещал по утрам и вечерам лишь от случая к случаю. Целыми днями он гулял, играл, лежал или сидел в саду и только рано утром навещал матушку Цзя и госпожу Ван. А после этого он предавался безделью, баловался со служанками, шутил с ними и играл, проводя дни без забот и хлопот. А если же Бао-чай или кто-нибудь другой начинали поучать его, он сердито говорил:
– Такая чистая, непорочная девочка, а уже честолюбива, научилась обманывать, как завзятый стяжатель и казнокрад! Это наши предки выдумали, будто вы скромны и кротки, чтобы ввести в заблужденье дураков из числа потомков! Не думал я, что мне придется жить в такое время, когда обитательницы яшмовых покоев и расписных палат заразятся этим тлетворным духом! Ведь это же противоречит добродетелям Неба и Земли, которые ниспосылают людям разум и создают все прекрасное, что существует в мире!
Все, кто слышал эти рассуждения Бао-юя, перестали разговаривать с ним серьезно. Только Дай-юй понимала его, никогда не пыталась убеждать сделать карьеру и добиться славы, и за это Бао-юй уважал ее.
Но не будем отвлекаться. Лучше расскажем о том, что после смерти Цзинь-чуань Фын-цзе стала замечать, что несколько слуг и служанок ежедневно являются к ней, справляются о здоровье, всячески льстят, приносят подарки, и в душе у нее зародились подозрения. Однако она никак не могла понять, в чем дело.
И вот однажды, когда ей снова принесли подарки, она воспользовалась моментом, когда вечером в комнате никого не было, и спросила Пин-эр:
– Ты не знаешь, что все это значит?
– Неужели вы не догадываетесь? – усмехнулась Пин-эр. – Я уверена, что их дочери служат у госпожи! Госпоже полагается иметь четырех служанок, которые получают по одному ляну серебра в месяц, в то время как другие служанки получают лишь по нескольку сот медных монет! Вот я и думаю, что они хотят устроить своих дочерей на место Цзинь-чуань, чтобы получать целый лян в месяц!
– Да, да, ты права! – согласилась Фын-цзе. – Эти люди совершенно не знают чувства меры. Дочери их получают достаточно денег, и тяжелую работу им делать не приходится. Пусть бы и молчали. Так нет, им этого мало! Ишь на какую хитрость пошли! Не так у них много денег, чтобы тратиться на подарки. Однако, раз уж они сами напрашиваются, я буду принимать все, что они дарят, но поступлю так, как считаю нужным.
Приняв решение, Фын-цзе стала тянуть время и не рассказывала ни о чем госпоже Ван, дожидаясь, пока слуги принесут ей побольше подарков.
И вот сегодня, когда тетушка Сюэ, Бао-чай, Дай-юй и другие сестры находились в комнате госпожи Ван и ели арбуз, Фын-цзе воспользовалась моментом и сказала:
– После смерти сестры Цзинь-чуань у вас не хватает одной служанки, госпожа! Если вы уж подобрали себе девушку, скажите мне, и со следующего месяца ей будут выплачивать жалованье.
– И к чему такой обычай, чтобы у каждой из нас было по четыре или по пять служанок? – пожала плечами госпожа Ван. – Я тебе уже говорила об этом. Пора изменить этот обычай. Мне вполне достаточно тех девушек, которые у меня остались.
– Откровенно говоря, вы правы, госпожа, – согласилась Фын-цзе, – но только обычай этот существует издавна. И уж если другие, помоложе, имеют двух служанок, то вам, госпожа, следует иметь их побольше! Да ведь и жалованье в один лян невелико, на нем все равно не сэкономишь.
– Это тоже верно, – кивнула госпожа Ван. – Но мне все же кажется, что уж если эти деньги кто-то должен получать, пусть они достанутся Юй-чуань, а служанок мне больше не нужно. Ее старшей сестре не повезло в жизни, так что, я думаю, будет вполне справедливо, если положить младшей сестре двойное жалованье.
Фын-цзе почтительно кивнула, затем обернулась к Юй-чуань и сказала:
– Поздравляю тебя!
Юй-чуань приблизилась к госпоже Ван и низко поклонилась.
– Я хочу у тебя спросить, – продолжала госпожа Ван, обращаясь к Фын-цзе, – сколько выдают в месяц на расходы наложницам Чжао и Чжоу?
– Как полагается – два ляна, – ответила Фын-цзе. – Кроме того, наложница Чжао получает еще два ляна на Цзя Хуаня. Значит, всего четыре ляна да четыре связки медных монет.
– Это точно? – осведомилась госпожа Ван. – Им аккуратно выдают?
– Почему ж не аккуратно? – удивилась Фын-цзе.
– Потому что недавно я слышала, как кое-кто возмущался, будто ему недодали одну связку монет, – ответила госпожа Ван. – Что там такое случилось?
– Месячное жалованье служанок, которые находятся при наложницах, составляет одну связку медных монет в месяц, – пояснила Фын-цзе. – Но в прошлом году было решено уменьшить им жалованье наполовину и выдавать только по пятьсот монет ежемесячно, а поэтому на каждую из двух служанок стали выдавать на одну связку монет меньше. Если кто-нибудь из них жалуется, я не виновата – я бы даже из своих денег отдала им то, что с них высчитывают. Ведь я принимаю только то, что мне дают, и до копейки отдаю им. Прибавлять или убавлять жалованье я не могу. Два или три раза я пыталась говорить, чтобы им выдавали жалованье так, как прежде, но мне ответили, что это невозможно, и возразить было нечего. Все, что полагается служанкам, я ежемесячно отдаю им в собственные руки, не задерживая ни на один день. Неужели вы не помните, госпожа, что и прежде, когда они сами получали жалованье из общей казны, редкий месяц обходилось без жалоб? Почти никогда не проходило все гладко!