Она откинула чистое, вымытое когда-то самой Си Ши, легкое шелковое одеяло и поправила мягкую подушку, какую прижимала когда-то к своей груди Хун-нян.
Уложив Бао-юя, мамки и няньки разошлись, и при нем остались только Си-жэнь, Цин-вэнь и Цю-вэнь. Госпожа Цинь послала девочек-служанок присматривать, чтобы под навес крыши не забрались кошки и не наделали шума.
Едва Бао-юй сомкнул глаза, как погрузился в глубокий сон; далеко впереди ему почудились очертания фигуры госпожи Цинь, он последовал за нею и попал в какое-то незнакомое место. Видит – перед ним красная ограда и яшмовые ступени, деревья и прозрачный ручеек, но всюду пусто и безмолвно, ни малейшего признака присутствия человека.
«Как прелестно! – сквозь сон подумал Бао-юй. – Остаться бы тут навсегда! Это куда интереснее, чем все время находиться под присмотром родителей и учителей!»
Пока он предавался несбыточным мечтам, откуда-то из-за горки донеслось пение:
Весенние грезы
рассеются, как облака.
Цветы опадают,
их быстро уносит река.
Скажите построже
девицам и юношам всем:
Пусть вас не пленяет
гнетущая сердце тоска!
Бао-юй прислушался – это был девичий голос. И как только смолкла песня, из-за склона появилась грациозная, стройная красавица, совершенно непохожая на обычных людей.
В доказательство этому есть ода:
Она показалась из ивовой рощи,
Явилась она из узорных покоев.
Где легкой ступила ногою,
Испуганно птицы взлетали над нею.
И вот уже близко она,
Прошла ее тень круговой галереей.
Ее рукава словно ветер кружатся,
Духов орхидеи струя аромат;
Качается платье, как лотос тихонько,
Подвески из яшмы на платье звенят.
Лицо улыбнется – как персик весенний,
Прическа, как туча, – а в ней изумруд;
Слегка приоткроются вишенки-губы —
Как зерна в гранате в них зубы блеснут.
Так плавно колеблется стан ее гибкий,
Как вьются снежинки от ветра зимой;
Украшена жемчугом и изумрудом,
Как зеленью утка, как гусь желтизной.
То выглянет вдруг, то закрыта цветами,
И в меру смеется, и в меру грустит;
Проходит неслышно над озером тихим,
То словно поплыла, то словно летит.
Почти что срастаются бабочки-брови,
Промолвили что-то, сказали без слов;
Чуть видно идут ее лотосы-ноги,
То словно бы стали, то двинулись вновь.
К досаде красавиц сравним ее тело
С отборною яшмой, с прозрачнейшим льдом;
На зависть красавицам платье с цветами,
Огнями сверкают узоры на нем.
Редка меж красавиц подобная внешность, —
Как холм благовоний, как гладкий нефрит;
Затмила красавиц изящной осанкой, —
Так мчится дракон или феникс парит.
Что может сравниться с ее белизною? —
Под снегом цветущая слива весной.
Что может сравниться с ее чистотою? —
Под инеем лотос осенней порой.
Что может сравниться с ее простотою? —
Сосна молодая в ущелье пустом.
Что может сравниться с ее красотою? —
Угасший закат над прозрачным прудом.
Что с грацией может сравниться такою? —
Дракона извивы над тихой водой.
Что можно сравнить с ее чистой душою? —
Студеную речку под ясной луной.
Си Ши среди древних она посрамила,
Ван Цян[33] из недавних пред нею бледна.
В каком же краю родилась эта дева?
Откуда на землю спустилась она?
Когда не пришла она с пира бессмертных,
Подобной не видывал Яшмовый пруд!
Заставьте ее поиграть на свирели —
В пурпурных чертогах такой не найдут!
Увидев, что это бессмертная фея, Бао-юй бросился ей навстречу, низко поклонился и с улыбкой спросил:
– Божественная дева, откуда вы пришли и куда направляетесь? Я не знаю, куда я попал, умоляю вас – возьмите меня с собой!
– Я живу в небесной сфере, где не существует ненависти, среди моря Орошающего печаль, – отвечала дева. – Я – бессмертная фея Цзин-хуань с горы Ниспосылающей весну, из чертогов Струящихся благоуханий, которые находятся в «Области Небесных грез». Я определяю возмездие за разврат и прелюбодеяния, в моей власти – заставлять женщин в мире смертных роптать на свою судьбу, а мужчин – предаваться глупым и безумным страстям. Недавно здесь собрались грешники, и я пришла, чтобы посеять среди них семена взаимного влечения. Наша встреча с тобой тоже не случайна. Ты находишься неподалеку от границы моих владений. У меня здесь нет ничего, кроме чашки чая бессмертия, нескольких кувшинов приготовленного мною прекрасного вина да нескольких девушек, обученных исполнению волшебных песен и танцев. Они недавно сложили двенадцать новых песен – «Сон в красном тереме». Пойдешь со мной?
Как только Бао-юй услышал слова феи, по его телу пробежала дрожь радости и нетерпения, он мгновенно позабыл о госпоже Цинь и покорно последовал за Цзин-хуань.
Неожиданно перед ним появилась широкая каменная арка с крупными иероглифами: «Область Небесных грез», а по обе стороны от нее – парная надпись, гласившая:
Когда за правду ложь сочтут,
тогда и правда – ложь;
Там, где ничто есть бытие,
и бытие – ничто.
Они миновали арку и очутились у дворцовых ворот, над которыми было начертано четыре иероглифа, означавших: «Небо страстей – море грехов», и на столбах по обе стороны – парная вертикальная надпись:
Тучная почва, высокое небо
Вздох затаили, что древних и новых
чувств не смогли исчерпать;
Юноша страстный, печальная дева
Будут жалеть, что у ветра с луною
взятое трудно отдать.
«Так и есть, – подумал про себя Бао-юй, прочитав надпись. – Только не совсем понятно, что такое «древних и новых чувств»? И что значит «у ветра с луною взятое»? Надо будет подумать и постараться понять смысл.
Занятый своими размышлениями, Бао-юй и не предполагал, что в его душу вливается какая-то чудодейственная сила.
Вошли в двухъярусные ворота, и взору Бао-юя предстали высившиеся справа и слева двумя рядами залы, на каждом из которых были прибиты доски с горизонтальными и вертикальными надписями… С первого взгляда невозможно было прочесть, что на них написано, но на некоторых он разобрал: «Приказ безрассудных влечений», «Приказ затаенных обид», «Приказ утренних стонов», «Приказ вечерних рыданий», «Приказ весенних волнений», «Приказ осенней скорби».
– Осмелюсь вас побеспокоить, божественная дева, – сказал Бао-юй, обращаясь к фее. – Нельзя ли погулять с вами по этим приказам?
– В этих приказах хранятся книги судеб всех девушек Поднебесной, – отвечала Цзин-хуань, – и тебе, обладающему простыми человеческими глазами и бренным телом, не должно обо всем этом знать заранее.
Однако Бао-юй не уступал и настойчиво упрашивал фею.
– Пусть будет так! – произнесла наконец Цзин-хуань. – Пройдемся по этому приказу.
Не скрывая своей радости, Бао-юй поднял голову и прочел над входом три слова: «Приказ несчастных судеб» и парную вертикальную надпись по сторонам:
Весенняя грусть, осенняя скорбь —
откуда берутся они?
Цветов обаянье, прелесть луны —
кто мог бы их победить?
Бао-юй печально вздохнул. Он вошел в помещение и увидел около десятка огромных опечатанных шкафов, на каждом из которых висел ярлык с названием провинции. Им сразу овладело желание найти ярлык с названием его родных мест, и он тут же на одном из шкафов заметил надпись: «Главная книга судеб двенадцати головных шпилек из Цзиньлина».
– Что это значит: «Главная книга судеб двенадцати головных шпилек из Цзиньлина»? – спросил Бао-юй.
– Это значит, что здесь записаны судьбы двенадцати самых благородных девушек твоей провинции, – ответила Цзин-хуань. – Поэтому и сказано «Главная книга».
– Я слышал, что Цзиньлин очень большой город, – заметил Бао-юй, – почему же здесь говорится только о двенадцати девушках? Даже в одной нашей семье вместе со служанками наберется несколько сот девушек.
– Конечно, во всей провинции девушек много, – улыбнулась Цзин-хуань, – но здесь записаны только самые замечательные из них; в двух шкафах, что стоят рядом, – второстепенные, а для всех остальных ничем не примечательных вовсе нет книг.
Бао-юй оглянулся на первый шкаф – на нем действительно было написано: «Дополнительная книга к судьбам двенадцати головных шпилек из Цзиньлина», а на другом шкафу значилось: «Вторая дополнительная книга к судьбам двенадцати головных шпилек из Цзиньлина». Бао-юй протянул руку, открыл дверцу шкафа со вторыми дополнительными книгами судеб, взял с полки первую попавшуюся тетрадь и раскрыл ее. На первой странице был изображен не то человек, не то пейзаж – разобрать было невозможно, ибо тушь от воды расплылась, и вся бумага, казалось, была покрыта черными тучами и мутной мглой. Внизу сохранилось стихотворение из нескольких строк:
Трудно увидеть луну после ливня,
Тучка узорная вмиг разлетелась.
Будто бы небо, душа высока,
Вниз ее тянет ничтожное тело.
Бойкий характер, пленительный облик
вызвали злость без предела.
Старый и малый поэтому много
зло на тебя клеветали.
Юноши знатного сердце одно
тщетно об этом жалело.
Бао-юй ничего не понял и стал смотреть дальше. Там были нарисованы букет свежих цветов и разорванная циновка, потом следовало стихотворение:
Были напрасны
ласки, уступки, согласье и нежность.
Нужны ль сравненья
прежде с корицей, потом с орхидеей.
Невыносимо,
если актеру достанется счастье.
Если обижен
юноша знатный судьбою своею.