– Они на «террасе Яркого блеска», – пояснила одна из служанок. – Они взяли с собой музыкантов и пьют там вино.
– Здесь им неудобно, так они ушли втихомолку творить невесть что! – произнесла Фын-цзе.
– Неужто ты думаешь, что все такие праведники, как ты! – засмеялась госпожа Ю.
Пока они шутили и смеялись, все избранные акты были сыграны, со столов убрали вина и закуски и подали рис. После еды госпожа Син и госпожа Ван покинули сад и перешли в дом, где выпили чаю, и велели подавать коляски, намереваясь возвращаться домой. Они попрощались с матерью госпожи Ю, а госпожа Ю со служанками вышла их провожать.
Цзя Чжэнь, его сыновья и племянники, стоявшие возле колясок, просили их:
– Завтра приезжайте непременно, тетушки!
– Нет, хватит! – оборвала госпожа Ван. – Мы сегодня и так весь день провели здесь, утомились. Завтра нужно отдохнуть.
Все стали садиться в коляски. Цзя Жуй все время не сводил глаз с Фын-цзе.
Как только Цзя Чжэнь удалился, Ли Гуй подвел коня, Бао-юй сел верхом и тронулся следом за госпожой Ван. Цзя Чжэнь еще отобедал вместе с братьями и племянниками, и лишь после этого все разошлись.
О том, как вся семья провела второй день праздника, рассказывать незачем. Следует упомянуть лишь, что с этих пор Фын-цзе стала часто навещать госпожу Цинь. Иногда госпожа Цинь по нескольку дней чувствовала себя лучше, затем состояние ее снова ухудшалось. Цзя Чжэнь, госпожа Ю и Цзя Жун были крайне озабочены.
Между тем Цзя Жуй уже несколько раз приходил во дворец Жунго, но всякий раз случалось, что Фын-цзе в это время уезжала во дворец Нинго.
Наступил тридцатый день одиннадцатого месяца – сезон зимнего солнцестояния[47]. В последние дни этого сезона матушка Цзя, госпожа Ван и Фын-цзе ежедневно стали присылать служанок навещать госпожу Цинь. Возвращаясь оттуда, служанки неизменно докладывали:
– Состояние прежнее.
– Если в такой сезон года состояние не ухудшается, значит есть надежда на выздоровление, – говорила матушке Цзя госпожа Ван.
– Да, конечно, – соглашалась с ней матушка Цзя. – Милое дитя! Если с ней что-нибудь случится, мы все умрем с горя.
Она расстроилась и сказала Фын-цзе:
– Ты с ней дружишь, завтра первый день нового месяца, и, к сожалению, дел много, но послезавтра непременно навести ее. Посмотри внимательно, как она выглядит: если лучше – скажешь мне. Вели посылать ей кушанья, какие это дитя любит.
На каждое приказание старой госпожи Фын-цзе только почтительно поддакивала.
Когда наступило второе число, Фын-цзе позавтракала и приехала во дворец Нинго навестить госпожу Цинь. Хотя она не заметила признаков ухудшения болезни, в глаза ей бросилась необычайная худоба больной. Фын-цзе присела возле госпожи Цинь, стала болтать с нею о всякой всячине, стараясь уверить ее, что болезнь не опасна.
– Поправлюсь ли я – увидим весной, – сказала ей госпожа Цинь. – Уже миновал период зимнего солнцестояния, а изменений незаметно. Но все же передай старой госпоже и госпоже, чтобы они не беспокоились. Недавно я съела два кусочка пирожка с начинкой из фиников, который прислала вчера старая госпожа, и как будто ничего – перевариваются.
– Завтра я еще пришлю, – обещала Фын-цзе. – А сейчас я зайду повидаюсь с твоей свекровью, а потом надо пойти к старой госпоже.
– Передай от меня поклон старой госпоже и госпоже, – попросила госпожа Цинь.
Фын-цзе кивнула и вышла. Затем она отправилась к госпоже Ю.
– Ты беспристрастно осмотрела мою невестку, – сказала ей госпожа Ю. – Как по-твоему, она поправится?
Фын-цзе долго сидела с опущенной головой.
– Ничего не поделаешь, – проговорила она наконец. – Придется подумать о будущем и приготовить все необходимое на случай похорон.
– Я уже давно приказала слугам тайком все приготовить, – призналась госпожа Ю. – Правда, пока еще не удалось достать хорошего дерева для гроба, но, думаю, постепенно все подготовим.
Фын-цзе выпила чаю, поболтала немного с госпожой Ю и сказала:
– Мне надо поскорее доложить обо всем старой госпоже.
– Только говори осторожно, – предупредила госпожа Ю, – а то, гляди, напугаешь старую госпожу.
– Сама знаю, – ответила Фын-цзе.
Она попрощалась и возвратилась во дворец Жунго. Явившись к матушке Цзя, она сказала:
– Жена Цзя Жуна шлет вам поклон, она просила справиться о вашем здоровье и передать, что ей немного лучше и потому не стоит беспокоиться. Если почувствует облегчение, первым долгом придет сама поклониться вам.
– Как ее состояние? – спросила матушка Цзя.
– Пока ничего страшного, – ответила Фын-цзе, – настроение неплохое.
Выслушав ее, матушка Цзя долго охала и сокрушенно вздыхала и в конце концов сказала:
– Ладно, иди переоденься и отдохни!
Фын-цзе кивнула, вышла от матушки Цзя, повидалась с госпожой Ван и вернулась домой. Пин-эр сразу же подала ей согретое платье, которое Фын-цзе обычно носила дома.
– Ну, что произошло во время моего отсутствия? – поинтересовалась Фын-цзе.
– Ничего, – ответила Пин-эр, подавая ей чай. – Только жена Ван-эра принесла проценты на триста лян серебра, и я их приняла. Да еще господин Цзя Жуй присылал человека разузнать, дома ли вы – он намеревается прийти справиться о вашем здоровье и поговорить с вами.
– Гибели своей ищет, скотина! – рассердилась Фын-цзе, услышав эту новость. – Ладно, посмотрим!
– Что это господин Цзя Жуй зачастил к нам? – поинтересовалась Пин-эр.
Тогда Фын-цзе рассказала ей о своей встрече с Цзя Жуем в саду дворца Нинго и о том, что он ей тогда говорил.
– Паршивая лягушка захотела полакомиться небесным лебедем! – возмутилась Пин-эр. – Негодяй, позабывший правила приличия! Если уж он такое задумал, пусть издохнет собачьей смертью!
– Погоди, – остановила ее Фын-цзе. – Пусть придет, я знаю, что делать.
Если вы хотите узнать, что произошло, когда пришел Цзя Жуй, прочтите следующую главу.
Глава двенадцатая, повествующая о том, как безжалостная Ван Си-фын устроила ловушку тому, кто мечтал о ней, и как Цзя Жуй смотрелся в лицевую сторону «Драгоценного зеркала любви»
В то время, когда Фын-цзе разговаривала с Пин-эр, вошла служанка и сообщила:
– Пришел господин Цзя Жуй.
– Проси, – приказала Фын-цзе.
Услышав, что его приглашают, обрадованный Цзя Жуй вошел и, представ перед Фын-цзе, справился о ее здоровье. На лице его сияла довольная улыбка. Фын-цзе нарочно старалась оказывать ему всяческие знаки внимания, предложила сесть, угостила чаем. Глядя, как Фын-цзе за ним ухаживает, Цзя Жуй совсем растаял и, прищурив глаз, спросил:
– Что это второй старший брат до сих пор не вернулся?
– Не знаю, – ответила Фын-цзе.
– Не иначе как дорогой его кто-нибудь попутал и он не в силах распрощаться, – улыбаясь, высказал предположение Цзя Жуй.
– Конечно, бывают такие мужчины, которые с первого взгляда влюбляются в первую встречную женщину, – согласилась Фын-цзе.
– Ну нет, – смеясь, возразил Цзя Жуй. – Меня к таким отнести никак нельзя.
– А сколько на свете может быть таких, как вы? – проговорила Фын-цзе. – Едва ли найдется один из десятка!
От радости Цзя Жуй совершенно перестал владеть собой.
– Вам, наверное, постоянно приходится скучать? – продолжал спрашивать он.
– В самом деле, – подтвердила Фын-цзе, – я только и надеюсь, что кто-нибудь придет поговорить, рассеять мою скуку.
– А я как раз целыми днями свободен! Вы не против, если я буду каждый день приходить развлекать вас? – любезно предложил Цзя Жуй.
– Вы меня обманываете! Неужели вы действительно согласились бы приходить сюда каждый день?
– Пусть меня тут же гром поразит, если я лгу! – горячо начал клясться Цзя Жуй. – Прежде я боялся приходить только потому, что слышал, будто вы опасная женщина и в вашем присутствии нужно быть всегда настороже. Сейчас я убедился, что вы добродушны и отзывчивы – почему же мне не навещать вас? Непременно буду приходить, если бы мне за это грозила даже смерть!
– Вы в самом деле очень умны! – воскликнула Фын-цзе с притворным восхищением. – Куда Цзя Жуну и его брату до вас! Прежде, когда я видела их изящные манеры, я думала, что у них тонкая душа, а оказалось, это два бесчувственных дурака.
Каждое слово Фын-цзе глубоко западало в сердце Цзя Жуя. Он уже не мог сдерживать своих чувств, встал с места, сделал несколько шагов вперед и, уставившись масляными глазками на вышитую сумочку Фын-цзе, ни с того ни с сего спросил:
– Какие кольца вы носите?
– Будьте осторожнее! – тихо сказала ему Фын-цзе. – Не нужно, чтобы служанки что-нибудь заподозрили.
Эти слова прозвучали для Цзя Жуя как «высочайшее повеление и святейшее поучение», и он быстро отступил назад.
– Вам уже пора уходить, – проговорила Фын-цзе.
– Если разрешите, я побуду еще немного, – взмолился Цзя Жуй. – Жестокая сестрица!
– Днем здесь постоянно люди, – осторожно продолжала Фын-цзе, – если вас заметят, будет неудобно. Лучше ждите меня вечером в западном проходном зале.
– Только не обманите! – торопливо произнес Цзя Жуй, которому казалось, будто он обрел драгоценную жемчужину. – А как там спрятаться? Ведь там тоже полно людей.
– Об этом можете не беспокоиться, – поспешила заверить его Фын-цзе. – Всех ночных слуг я отпущу, а двери с обеих сторон мы запрем, и никто ходить не будет.
Цзя Жуй пришел в восторг; он попрощался с Фын-цзе и ушел в полном убеждении, что одержал победу. Насилу дождавшись вечера, он украдкой проскользнул во дворец Жунго и, воспользовавшись тем, что двери еще не запирали, проник в проходной зал. Там стояла кромешная тьма и действительно не было ни души. Дверь, ведущая из зала в покои матушки Цзя, давно была заперта на замок, и открытой оставалась лишь дверь с восточной стороны. Цзя Жуй внимательно прислушался, но вокруг было тихо. Потом послышалось щелканье – это запирали на замок восточную дверь.