Бао-юй поглядел, как она вынула из волос шпильки, сняла кольца и легла. Тогда он встал и отправился в покои матушки Цзя.
После обеда матушка Цзя выразила желание поиграть в кости с несколькими старыми мамками и няньками, а Бао-юй, помня о Си-жэнь, возвратился к себе в комнату. Си-жэнь спала глубоким сном. Ему и самому захотелось спать, но он не лег, потому что время еще было раннее.
Служанки Цин-вэнь, Ци-ся, Цю-вэнь и Би-хэнь захотели развлечься и отправились к Юань-ян и Ху-по. В передней сидела одна Шэ-юэ. Увидев, что от нечего делать она бросает игральные кости, Бао-юй с улыбкой спросил:
– Почему ты не пошла с ними?
– У меня нет денег, – ответила Шэ-юэ.
– Под кроватью лежит целая куча денег, – возразил Бао-юй, – неужели тебе не хватит на игру?
– Все уйдут веселиться, а кто будет присматривать за комнатами? – спросила Шэ-юэ. – Ведь Си-жэнь заболела, а в доме горят лампы, топятся печи. Старые служанки за день и без того с ног сбились, надо дать им отдохнуть. А девочки тоже устали, пусть немного развлекутся. Вот я и осталась здесь.
Бао-юю показалось, что перед ним еще одна Си-жэнь. Он остался очень доволен и улыбнулся:
– Можешь идти, я сам здесь посижу!
– Тогда мне тем более нельзя уходить, – возразила Шэ-юэ. – Чем плохо, если мы вместе посидим и поговорим?
– О чем? – спросил Бао-юй – Мне кажется, это будет неинтересно! Да, кстати, ты утром говорила, что у тебя в голове чешется. Делать нечего, давай расчешу тебе волосы.
– Что ж, давай, – согласилась Шэ-юэ.
Она принесла шкатулку с туалетными принадлежностями, зеркало, вынула шпильки и распустила волосы. Бао-юй взял гребень и начал расчесывать. Но едва он успел провести гребнем два-три раза, как на пороге появилась запыхавшаяся Цин-вэнь, которая прибежала за деньгами. Увидев Шэ-юэ и Бао-юя вдвоем, она усмехнулась:
– Ах, вот оно что! Еще не успели обменяться кубками, а уже до волос добрались!
– Иди, я и тебя причешу! – со смехом сказал Бао-юй.
– Такого великого счастья я не заслужила! – с иронией возразила Цин-вэнь.
Она схватила деньги и выбежала из комнаты.
Шэ-юэ сидела напротив зеркала, Бао-юй стоял позади нее, они в зеркале смотрели друг на друга и улыбались.
– Во всем доме она самая болтливая, – заметил Бао-юй.
Шэ-юэ, обращаясь к зеркалу, предостерегающим жестом остановила Бао-юя. В этот момент дверная занавеска распахнулась, и с шумом вбежала Цин-вэнь.
– Это я болтливая? – спросила она. – Ну-ка выясним!
– Иди, куда надо, – со смехом сказала Шэ-юэ. – Чего привязалась?
– Защищаешь его! – засмеялась Цин-вэнь. – Вы меня не морочьте! Думаете, я ничего не понимаю? Вот погодите, отыграюсь, потом и с вами рассчитаюсь!
С этими словами она покинула комнату.
Расчесав Шэ-юэ волосы, Бао-юй приказал ей постелить ему постель, так как не желал тревожить Си-жэнь. За всю ночь ничего примечательного больше не случилось.
На следующее утро Си-жэнь, которая за ночь хорошо пропотела, почувствовала себя лучше и съела немного рисового отвара. Только тогда Бао-юй успокоился и после завтрака отправился навестить тетушку Сюэ.
Это было в первом месяце. Занятия в школе прекратились, женщины в этот период не занимались вышиванием, и свободного времени у всех было хоть отбавляй. Вследствие этого Цзя Хуань захотел развлечься. Однажды, выйдя из дому, он увидел Бао-чай, Сян-лин и Ин-эр, которые играли в облавные шашки, и решил поиграть с ними.
Бао-чай всегда относилась к Цзя Хуаню так же искренне, как и к Бао-юю. И сейчас, когда он захотел поиграть в шашки, она уступила ему место. Каждый ставил по десять монет.
Первую партию Цзя Хуань выиграл и был очень доволен. Но, проиграв затем несколько партий подряд, он начал горячиться. В последней партии он сам должен был метать кости. Если б он набрал семь очков или шесть, он выиграл бы, но стоило набрать три очка, и он проиграл бы. Он взял кости и с ожесточением бросил их на стол. Одна кость легла тут же, на ней было два очка, другая покатилась далеко в сторону.
– Одно очко! Одно! – закричала Ин-эр и захлопала в ладоши.
Цзя Хуань вытаращил глаза и закричал:
– Шесть! Семь! Восемь!
Но кость неожиданно еще раз повернулась, и наверху оказалась единица. Цзя Хуань быстро подхватил кость и хотел взять деньги, заявив, что было четыре очка.
– Я сама видела, что было одно очко! – запротестовала Ин-эр.
Заметив, что Цзя Хуань рассердился, Бао-чай сделала Ин-эр глазами знак замолчать и сказала:
– Ты уже взрослая, а нарушаешь правила! Неужели господа станут тебя обманывать? Значит, ты не отдаешь деньги?
Ин-эр в душе преисполнилась обидой, но своей барышне не осмелилась возражать, и ей ничего не оставалось, как отдать деньги.
– А еще господа! – пробормотала она. – На эти гроши даже я не позарилась бы! Как-то недавно мы играли со вторым господином Бао-юем, он проиграл больше и не стал сердиться. А когда все оставшиеся у него деньги растащили служанки, он только посмеялся…
Бао-чай прикрикнула на нее, не дав договорить до конца.
– Куда мне до Бао-юя? – произнес Цзя Хуань и заплакал. – Вы все его боитесь, стараетесь ему угодить, а меня все обижают, потому что я не сын госпожи.
– Дорогой братец, не говори так, а то над тобой будут смеяться, – стала уговаривать его Бао-чай и затем снова сделала выговор Ин-эр.
В это время пришел Бао-юй и удивленно спросил:
– Что здесь произошло?
Цзя Хуань не осмелился произнести ни слова. Бао-чай хорошо знала нравы семьи Цзя, где было принято, чтобы младшие братья боялись старших, но ей было неизвестно, что Бао-юй не любил, когда его боялись.
«У всех есть родители, которые занимаются воспитанием своих детей, – думал Бао-юй, – с какой стати я должен вмешиваться? Ведь это только может вызвать неприязнь ко мне. К тому же я принадлежу к прямой ветви рода, а он – сын наложницы. Если я стану относиться к нему как к младшему, люди будут сплетничать, да и неизвестно еще, смогу ли я держать его в руках?»
Была у него в голове еще и другая, странная мысль. Вы представляете себе, какая? Воспитываясь с малых лет в среде сестер, среди которых родными ему были Юань-чунь и Тань-чунь, а двоюродными Ин-чунь и Си-чунь, а также родственниц, к которым принадлежали Ши Сян-юнь, Линь Дай-юй и Сюэ Бао-чай, он считал, что все девушки являются олицетворением кроткости, а мужчины – грязные твари, и их судьба была для него совершенно безразличной. И только следуя заветам великого мудреца[87], он не осмеливался нарушать правила взаимоотношений с родителями, дядями, братьями. Но себя он не считал мужчиной и не думал о том, что сам должен служить примером для младших братьев. Вот почему Цзя Хуань и другие младшие братья не очень боялись его, но тем не менее старались ему уступать, чтобы не вызвать недовольства матушки Цзя.
И вот сейчас Бао-чай испугалась, как бы Бао-юй не стал поучать младшего брата, и поспешила выгородить Цзя Хуаня.
– Как можно плакать в такой праздник? – возмутился Бао-юй. – Если здесь плохо, иди играть в другое место. Ты каждый день учишься и заучился до одури! Если тебе одна вещь не нравится, найдется другая получше, брось эту и бери ту. Неужели вещь станет лучше, если над ней поплакать? Ведь ты же хотел развлечься, а вместо этого сам себя расстраиваешь. И все еще не уходишь.
Цзя Хуаню пришлось удалиться.
Мать Цзя Хуаня – наложница Чжао, увидев своего сына в таком состоянии, спросила:
– Где тебя обидели?
– Я играл с сестрой Бао-чай, – стал жаловаться Цзя Хуань, – а Ин-эр меня обидела да еще деньги отняла. Потом пришел брат Бао-юй и прогнал меня.
– Кто тебе велел ходить к ним играть? – принялась бранить сына наложница. – Бесстыжая тварь! Неужели ты не мог найти другого места для игры? Зачем лез к ним?
Во время этого разговора мимо окна проходила Фын-цзе. Она услышала слова наложницы Чжао и, подойдя к окну, спросила:
– Что это у вас такое происходит на Новый год? Если мальчишка набедокурил, поучи его – зачем же ругаться? Ведь у него есть отец, да и госпожа за ним присматривает, и если он сделал что-нибудь нехорошее, пусть старшие его накажут. Он сын нашего господина, и есть кому поучить его – а тебе зачем вмешиваться? Братец Цзя Хуань, выходи скорее, пойдем ко мне играть!
Цзя Хуань всегда боялся Фын-цзе больше, чем госпожи Ван, поэтому, едва она его позвала, он сразу выбежал из комнаты. Наложница Чжао не осмелилась ни слова возразить Фын-цзе.
– И ты тоже мямля! – стала выговаривать мальчику Фын-цзе. – Постоянно тебе говорят: ешь, пей, играй с братьями, сестрами и тетками, которые тебе нравятся. Ты же слушаешь не меня, а тех, кто тебя учит обманывать и мошенничать. Вместо того чтобы держаться с достоинством, как подобает господину, ты ведешь себя как слуга и еще упрекаешь других, что они к тебе относятся несправедливо. Проиграл несколько монет и раскис! Сколько ты проиграл?
– Сто или двести монет, – ответил Цзя Хуань.
– Эх ты! – снова напустилась на него Фын-цзе. – Еще господином называешься! Проиграл каких-то две сотни монет, а ведешь себя так безобразно!
Затем она повернулась и приказала:
– Фын-эр, принеси связку монет! Там во внутренних комнатах играют барышни, отведи к ним Цзя Хуаня! – И затем, снова обратившись к Цзя Хуаню, добавила: – Смотри, если еще будешь так себя вести, я сама тебя хорошенько отколочу, а потом велю передать учителю, чтоб он с тебя шкуру спустил! Твой старший брат точит на тебя зубы, и если бы я не заступалась, он давно пнул бы тебя ногой в живот так, что кишки вылезли бы! Уходи! – крикнула она.
Цзя Хуань почтительно кивнул, взял деньги у Фын-эр и отправился играть с Ин-чунь и другими сестрами. Но это не имеет прямого отношения к повествованию.
Когда Бао-юй шутил и смеялся с Бао-чай, в комнату неожиданно вошла служанка и доложила:
– Приехала барышня Ши Сян-юнь.
Бао-юй сразу же хотел пойти к ней, но Бао-чай с улыбкой остановила его: