к румянцу весеннему щек.
Однажды с рассветом проходит весна,
румянец со щек исчезает;
Цветок облетит и уйдет человек,
когда – они оба не знают.
Голос то становился громче, то снижался до шепота, и в нем слышались подавленные рыдания. Та, которая плакала и скорбела, не имела ни малейшего представления, что кто-то слушает ее и потрясен до глубины души.
Если вы хотите знать, кто это пел, прочтите следующую главу.
Глава двадцать восьмая, в которой рассказывается о том, как Цзян Юй-хань в знак дружбы подарил Бао-юю пояс, присланный из страны Цяньсян, и как Бао-чай смутилась, показывая четки из благовонного дерева
Вы помните, что Дай-юй, которую накануне вечером Цин-вэнь не впустила во «двор Наслаждения розами», ошибочно заподозрила, что все было сделано с ведома Бао-юя. Поэтому на следующий день во время проводов Духа цветов она была грустна, не зная, куда излить накопившуюся в сердце печаль, а думы об уходящей весне еще более усугубляли ее и без того невыносимую тоску. Она собрала опавшие лепестки цветов и отправилась их хоронить. Но вид увядших цветов расстроил ее, она невольно всплакнула и прочла первые, пришедшие ей на память стихи.
Она и не представляла себе, что Бао-юй стоит за склоном горы. А тот, слушая, только вздыхал и кивал головой.
Но вот слуха его коснулись слова:
Сегодня пришла я над кем-то другим
свершить похоронный обряд
И знать не могу я, когда надо мной
такой же обряд совершат.
Однажды с рассветом проходит весна,
румянец со щек исчезает;
Цветок облетит и умрет человек,
когда – они оба не знают.
Бао-юй больше не мог выдержать и опустился на склон холма. Лепестки цветов, которые он держал в руках, рассыпались по земле. Он представил себе, что настанет время, когда увянет несравненная красота Дай-юй, а сама она уйдет навсегда из этого мира, и при мысли об этом острая боль пронзила его сердце. Затем он подумал, что если уйдет Дай-юй, то следом за нею должны уйти Бао-чай, Сян-лин, Си-жэнь. А где в то время будет находиться он сам, кому будут принадлежать этот сад, эти цветы, эти ивы? Он не находил ответа. Печальные мысли тянулись непрерывной чередою, одна влекла за собой другую, и Бао-юй не знал, как от них отделаться, как рассеять охватившую его тоску.
Поистине:
Тени цветочные не отпускают,
слева легли и справа;
Пение птичье в уши летит
с запада и с востока.
Вдруг Дай-юй, предававшаяся своей скорби, услышала стон.
«Все смеются надо мной, будто я глупа, – подумала она. – Неужели нашелся еще такой же глупец?»
Она встала и огляделась. Увидев Бао-юя, она не могла удержаться, чтобы не выругаться:
– Тьфу! Я-то думала – кто это может быть, оказывается, этот изверг… Ах, чтоб ты пропал…
Но едва слова «чтоб ты пропал» слетели с ее уст, как она спохватилась и поспешила зажать себе рот рукой. Она тяжело вздохнула и зашагала прочь.
Бао-юй понял, что она его избегает. Ему стало не по себе, он поднялся, отряхнулся, спустился с холма и в унынии побрел во «двор Наслаждения розами». Но неожиданно недалеко впереди себя он заметил Дай-юй. Бао-юй ускорил шаги и догнал девушку.
– Погоди, сестрица! – сказал он. – Я знаю, что ты избегаешь встречи со мной, но все же позволь мне сказать тебе одно слово, а потом можешь никогда больше не обращать на меня внимания.
Снова увидев Бао-юя, девушка хотела убежать, но когда услышала, что он просит разрешения сказать только «одно слово», она повернулась к нему и произнесла:
– Что ж, говори!..
– А если я произнесу два, – с улыбкой спросил Бао-юй, – ты меня выслушаешь?
Дай-юй круто повернулась и направилась дальше.
Бао-юй остановился, с грустью поглядел ей вслед и вздохнул:
– Неужели все прежние отношения между нами нужны были для того, чтобы мы пришли к такому печальному концу?
При этих словах Дай-юй застыла на месте и спросила с удивлением:
– А что такого было между нами? Что случилось теперь?
– Эх! – сокрушенно произнес Бао-юй. – Разве ты не играла со мной, когда приехала сюда? Ведь если тебе хотелось что-нибудь поесть из того, что я люблю, я сам не ел, а прятал и хранил до твоего прихода. Мы всегда вместе садились за стол, в одно время ложились спать. Если твои служанки не могли сделать тебе что-либо приятное, я делал это вместо них. Мы с детства росли вместе, я думал, что независимо от того, любишь ты меня или нет, ты всегда должна относиться ко мне с учтивостью, чтобы я мог считать тебя лучше других. Но ты становишься все более гордой и заносчивой, почти перестала замечать меня, на уме у тебя только Бао-чай да Фын-цзе. Ведь у меня нет родных братьев и сестер, если не считать брата и сестры от других матерей – и мы с тобой равно одиноки на свете. Поэтому я думал, что ты испытываешь ко мне такие же чувства, как я к тебе. Но все это оказалось не так, ты меня обидела, и мне даже пожаловаться некому!
Слезы покатились из его глаз. Дай-юй сразу почти позабыла свой гнев, глаза ее увлажнились, она опустила голову и молчала.
Заметив состояние Дай-юй, Бао-юй продолжал:
– Я знаю, что поступил плохо, но каким бы я ни был, я никогда не посмею сделать ничего такого, что было бы неприятно тебе. Если я невольно поступаю дурно, то поправь меня, предостереги, а если нужно – обругай или даже побей, – я обижаться не буду. Но ты решила вовсе игнорировать меня, терзаешь меня и заставляешь теряться в догадках. Право, я не знаю, как быть! Если я сейчас даже умру, то сделаюсь неприкаянным духом, меня не смогут спасти молитвы самых праведных и благочестивых буддийских и даосских монахов, и я возрожусь к новой жизни только после того, как ты объяснишь причину моей смерти!
Когда Дай-юй услышала слова Бао-юя, у нее не осталось и следа от раздражения.
– Если так, – спросила она, – то почему вчера вечером ты не велел своим служанкам впускать меня?
– С чего ты это взяла? – воскликнул удивленный Бао-юй. – Провалиться мне на этом месте, если я это сделал!
– Ты с самого утра только и твердишь о смерти, – с укором сказала Дай-юй. – Говори просто, да или нет, к чему эти клятвы?
– Правда, сестрица, я тебя не видел, – заверил ее Бао-юй. – Приходила сестра Бао-чай, посидела немного и ушла.
Дай-юй подумала и с некоторой нерешительностью сказала:
– Возможно, так! Наверное, служанки просто поленились открыть мне. Это бывает!
– Ну, конечно, так! – воскликнул Бао-юй. – Вот погоди, вернусь домой, найду виновницу и хорошенько ее проучу!
– Разумеется, твоих девушек проучить нужно, – согласилась Дай-юй, – но только не мне следовало тебе говорить об этом. То, что меня обидели, пустяки, но если завтра к тебе придет Бао-чай или какая-нибудь другая «драгоценная барышня»[111] и ее обидят, тогда действительно беда будет!
Дай-юй усмехнулась. Бао-юй уловил в ее словах скрытый намек и прикусил язык, но тем не менее улыбнулся. За этим разговором их застали служанки, которые пришли сообщить, что пора обедать. Бао-юй и Дай-юй отправились вместе.
Увидев Дай-юй, госпожа Ван спросила ее:
– Девочка моя, стало тебе легче от лекарства, которое прописал доктор Бао?
– Нет, – ответила Дай-юй. – Поэтому бабушка велела мне пить лекарство доктора Вана.
– Вы, матушка, не знаете, – вмешался в разговор Бао-юй. – Сестра Дай-юй вообще слаба здоровьем и очень боится простуды, а для лечения простуды лучше всего принимать пилюли.
– Недавно доктор говорил мне о каких-то пилюлях, – заметила госпожа Ван, – но, к сожалению, я забыла их название.
– Я знаю, что это за пилюли! – воскликнул Бао-юй. – Не иначе как укрепляющие пилюли из женьшеня.
– Нет, – покачала головой госпожа Ван.
– Может быть, это пилюли «восьми жемчужин» или пилюли из правого и левого корня анжелики? – спросил Бао-юй. – Или пилюли «восьми ароматов лютии»?
– Нет, – снова произнесла госпожа Ван. – Я помню, что в их названии было какое-то слово вроде «Цзиньган»[112].
– Никогда не слышал о пилюлях «Цзиньган»! – всплеснув руками, воскликнул Бао-юй. – Ведь если есть пилюли «Цзиньган», значит есть и порошок Бодисатвы!
При этих словах все присутствующие рассмеялись.
– Должно быть, это «укрепляющие сердце пилюли владыки неба»! – произнесла Бао-чай, зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться.
– Именно так! – проговорила госпожа Ван. – И как я настолько оглупела!
– Вы, матушка, не оглупели, – заметил Бао-юй, – вас просто сбили с толку Цзиньган и Бодисатва.
– Бессовестный! – прикрикнула на него госпожа Ван. – Опять хочешь, чтобы отец тебя отколотил?
– За это отец бить меня не будет! – возразил Бао-юй.
– Если есть такие пилюли, пусть их купят и дадут Дай-юй, – сказала госпожа Ван, – она примет их.
– Все эти лекарства ни к чему, – заметил Бао-юй. – Лучше дайте мне триста шестьдесят лян серебра, и я приготовлю для сестрицы такие пилюли, что она не успеет их проглотить, как уже будет здорова.
– Все врешь! – снова крикнула госпожа Ван. – Я не слышала, чтобы лекарство стоило так дорого!
– Я серьезно! – сказал Бао-юй. – Мой рецепт отличается от всех других. Даже составные части его носят такие причудливые названия, что сразу их не перечислишь. Трехсот шестидесяти лян серебра не хватит на приобретение «последа от первых родов» и «человекообразного корня женьшеня с листьями», а сюда еще требуются «полигон величиной с исполинскую черепаху», «сердцевина гриба фулин, растущего на корнях тысячелетней сосны» и многие другие не менее удивительные лекарственные растения. Зато это лекарство самое лучшее из всех существующих! Своей чудодейственной силой это лекарство даже пугает людей. Несколько лет назад старший брат Сюэ Пань долго просил меня дать этот рецепт, и я наконец согласился. Он рецепт взял, но потом ему пришлось потратить два или три года и израсходовать тысячу лян серебра, чтобы составить лекарство. Если не верите мне, матушка, можете спросить у сестры Бао-чай.