– Барышня, каменные ступеньки очень холодны. Садитесь на матрац – на нем и чище, и удобнее.
– Спасибо за заботу, – улыбаясь, ответила Пин-эр.
Тут служанка подала Пин-эр чашку только что заваренного чаю и потихоньку шепнула:
– Это необычный чай. Мы подаем его барышням, но я принесла вам попробовать.
Пин-эр взяла из ее рук чашку, а затем, указывая пальцем на служанок, столпившихся перед нею, сказала:
– А вы совсем плохо стали вести себя. Ведь Тань-чунь – молода, ей неудобно гневаться и грозить вам. За это ее нужно уважать, а вы относитесь к ней свысока, обманываете ее. Вы все время заставляете ее раздражаться, а потом говорите, будто она груба! Ох и достанется вам за это! Когда она закусит удила, ей даже сама госпожа Ван уступит, да и вторая госпожа Фын-цзе не сможет ничего с ней поделать. Неужто вы настолько смелы, что не боитесь относиться к ней с пренебрежением?! Ведь вы пытаетесь яйцом разбить камень!
– Разве мы осмелились бы так поступить? – возразили женщины. – Весь этот скандал устроила наложница Чжао!
– Ну ладно, – заключила Пин-эр. – Вы ведь знаете, дорогие сестры: когда стена рушится, ее еще подталкивают[170]. Положение наложницы Чжао не очень завидное, поэтому, что бы ни случилось, все сваливают на нее! Вы ни с кем не считаетесь, мысли ваши только заняты тем, как бы причинить кому-нибудь зло. Вы думаете, что за эти несколько лет я вас не изучила?! Если бы вторая госпожа Фын-цзе допускала хоть малейшие ошибки, вы бы ей давно на голову сели. Да и сейчас вы только ищете удобного случая, чтобы ей напакостить! Ей уже не раз доставалось от вашего язычка. Все говорят, что она жестока, и вы все ее боитесь. Я тоже знаю ее характер и побаиваюсь ее. Несколько дней назад у нас был разговор об этом, и мы решили, что нельзя больше потакать слугам, а то хозяева и слуги будут только сердиться друг на друга. Тань-чунь, хотя и барышня, но вы все невзлюбили ее, а известно ли вам, что вторая госпожа Фын-цзе из всех старших и младших сестер своего мужа побаивается только ее? И как вы можете не считаться с ней?!
В это время к ним подошла Цю-вэнь. Служанки поспешно справились о ее здоровье и предложили ей сесть.
– Отдохните немного, барышня, пока в комнатах обедают. Как только уберут со столов, пойдете туда с докладом!
– Не сравнивайте меня с собой, – с улыбкой сказала Цю-вэнь, – разве я могу ждать?
С этими словами она направилась в зал. Однако Пин-эр окликнула ее и попросила вернуться.
Цю-вэнь повернула голову и, только сейчас заметив, что перед нею Пин-эр, сказала:
– Ты что, нанялась сюда во внешнюю охрану?
Она подошла к Пин-эр и опустилась рядом с нею на матрац.
– Зачем пришла? – тихо осведомилась у нее Пин-эр.
– Спросить, когда выдадут за этот месяц деньги на Бао-юя и на нас самих, – ответила Цю-вэнь.
– Неужели это так важно? – покачала головой Пин-эр. – Лучше послушайся моего совета, скажи Си-жэнь, чтобы она сегодня никого больше сюда не посылала. Сколько бы у вас ни было дел, кроме отказа, вы ничего не услышите.
– Почему? – удивилась Цю-вэнь.
Пин-эр и служанки стали наперебой рассказывать ей о том, что здесь недавно произошло.
– Они ищут предлога к чему-либо придраться, – говорили женщины, – им нужно кого-нибудь наказать в назидание прислуге. Зачем же вам лезть на рожон? Если вы пойдете туда и к вам придерутся да еще накажут, – этим вы причините неприятность старой госпоже и госпоже Ван. Если для вас все обойдется благополучно, опять-таки будут говорить: «К одним придираются, другим потакают». Боятся тех, кому покровительствуют старая госпожа и госпожа Ван, не смеют их трогать, а стараются выслужиться за счет слабых и беззащитных. Вы только подумайте, барышня Тань-чунь дважды отказалась выполнять просьбы второй госпожи Фын-цзе, и никто не смог ей возразить!
Цю-вэнь высунула язык, а потом воскликнула:
– Какое счастье, что барышня Пин-эр здесь и предостерегла меня, не то я бы попала носом в золу![171] Пойду-ка я, пока не поздно, предупрежу остальных.
С этими словами она встала и удалилась. Вслед за тем принесли обед для Бао-чай. Пин-эр взяла короб с блюдами у служанки и направилась в зал, чтобы прислуживать за столом.
Наложница Чжао уже ушла. В зале за столом сидели друг против друга только Бао-чай – лицом к югу, Тань-чунь – лицом к западу и Ли Вань – лицом к востоку.
Женщины-служанки стояли на террасе в ожидании, пока их позовут. Никто, за исключением самых близких и доверенных служанок, не осмеливался самовольно входить в зал.
Между тем служанки рассуждали между собой:
– Не надо наживать себе неприятностей, незачем давать повод для того, чтобы нас считали бессовестными. Если уж тетушка У попала в неудобное положение, что мы можем поделать?
Потихоньку переговариваясь между собой, они ожидали окончания обеда, чтобы доложить о своих делах. А из зала в это время доносилось лишь легкое покашливание, но не слышно было ни звона чашек, ни стука палочек.
Через некоторое время одна из девочек отодвинула дверную занавеску, а две другие служанки вынесли стол. Тотчас же три служанки принесли из чайной полоскательницы.
Затем туда вошли другие служанки, которые убрали тазы для мытья рук и унесли оттуда полоскательницы. Вслед за тем Ши-шу, Су-юнь и Пин-эр принесли три чашки чаю.
Наконец на пороге появилась Ши-шу и приказала девочкам-служанкам:
– Ждите здесь и будьте внимательны, мы поедим, а потом заменим вас. Только не вздумайте садиться!
Лишь теперь в зал вошли женщины и стали по очереди докладывать о делах. Они были внимательны и осторожны, не осмеливаясь вести себя легкомысленно, как прежде.
Гнев Тань-чунь постепенно прошел, и она обратилась к Пин-эр со словами:
– У меня есть одно важное дело, и я давно хотела посоветоваться с твоей госпожой, но только сейчас о нем вспомнила. Кстати, и барышня Бао-чай здесь. Пойди пообедай и поскорее возвращайся, мы вчетвером обсудим это дело, а затем спросим у твоей госпожи, стоит ли его затевать.
Пин-эр ушла. Едва она переступила порог своего дома, как Фын-цзе спросила ее:
– Где ты так долго была?
Пин-эр подробно рассказала ей о том, что произошло в малом расписном зале.
– Прекрасно! – воскликнула Фын-цзе. – Вот так третья барышня! Я в ней не ошиблась. Жаль только, что у нее такая несчастная судьба и родилась она от наложницы, а не от законной жены!
– Глупости, – с улыбкой возразила Пин-эр. – Неужели кто-либо осмелится презирать ее за то, что она не родная дочь госпожи, и относиться к ней не так, как к другим?
– Что ты понимаешь?! – вздохнула Фын-цзе. – Пусть все законные и побочные дети одинаковы, но положение дочки куда хуже, чем положение сына. Ныне люди стали привередливыми, и когда наступит время Тань-чунь выходить замуж, они первым долгом захотят узнать, законная ли она дочь. Многие не очень жалуют и не хотят брать в жены побочных дочерей. Они и понятия не имеют о том, что побочная дочь, если она обладает хорошим характером, может оказаться во сто раз лучше законной. Не знаю только, попадется ли какой-нибудь несчастный, который начнет докапываться, побочная она или законная дочь, или подвернется счастливчик, который возьмет ее в жены, не интересуясь этим.
Она засмеялась и сказала:
– Ты знаешь, что за последние несколько лет я придумала множество способов сократить расходы нашей семьи, и, вероятно, за это все за глаза ругают меня и ненавидят. Я, как говорится, сижу верхом на тигре, а сойти с него не могу, так как он меня сожрет. Расходов у нас много, а доходов мало, но во всем мы продолжаем действовать по правилам, установленным нашими предками, забывая, что источники доходов у нас теперь не те, что прежде. Если начать экономить сразу во всем, над нами станут насмехаться, будто мы скупы, а это причинит неприятность старой госпоже и госпоже, да и прислуга будет роптать. Нужно заранее составить план экономии, иначе через несколько лет мы совершенно разоримся.
– А разве не об этом идет речь? – подтвердила Пин-эр. – Ведь в семье есть еще четыре барышни и несколько молодых господ. Одних надо выдать замуж, других женить… Да и старая госпожа…
– На это, по моим подсчетам, денег хватит, – улыбнулась Фын-цзе. – Когда Бао-юй и сестрица Дай-юй поженятся, на их свадьбу можно будет не расходовать денег из общей казны – старая госпожа устроит все на свои сбережения. Свадьбу второй барышни Ин-чунь устроит на свой счет старший господин Цзя Шэ – так что и она не в счет. Таким образом, остается лишь третья барышня Тань-чунь и четвертая барышня Си-чунь, на каждую из которых придется израсходовать тысяч по семь-восемь лян серебра. Чтобы женить Цзя Хуаня, потребуется меньше денег – всего три тысячи лян, и если у нас немного не хватит, можно будет сэкономить за счет чего-нибудь другого. Что же касается старой госпожи, то у нее полностью имеется все необходимое, и тратить для нее приходится лишь по мелочам. На нее еще придется израсходовать самое большее три-пять тысяч лян. Если понемногу экономить, и на это денег хватит. Я только опасаюсь, как бы вдруг не случилось одно, а то и два каких-нибудь непредвиденных крупных события – тогда конец! Но не будем заглядывать в будущее… Лучше пойди пообедай да послушай, о чем они с тобой хотят посоветоваться. Как будто появился наконец полезный человек, а я все время печалилась, что никто меня не поддерживает! Правда, есть Бао-юй, но пользы от него мало. А госпожа Ли Вань – богомолка, от нее тоже проку нет. Не лучше их и вторая барышня Ин-чунь. Что же касается четвертой барышни Си-чунь, то она еще слишком мала и к тому же не из нашей семьи, а из дворца Нинго. О Цзя Лане и Цзя Хуане говорить нечего: они напоминают замерзших котят, которые только и ждут, чтобы их пустили погреться на теплый кан. Меня даже зло берет – какие жалкие эти создания, вышедшие из чрева матери! Куда уж с ними считаться! О сестрице Линь Дай-юй и сестре Бао-чай ничего плохого сказать нельзя, но они нам только родственницы, и наши дела их не касаются. Первая напоминает мне фонарик, который может погаснуть при малейшем дуновении ветерка, а вторая старается придерживаться заповеди: «Меня не касается – не открываю рта; спросят раз – трижды качаю головой и говорю, что ничего не знаю». От нее тоже трудно добиться какого-нибудь толку. И вот остается третья барышня Тань-чунь. Она и думает, и говорит как нужно, и госпожа наша ее любит, вдобавок она принадлежит к нашей семье. Правда, она не очень привлекательна, но мне кажется, что в этом в значительной мере виновата старая карга наложница Чжао, которая все время устраивает скандалы и портит ей настроение. Характер же у Тань-чунь замечательный, не хуже, чем у Бао-юя. А вот Цзя Хуаня любить никак невозможно! Была б моя воля, я б его давно выгнала из дому!.. Но раз уж Тань-чунь возымела намерение заняться экономией, я ее поддержу! По крайней мере, теперь я в этом не буду одинока. Если говорить откровенно, я бы готова была молить Небо, чтобы ее дали мне в помощницы, – тогда ни о чем не пришлось бы беспокоиться, да и госпоже была бы прямая польза. Если б я из своих личных интересов не оказала ей поддержку, это было бы с моей стороны слишком жестоко. А ведь нужно действовать осторожно и все время оглядываться, чтобы подготовить место для отступления. Если поступать слишком круто, люди меня возненавидят, в каждой их насмешке будет таиться кинжал, тогда, будь у нас с тобой хоть по четыре глаза и по два сердца, стоит где-нибудь оступиться, как все погибло. И если в такой напряженный момент на первый план выступила Тань-чунь, которая приняла на себя управление хозяйством, вся ненависть людей, накопившаяся против нас, остынет. И еще одно. Я знаю, что ты умна, н