– Откуда течет эта вода? – недоумевали все.
– Вон от той плотины, – Цзя Чжэнь указал рукой вдаль. – Через каменный грот с северо-востока ручеек течет по выемке между горками и попадает в деревушку, где разветвляется и уходит на юго-запад, а там снова сливается и попадает сюда и здесь уже уходит под стену.
– Чудесно, неподражаемо! – воскликнули все.
За разговором не заметили, как вновь сбились с дороги и путь преградила высокая горка.
– Следуйте за мной, – с улыбкой сказал Цзя Чжэнь растерянным спутникам.
Он уверенно зашагал вперед, увлекая за собой остальных. Они стороной обошли горку, и впереди открылась широкая ровная дорога, которая вела к большим воротам.
– Как все интересно! – воскликнули снова гости. – Только обладая искусством духов, можно создавать такие чудеса!
Все вышли из сада.
В это время мысли Бао-юя были всецело заняты сестрами, но, не получив разрешения, он не осмеливался уйти и вместе со всеми последовал в кабинет Цзя Чжэна.
Вдруг Цзя Чжэн вспомнил о нем и, обернувшись, спросил:
– Ты все здесь? Гляди, бабушка будет беспокоиться. Неужели еще не нагулялся?
Только теперь Бао-юй удалился. Но едва он вышел во двор, как к нему подбежали мальчики-слуги Цзя Чжэна, один из которых обнял его и сказал:
– К счастью, старый господин сегодня доволен вами! Старая госпожа уже несколько раз присылала людей справляться насчет вас, и мы передали, что старый господин вами доволен. Иначе она велела бы вас позвать и вам не удалось бы развернуть свои таланты. Гости говорят, что вы лучше всех сочиняли стихи, а раз вы добились такого успеха, вам следовало бы на радостях наградить нас.
– Каждый из вас получит по связке монет[70], – пообещал Бао-юй и улыбнулся.
– Что диковинного в связке монет? Разве мы не видели их! – возразили слуги. – Лучше подарите нам свой кошелек!
Они бросились к Бао-юю и, не дав ему вымолвить ни слова, сняли висевший у него на поясе кошелек, веер с чехлом, украшения и все мгновенно растащили.
– А теперь мы вас проводим, – предложили они.
Они окружили Бао-юя и проводили его до ворот дома матушки Цзя.
Матушка Цзя ожидала его, и когда он пришел, по его виду поняла, что отец был им доволен, и это доставило ей огромную радость.
Вскоре Си-жэнь подала чай. Заметив, что на поясе у Бао-юя нет украшений, она с улыбкой сказала:
– Опять эти бесстыжие сорванцы у тебя все растащили?
Дай-юй подошла к нему, и как только убедилась, что на поясе у него действительно ничего нет, спросила:
– И тот кошелек, что я тебе подарила, ты тоже отдал им? Попробуй теперь что-нибудь у меня попросить!
Рассерженная, она побежала к себе в комнату, вытащила еще не законченный мешочек для благовоний, который Бао-юй позавчера просил ее сшить, схватила ножницы и стала его резать.
Она рассердилась не на шутку. Бао-юй поспешил за ней, но, увы, поздно – мешочек был изрезан.
Бао-юй видел этот мешочек, и хотя работа еще не была закончена, вещица обещала быть красивой и изящной. Теперь, когда Дай-юй без всякой причины изрезала мешочек, он тоже рассердился. Быстро расстегнув ворот халата, он вынул кошелек, подаренный ему Дай-юй, и протянул ей со словами:
– Вот, смотри! Разве я отдал кому-нибудь твой подарок?
Убедившись, что он так дорожит ее подарком и носит его на груди, чтобы никто не отнял, Дай-юй раскаялась в своей горячности, опустила голову и замолчала.
– Незачем было резать мешочек, – упрекнул ее Бао-юй. – Ведь я знаю, что ты всегда с большой неохотой делаешь мне подарки! Может быть, возвратить тебе и кошелек?
С этими словами он бросил ей на грудь кошелек и круто повернулся, собираясь уйти.
Дай-юй вышла из себя, заплакала от злости и схватила кошелек с намерением искромсать его в куски.
В этот момент Бао-юй повернулся и бросился к ней с возгласом:
– Дорогая сестрица, пощади его!
Дай-юй отбросила ножницы и, вытирая слезы, проговорила:
– Незачем дразнить меня! А если дразнишь, не прикасайся ко мне.
Она бросилась на кровать лицом вниз и зарыдала. Бао-юй не выдержал, подошел к ней и, стараясь загладить свою вину, принялся утешать ее.
Тут послышался голос матушки Цзя – она звала Бао-юя.
– Он в комнате барышни Линь Дай-юй, – сказали ей служанки.
– Ладно, ладно! – отозвалась матушка Цзя. – Пусть себе поиграет с сестрой. Отец целых полдня водил его за собой, теперь ему надо отдохнуть. Только не давайте им ссориться.
Служанки закивали головой.
Дай-юй, которая никак не могла отделаться от Бао-юя, вынуждена была встать.
– Если ты не оставишь меня в покое, я уйду! – решительно заявила она и направилась к выходу.
– Куда бы ты ни пошла, я последую за тобой! – сказал Бао-юй.
Он взял кошелек и хотел повесить себе на пояс, но Дай-юй отняла его:
– Ты ведь говорил, что кошелек тебе не нужен, а теперь опять его забираешь! Мне и то за тебя стыдно!
Она захихикала.
– Милая сестрица, сделай мне другой мешочек! – попросил Бао-юй.
– Ладно, сделаю, если будет хорошее настроение.
Разговаривая между собой, они вышли из дому и отправились к госпоже Ван. Там находилась Бао-чай. В комнатах госпожи Ван царило необычайное оживление.
Оказалось, что приехал Цзя Цян, который купил в Гусу двенадцать девочек и пригласил учителя для их обучения.
Тетушка Сюэ в это время переехала в уединенный тихий домик на северо-восточной стороне. «Сад Душистой груши» привели в порядок, и в нем расположились девочки вместе с учителем, который должен был обучать их театральному искусству. Кроме того, со всего дома собрали женщин, когда-то умевших петь и танцевать, – сейчас они уже были седыми старухами – и послали их присматривать за девочками и наставлять их. Всеми расходами, жалованьем, приобретением необходимых вещей поручили ведать Цзя Цяну.
Жена Линь Чжи-сяо докладывала госпоже Ван:
– Двенадцать буддийских и даосских монахинь уже прибыли, получено двадцать наборов даосских одеяний. Есть также одна священнослужительница с небритой головой. Она уроженка Сучжоу, ее предки принадлежали к ученому служилому сословию, но, так как с самого детства она отличалась слабым здоровьем, для нее купили заместителей. Однако все старания оказались напрасными, и девушка выздоровела лишь после того, как вступила в секту пустоты[71]. Вот почему она стала священнослужительницей, а волосы так и не сбрила. Монахине этой сейчас восемнадцать лет, и зовут ее Мяо-юй – Прекрасная яшма. Родители ее умерли, при ней находятся лишь две старые мамки да девочка-служанка. Литературу она знает прекрасно, глубоко постигла канонические книги и недурна внешностью. Ей стало известно, что в городе «Вечного спокойствия» есть священные реликвии богини Гуань-инь и древние канонические книги, написанные на пальмовых листьях. И вот в прошлом году она вместе со своей настоятельницей, которая умела весьма искусно гадать, приехала в столицу и поселилась в монастыре Муни за западными воротами. В прошлую зиму настоятельница отошла в другой мир и, умирая, наказывала Мяо-юй ни в коем случае не возвращаться на родину, а оставаться здесь и ожидать, пока исполнится то, что предначертано ей судьбой. Вот почему Мяо-юй осталась и не сопровождала гроб с телом покойной в обратный путь на родину.
– Почему же вы не пригласили ее к нам? – спросила госпожа Ван.
– Мы ее приглашали, но она говорит: «В знатном доме притесняют людей, я туда не пойду!» – ответила жена Линь Чжи-сяо.
– Да, ясно, ведь она из чиновной семьи, а значит – немного заносчива, – кивнула госпожа Ван. – Но может быть, послать ей пригласительное письмо?
Жена Линь Чжи-сяо одобрительно кивнула и вслед за тем вышла, чтобы велеть писцу составить пригласительное письмо Мяо-юй и распорядиться на следующий день приготовить для нее паланкин.
Прочтите следующую главу, и вы узнаете, что произошло дальше.
Глава восемнадцатая, рассказывающая о том, как благодаря милости государя Юань-чунь навестила родителей и как Бао-юй перед всей семьей показал свои таланты
Между тем в покои госпожи Ван вошел человек и доложил, что требуются шелковые ткани для оклейки различных вещей и поэтому просят Фын-цзе выйти и распорядиться. Потом пришел еще один человек с просьбой, чтобы Фын-цзе разрешила получить золотую и серебряную посуду. Благодаря этому у госпожи Ван и служанок из главного господского дома не было ни минуты свободного времени.
Бао-чай, прекрасно понимавшая все происходящее, предложила:
– Давайте уйдем и не будем мешать.
Она встала и в сопровождении остальных отправилась в комнаты Инь-чунь.
Все эти дни госпожа Ван проводила в хлопотах. Только к десятому месяцу все было полностью готово к встрече Гуй-фэй, и распорядители работ полностью сдали все в соответствии со счетами и описями. Утварь и письменные принадлежности были расставлены по всем комнатам, были закуплены птицы, журавли, олени, зайцы, гуси и куры для сада. Девочки, которые находились под присмотром Цзя Цяна, разучили двадцать или тридцать актов из различных пьес. Буддийские и даосские монахини выучились читать священные книги.
После этого Цзя Чжэн немного успокоился и пригласил матушку Цзя в сад, чтобы она все проверила и осмотрела.
Лишь после того, как все было придирчиво осмотрено, Цзя Чжэн написал извещение ко двору. И в тот же день пришел ответ от государя, в котором он милостиво разрешал Гуй-фэй в пятнадцатый день первого месяца будущего года – в день праздника фонарей, навестить своих родителей. После получения этого разрешения во дворце Жунго ни днем, ни ночью не было покоя, все занимались приготовлениями, так что даже не удалось как следует отпраздновать Новый год.
Не успели и глазом моргнуть, как подошел праздник фонарей. Восьмого числа прибыл главный придворный евнух, чтобы окончательно все осмотреть и сделать последние распоряжения, а также назначить места, где переодеваться, где отдыхать, где принимать поздравления, где устраивать пиры, где спать. Потом прибыл старший евнух, ведающий охраной, и привез с собой множество младших евнухов, которые расположились в шатрах. Было в точности указано, где должны члены семьи Цзя входить и выходить, откуда должна подаваться пища, где совершать церемонии. На пути ко дворцу Жунго чиновники из ведомства работ и столичный градоначальник расчищали улицы.