Дай-юй в ответ только улыбнулась и закивала головой.
– Ведь это я «полон страдания, полон тоски», – пояснил Бао-юй, – а ты – та, перед красотой которой «рушится царство и рушится город».
От этих слов Дай-юй покраснела до ушей. Она тотчас нахмурила брови, повернула лицо в сторону Бао-юя и, не глядя на него, с возмущением сказала:
– Не болтай глупости, негодник! Раздобыл где-то бесстыжие стихи[102] и еще меня ими обижаешь! Вот погоди, расскажу дяде и тете!
При слове «обижаешь» на глазах ее показались слезы, она быстро повернулась и зашагала прочь. Взволнованный Бао-юй бросился за нею, забежал вперед и загородил ей дорогу.
– Милая сестрица, умоляю тебя, прости меня! Пусть меня утопят в этом пруде, пусть меня сожрут морские чудовища, если у меня было намерение тебя обидеть, пусть я превращусь в черепаху и буду вечно держать на спине каменный памятник над твоей могилой!
Дай-юй фыркнула от смеха, вытерла слезы и сказала:
– Тьфу! Ты всегда так! Сначала напугаешь, а потом глупости говоришь! Видно, от тебя не больше проку, чем от «сплава олова со свинцом, который пытаются выдать за серебро»!
– Ах вот как! – засмеялся Бао-юй. – Тогда я тоже расскажу, какие книги ты читаешь!
– Ну, это ты зря, – улыбнулась в ответ Дай-юй. – Ты же только что сказал, что, читая книгу, с первого взгляда запоминаешь текст наизусть. Так неужели я не могла, пробежав его взглядом, что-нибудь запомнить?
Бао-юй собрал книги и с улыбкой промолвил:
– Давай лучше похороним цветы, а о книгах вспоминать не будем.
Они собрали опавшие лепестки, отнесли на могилку, о которой говорила Дай-юй, и зарыли. Едва они успели покончить со своим делом, как к ним подошла Си-жэнь.
– Нигде не могла тебя найти и наугад отправилась сюда! – сказала она Бао-юю. – Твоему старшему дяде нездоровится, и все сестры отправились навестить его. Бабушка послала и за тобой. Скорее идем переодеваться!
Бао-юй попрощался с Дай-юй и в сопровождении Си-жэнь поспешил к себе. Но об этом мы рассказывать не будем.
Когда Бао-юй ушел, Дай-юй стало грустно, и, зная, что сестер сейчас нет дома, она направилась к себе в «павильон реки Сяосян». Проходя мимо «сада Душистой груши», она вдруг услышала доносившиеся из-за стены мелодичные звуки флейты, чередующиеся с пением. Дай-юй сразу догадалась, что это девочки-актрисы разучивают новые пьесы. Ей не хотелось прислушиваться, но совершенно случайно две строки из какой-то арии явственно коснулись ее слуха, и она разобрала слова:
Как много и синих, и алых цветов
в цветении пышном кругом!
Но в месте каком —
Колодец давно развалился,
совсем разрушается дом.
Дай-юй была растрогана и в задумчивости остановилась.
Пение продолжалось:
И день бесподобен, и виды чудесны,
но я неспокоен душой:
Чем сердце свое я утешить смогу?
в чьем доме найду я покой?
Слушая эти строки, Дай-юй несколько раз невольно кивнула головой и подумала:
«Оказывается, и пьесы бывают прекрасные! Жаль, что люди только смотрят их на сцене, совершенно не интересуясь содержанием!»
Но она тут же стала раскаиваться в том, что дала волю глупым мыслям, и решила послушать дальше.
И как раз в этот момент слуха ее коснулись строки:
Я смотрю на портрет —
ты поспоришь с цветком красотою,
Только годы, наверно, уплыли рекою.
Сердце Дай-юй невольно дрогнуло, она насторожилась и услышала:
В этих тихих, безлюдных покоях
ты тоскуешь одна…
За этой строкой последовали другие. Словно опьянев, Дай-юй остановилась, присела на камень и стала вникать в слова: «Ты поспоришь с цветком красотою, только годы, наверно, уплыли».
И вдруг ей припомнились строки из одного древнего стихотворения, которое она недавно читала:
Цветок облетел, утекает вода,
и жалость обоим чужда.
За этими строками следовали другие, в которых говорилось:
Облетели цветы над текущей рекой,
миновали весенние дни,
На земле и на небе промчались они.
А эти строки в свою очередь вызвали в ее воспоминании слова из пьесы «Западный флигель»:
Облетают цветы,
покраснела от них река;
Бесконечна, бескрайна моя тоска!
Дай-юй задумалась, ее сердце сжалось от боли, из глаз покатились слезы. Мысли ее витали где-то далеко-далеко. Но в тот момент, когда она сидела в глубокой задумчивости, кто-то подошел сзади и хлопнул ее по плечу. Когда она обернулась…
Кого увидела Дай-юй, когда она обернулась, можно узнать из следующей главы.
Глава двадцать четвертая, из которой можно узнать о том, как Пьяный Алмаз презирал богатство и ценил благородство и какие думы вызвал у глупенькой девочки утерянный платок
Мы уже рассказали, как в тот момент, когда Дай-юй сидела в глубокой задумчивости, кто-то подошел сзади и хлопнул ее по плечу.
– Ты что здесь делаешь одна?
Дай-юй испуганно вскочила и обернулась – перед нею стояла Сян-лин.
– Глупая девчонка! Так напугала! – воскликнула Дай-юй. – Зачем ты пришла?
– За нашей барышней, но нигде не могу ее найти, – ответила Сян-лин. – Цзы-цзюань тоже тебя ищет. Она сказала, что жена господина Цзя Ляня послала тебе какой-то необыкновенный чай. Иди домой и попробуй его.
С этими словами она взяла Дай-юй за руку, и они направились в «павильон реки Сяосян».
Фын-цзе действительно прислала две стеклянные банки прекрасного чая. Дай-юй и Сян-лин завели беседу о вышивках, узорах, потом сыграли в шахматы, немного почитали, и Сян-лин наконец ушла.
Между тем Бао-юй, которого Си-жэнь нашла и увела домой, вошел в комнату и увидел там Юань-ян, которая, лежа на постели, рассматривала вышивки, сделанные Си-жэнь.
– Где ты был? – спросила она Бао-юя, как только тот появился на пороге. – Бабушка давно тебя ждет, она велела тебе съездить к старшему дяде и справиться о его здоровье. Скорее переодевайся и идем!
Си-жэнь отправилась во внутреннюю комнату за одеждой, а Бао-юй сел на край постели, снял с себя туфли и стал ждать, пока подадут сапоги. Он поглядел на Юань-ян, которая, опустив голову, продолжала рассматривать вышивки. На ней был шелковый розовый халат, теплая безрукавка из синего атласа, на ногах – шелковые чулки цвета яшмы и расшитые узорами темно-красные туфли, а на шее повязан фиолетовый шелковый платочек. Бао-юй наклонился к ней и вдохнул благовония, которые исходили от платочка. Он заметил, что белизной и нежностью кожи Юань-ян не уступает Си-жэнь, и, не удержавшись, погладил ее по шее.
– Дорогая сестрица, – с лукавым выражением произнес он, – дай мне попробовать помаду на твоих губах!
Он прижался к Юань-ян, будто его приклеили.
– Си-жэнь, иди-ка сюда, погляди! – крикнула Юань-ян. – Ты ему прислуживаешь давно, но, видимо, никогда его не сдерживала, и он до сих пор занимается глупостями!
Си-жэнь с одеждой Бао-юя вошла в комнату и сказала ему:
– Сколько раз я тебе говорила, а ты все свое! Если и дальше будешь себя так вести, мне больше незачем здесь оставаться.
Она стала торопить Бао-юя переодеваться. Бао-юй сменил одежду и вышел вместе с Юань-ян.
Повидавшись с матушкой Цзя, он вновь вышел из дому, чтобы отправиться к Цзя Шэ. Слуги уже давно оседлали коня и наготове стояли возле крыльца. Едва Бао-юй собрался сесть в седло, как увидел Цзя Ляня, который тоже ездил навестить Цзя Шэ и только что вернулся. Они поздоровались, но едва успели перекинуться несколькими словами, как откуда-то сбоку вынырнул человек и, обращаясь к Бао-юю, осведомился:
– Как поживаете, дядюшка?
Бао-юй оглянулся и увидел молодого человека лет восемнадцати-девятнадцати, высокого ростом, с приятным овальным лицом. Бао-юю он показался знакомым, но он никак не мог припомнить ни его имени, ни места, где они встречались.
– Что ты так таращишь глаза? – спросил его Цзя Лянь. – Неужели ты его не узнаешь? Это же Цзя Юнь, сын пятой тетушки, которая живет во флигеле.
– И в самом деле! – воскликнул Бао-юй. – Как это я позабыл!
Обратившись к Цзя Юню, он спросил:
– Как чувствует себя твоя матушка? Чем ты сам сейчас занимаешься?
– Вот пришел ко второму дяде, – ответил он, указывая на Цзя Ляня, – хочу с ним кое о чем поговорить.
– Ты еще больше похорошел, – продолжал Бао-юй. – Тебе бы только быть моим сыном!
– И тебе не стыдно! – засмеялся Цзя Лянь. – Человек старше тебя на пять, а то и на шесть лет, а ты называешь его сыном.
– Сколько тебе лет? – осведомился тогда Бао-юй, обращаясь к Цзя Юню.
– Восемнадцать, – ответил тот.
Следует сказать, что Цзя Юнь был умен и проницателен. Едва он услышал слова Бао-юя, как улыбнулся и сказал:
– Верно гласит пословица: «Дед лежит в колыбели, а внук ковыляет с палкой». Правда, я возрастом старше, но «как ни высока гора, она не может закрыть солнца». Уже несколько лет, с тех пор как умер мой отец, за мной никто не присматривает. Если вы, дядя Бао-юй, не чувствуете ко мне неприязни за то, что я глуп, и признаете меня своим сыном, для меня это будет величайшим счастьем.
– Ты слышал? – засмеялся Цзя Лянь. – Он изъявляет желание стать твоим сыном! Разве это не доказывает, что он умеет завязывать дружбу с людьми?
С этими словами он удалился.
– Если завтра будешь свободен, приходи ко мне, – сказал Бао-юй, обращаясь к Цзя Юню. – С ними тебе водиться незачем. Сейчас мне некогда, а завтра я буду ждать тебя в своем кабинете, и если ты придешь, мы побеседуем, погуляем в саду.
Он вскочил в седло и в сопровождении мальчиков-слуг отправился к Цзя Шэ. Оказалось, что тот просто немного простудился. Бао-юй передал ему все, о чем его просила матушка Цзя, а затем и сам справился о здоровье.