– Наверное, не больше шестнадцати-семнадцати.
– Ты даже не спросил, сколько ей лет, а уже такими делами занимаешься, – снова упрекнул его Бао-юй. – Напрасно она с тобой знается! Жаль! Жаль! А как ее зовут?
– Это длинная история и довольно удивительная! – сказал Мин-янь. – Она мне рассказывала, что когда мать кормила ее грудью, ей приснился сон, будто она получила кусок парчи, вместо узора покрытый иероглифами Вань[80]. Вот она и дала дочери имя Вань-эр.
– Девушке непременно повезет! – улыбнулся Бао-юй. – Хочешь, я поговорю, чтобы ее выдали за тебя замуж?
– А вы, второй господин, почему не смотрите такой интересный спектакль? – спросил Мин-янь, не отвечая на вопрос Бао-юя.
– Я долго смотрел, потом вышел прогуляться, – ответил Бао-юй, – и натолкнулся на вас. Что же мы будем сейчас делать?
Мин-янь еле заметно улыбнулся и сказал:
– Сейчас за вами никто не следит. Если хотите, я свожу вас погулять за город и тотчас же вернемся.
– Нет, не годится, – возразил Бао-юй, – того и гляди, торговцы людьми утащат. Да и здесь, если узнают, скандал будет. Лучше пойти в какое-нибудь место, что поближе.
– А куда? – спросил Мин-янь. – Все равно это трудно.
– Давай поедем к сестре Хуа Си-жэнь, поглядим, что она делает, – предложил Бао-юй.
– Хорошо, – согласился Мин-янь, – а я-то о ней забыл. – Затем добавил: – Только, если узнают, что я увел вас куда не следует, меня поколотят!
– А я на что! – засмеялся Бао-юй.
Мин-янь привел коня, и через задние ворота они выехали из дворца.
К счастью, Си-жэнь жила неподалеку, и не успели они проехать половину ли, как очутились у ворот ее дома. Мин-янь вошел первым и позвал Хуа Цзы-фана – старшего брата Си-жэнь.
В этот момент мать Си-жэнь угощала дочь и нескольких племянников и племянниц, как вдруг снаружи послышался голос:
– Брат Хуа Цзы-фан!
Когда Хуа Цзы-фан вышел и увидел перед собой хозяина и его слугу, он испугался и со всех ног бросился помогать Бао-юю сойти с коня, на ходу крикнув в сторону дома:
– Второй господин Бао-юй приехал!
На присутствующих это не произвело большого впечатления, но Си-жэнь, которая не знала о цели его приезда, торопливо выбежала навстречу, схватила Бао-юя за руку и встревоженно спросила:
– Ты зачем приехал?
– Скучно стало, – ответил Бао-юй, – вот и решил посмотреть, что ты поделываешь.
Только теперь Си-жэнь успокоилась и сказала:
– Опять твои глупости! И зачем было ехать сюда! – Обратившись к Мин-яню, она добавила: – С вами еще кто-нибудь?
– Нет! Никто об этом не знает, – ответил тот.
Си-жэнь снова встревожилась.
– Ну куда это годится! – укоризненно произнесла она. – А если б вас заметили или повстречался бы старый господин? Да и на улице много лошадей, вас могли раздавить или вышла бы еще какая-нибудь неприятность – разве это шутки? Смелости у вас больше, чем нужно! Это все Мин-янь подстрекает! Вот погоди, вернусь и расскажу мамкам! Они тебя, разбойника, хорошенько отколотят!
– Господин меня отругал и заставил привести его сюда! – перебил ее Мин-янь. – А сейчас всё хотят свалить на меня! Я же ему говорил, что не нужно ехать! Но если уж так, мы сейчас же уедем.
– Ну ладно, – стал уговаривать их Хуа Цзы-фан. – Раз приехали, не о чем толковать. Только в нашей убогой хижине тесно и грязно – как же господину оставаться здесь?
Мать Си-жэнь тоже вышла встречать Бао-юя. Си-жэнь взяла Бао-юя за руку и повела в дом. Бао-юй увидел в комнате нескольких девочек. Едва он вошел, они потупились и покраснели от смущения.
Опасаясь, что Бао-юю будет холодно, Хуа Цзы-фан и его мать пригласили его сесть на кан, поставили для него фрукты, налили чаю.
– Не надо хлопотать, – сказала им Си-жэнь. – Я его прекрасно знаю и не могу дать ему что попало.
С этими словами она принесла подушку, на которой до этого сидела сама, положила ее на табурет и усадила Бао-юя. Затем подставила ему под ноги свою грелку и дала две ароматные лепешечки, которые вытащила из сумочки. После этого она открыла свою грелку для рук, зажгла ее, вновь закрыла и повесила на шею Бао-юю. Наконец она налила чаю в свою собственную чашку и тоже поднесла ему.
Вскоре мать и сын расставили на столе угощения.
Видя, что среди кушаний нет ничего подходящего для Бао-юя, Си-жэнь с улыбкой сказала ему:
– Раз ты приехал, нельзя возвращаться ни с чем. Попробуй хоть то, что есть!
Она взяла немного тыквенных семечек, потерла их между ладонями, потом сдула тонкую шелуху и на платочке подала семечки Бао-юю. Бао-юй заметил, что у Си-жэнь слегка красные глаза, а пудра на лице в нескольких местах размазана.
– Ты почему плакала? – потихоньку спросил он.
– Кто плакал? Просто засорила глаз и потом растерла, – проговорила Си-жэнь, так и не рассказав ему правды.
Бао-юй был одет в куртку с узкими рукавами, покрытую темно-красным шелком с узорами из четырехпалых драконов, снизу подбитую мехом из подпашин лисицы; поверх куртки была наброшена темно-зеленая курма на соболином меху, отороченная бахромой. Поглядев на Бао-юя, Си-жэнь улыбнулась:
– Неужели, когда ты переодевался, никто не заметил и не спросил, куда ты собираешься?
– Собственно говоря, переодевался я потому, что старший господин Цзя Чжэнь пригласил меня к себе смотреть спектакль, – ответил Бао-юй.
Си-жэнь сказала:
– Посиди немного и поезжай обратно – ведь в такие места, как сюда, тебе не разрешается ездить.
– Было бы хорошо, если б и ты поехала со мной, – предложил Бао-юй, – я оставил для тебя дома кое-что вкусное.
– Тише! – предупредила его Си-жэнь. – Не нужно, чтобы они слышали!
Она протянула руку, сняла с шеи Бао-юя яшму и, обращаясь к своим сестрам, сказала:
– Вот, поглядите! Уже давно вы толкуете, что это – редкая вещица, и выражаете сожаление, что ни разу не видели ее. Смотрите на нее сколько угодно. Если вам когда-нибудь придется видеть редкую вещь, знайте наперед, что она будет не лучше этой.
Она показала на яшму, а потом вновь повесила ее на шею Бао-юя. Затем попросила брата нанять крытую коляску почище и поприличнее и проводить Бао-юя домой.
– Я его провожу, – отозвался Хуа Цзы-фан, – пусть едет верхом. Ничего не случится.
– Я прошу нанять коляску не потому, что может что-то случиться, – возразила Си-жэнь, – а просто если кто-нибудь случайно встретится по пути.
Хуа Цзы-фан тотчас нанял коляску, и Бао-юй сел в нее. Остальным неудобно было удерживать его, и они вышли проводить гостя.
Си-жэнь дала Мин-яню немного фруктов и денег, чтобы он купил хлопушек, и при этом наказывала:
– Смотри, никому ничего не рассказывай, а то на себя же беду накличешь!
Си-жэнь подождала у ворот, пока Бао-юй опустил занавески в коляске и уехал.
Мин-янь и Хуа Цзы-фан, ведя на поводу лошадь Бао-юя, шли за коляской.
Когда добрались до улицы, где находился дворец Нинго, Мин-янь приказал остановить коляску и сказал Хуа Цзы-фану:
– Мы со вторым господином сначала проберемся в восточный дворец и потолкаемся там немного, и только оттуда сможем уйти в западный дворец, не вызывая подозрений.
Услышав это, Хуа Цзы-фан помог Бао-юю выйти из коляски, а сам пошел отвести на место его коня.
– Извини, что я тебя затрудняю, – сказал ему на прощание Бао-юй.
С этими словами он скрылся за воротами дворца Нинго. Но об этом мы рассказывать не будем.
После того как Бао-юй вышел из дому, служанки предпочли развлекаться, как кому вздумается. Одни сели играть в облавные шашки, другие – в кости, щелкая тыквенные семечки, от чего весь пол в комнате был усеян шелухой.
Неожиданно вошла мамка Ли, чтобы справиться о здоровье Бао-юя, но, узнав, что его нет дома, и увидев, что служанки всецело поглощены играми, она сказала:
– После того как я ушла отсюда и стала редко приходить, вы еще больше распустились, и другие мамки не осмеливаются вам слово сказать. Это вам потакает Бао-юй, который, как фонарь на длинном шесте, светит для других, а себя осветить не может; ему кажется, что все люди грязные, а он один чист! Ведь вы находитесь в его комнате, а насорили и перевернули все вверх дном!
Служанки знали, что Бао-юй не станет к ним придираться, да и мамка Ли уже не имеет права распоряжаться ими, а поэтому они не обращали на нее внимания.
Мамка Ли между тем продолжала выспрашивать:
– Как сегодня спал Бао-юй? Как ел?
Служанки отвечали ей разными глупостями, а некоторые из них недовольно ворчали:
– Ну и надоедливая старуха!
– В той чашке сладкое молоко, – не унималась мамка Ли, – почему вы не даете его мне?
Не получив ответа, мамка Ли взяла чашку и хотела пить.
– Эй, эй, не трогай! – крикнула одна из служанок. – Это оставлено для Си-жэнь, и если Бао-юй узнает, что кто-то выпил, он будет сердиться! А уж если взяла, сама ему и признавайся, мы за тебя отвечать не хотим!
Мамка Ли сначала смутилась, но потом рассердилась:
– Я не верю, чтобы он был настолько мелочным! Стоит ли рассуждать о какой-то чашке молока! Даже если бы здесь было что-нибудь подороже, и то я заслужила! Неужели Си-жэнь для него значит больше, чем я? Неужто он не помнит, кто его выкормил? Он вырос на моем молоке, в которое превращалась моя кровь, неужели он станет злиться из-за чашки коровьего молока? Нарочно выпью, посмотрим, что он сделает! Вы носитесь с Си-жэнь как невесть с чем, а ведь я эту дрянную девчонку воспитала! Подумаешь, фря какая!
Она рассердилась не на шутку и выпила все молоко. Тогда другая служанка с улыбкой сказала ей:
– Эти девчонки не умеют разговаривать со старшими, и неудивительно, что вы вышли из себя. Да разве Бао-юй может рассердиться из-за чашки молока? Он сам еще пришлет вам угощений!
– А ты не будь лисой! – обрушилась на нее мамка Ли. – Думаешь, я не знаю, как в прошлый раз из-за чашки чая выгнали Цянь-сюэ! Если я провинюсь, сама и отвечу!
С этими словами она, возмущенная, вышла.