Цин-вэнь ничего не ответила, только хихикнула.
– Пока тебя не было, мне можно было лежать, а как ты пришел, это уже неудобно. Пусти меня, пойду искупаюсь. Си-жэнь и Шэ-юэ уже купались. Если они тебе нужны, я позову.
– Я только что пил вино, и мне тоже хотелось бы искупаться, – заявил Бао-юй. – Давай вместе!
– Что ты, что ты! – замахала руками Цин-вэнь. – Я боюсь с тобой связываться! Я помню, как Би-хэнь прислуживала тебе при купании, и однажды вы сидели два-три часа, запершись, так что неудобно было войти! А потом, когда ты умылся и я вошла, воды на полу было налито по самые ножки кровати, даже циновка залита! И как вы с ней там купались?! После этого мы несколько дней смеялись! Но у меня нет времени подтирать воду, и незачем со мной купаться. Да и вообще я сегодня мыться не хочу, – не так уж жарко. Я принесу таз, можешь умыть лицо и причесаться. Недавно сестра Юань-ян принесла мне немного фруктов, они лежат охлажденные в хрустальном кувшине. Если хочешь, я велю принести!
– Ладно, можешь не купаться, вымой руки и принеси мне фрукты, – велел ей Бао-юй.
– Ты же сказал, что я дура и разиня! – усмехнулась Цин-вэнь. – Ведь я сломала веер! Разве я заслуживаю такой чести, чтобы принести тебе фрукты? Я могу разбить блюдо, тогда совсем будет плохо!
– Хочешь разбить – бей! – сказал Бао-юй. – Все вещи предназначены для человека, и каждый обращается с ними как хочет! Вот, например, веер! Он создан для того, чтобы им обмахивались. Но если тебе хочется сломать его – ломай! Однако не нужно срывать на нем свой гнев! Или вот кубки и блюда! Они предназначены для того, чтобы в них наливали напитки или клали яства. Но если тебе нравится бить посуду – бей, только не нужно делать это из злобы! Любовь к вещам в этом и заключается.
– В таком случае дай мне веер, я его сломаю, – сказала Цин-вэнь. – Я больше всего люблю треск.
Бао-юй засмеялся и протянул Цин-вэнь свой веер. Она разломала его на две части и засмеялась.
– Великолепно! – воскликнул Бао-юй. – Ломай еще, но только так, чтобы треск был погромче!
– Перестань безобразничать! – раздался в этот момент голос подошедшей к ним Шэ-юэ.
Бао-юй вскочил с места, выхватил из рук Шэ-юэ веер, и, протянув его Цин-вэнь, сказал:
– Вот, ломай!..
Цин-вэнь взяла веер, сломала его на несколько кусков, и они с Бао-юем снова засмеялись.
– Что это значит? – удивилась Шэ-юэ. – Зачем вы забрали мою вещь и сломали ее ради развлечения?!
– Открой ящик и выбери себе другой веер! – с улыбкой предложил Бао-юй. – Подумаешь, какая ценность!
– Ты бы уж вынул сразу все веера, и пусть она ломает! – посоветовала Шэ-юэ.
– Прекрасно, принеси их! – воскликнул Бао-юй.
– Я не могу сделать такой глупости! – заявила Шэ-юэ. – Но если ей хочется, пусть несет сама – у нее руки не отсохли!
Услышав это, Цин-вэнь опустилась на тахту и сказала:
– Сейчас я устала, а завтра буду ломать снова.
Бао-юй засмеялся.
– Древние говорили: «Одну улыбку трудно купить и за тысячу золотых!» – сказал он. – Ну а сколько могут стоить несколько сломанных вееров?
Затем Бао-юй стал звать Си-жэнь. Она только что переоделась и вышла к нему. В это время девочка-служанка Цзя-хуэй пришла убирать обломки вееров. Наступил уже вечер, все наслаждались прохладой. Но об этом мы рассказывать не будем.
На следующий день, когда госпожа Ван, Бао-чай, Дай-юй и другие сестры собрались в комнате матушки Цзя, вошла служанка и доложила:
– Приехала старшая барышня Ши Сян-юнь!..
Вслед за тем действительно вошла Сян-юнь, сопровождаемая целой толпой служанок. Бао-чай, Дай-юй и сестры бросились встречать ее. Они не виделись уже больше месяца, и потому, разумеется, встреча была очень радостной.
Войдя в комнату, Сян-юнь справилась о здоровье матушки Цзя, затем поздоровалась с остальными.
– День сегодня жаркий, ты сняла бы верхнее платье, – посоветовала ей матушка Цзя.
Сян-юнь встала и начала раздеваться.
– Зачем было так одеваться? – спросила госпожа Ван.
– Тетя велела. Разве я оделась бы так? – ответила Сян-юнь, картавя.
– Вы не знаете, тетушка, – сказала Бао-чай, обращаясь к госпоже Ван, – она больше всего любит одеваться в чужие платья. Помните, в третьем или четвертом месяце прошлого года, когда Сян-юнь жила здесь, она надела халат брата Бао-юя, его туфли и подпоясалась его поясом? На первый взгляд – вылитый Бао-юй, только у нее в ушах были серьги. Потом она встала за стулом, и бабушка позвала: «Бао-юй, иди сюда, да только осторожнее, иначе зацепишься за лампу, и пыль с ее бахромы засыплет тебе глаза». А она только улыбалась и продолжала стоять на месте. Все не выдержали и рассмеялись. Бабушка тоже засмеялась и заметила: «Переодетая мальчиком, она еще красивее!»
– Да это что! – вмешалась в разговор Дай-юй. – Вот в первом месяце позапрошлого года, когда она приезжала к нам на два дня, вышло еще интереснее! Как раз шел снег, а бабушка с тетей только что возвратились из кумирни, куда они ездили поклониться табличкам предков[116]. Когда они переодевались, бабушка повесила здесь в комнате красный шерстяной плащ. Сян-юнь тайком нарядилась в него, отчего стала казаться выше и больше, подпоясалась поясом, а затем вместе со служанками побежала на внутренний дворик лепить снежного человека. Но там она упала и вся перемазалась в грязи!
Все живо вспомнили этот случай и засмеялись. Бао-чай, обращаясь к кормилице Чжоу, спросила:
– Ваша барышня сейчас все так же балуется, как прежде?
Кормилица улыбнулась.
– Пусть балуется, – сказала Ин-чунь, – мне только не нравится, что она слишком болтлива. Никогда не видела человека, который разговаривал бы даже во сне, как она! Все время что-то бормочет или смеется. И откуда у нее только слова берутся!
– Сейчас она, наверное, исправилась, – заметила госпожа Ван. – Недавно у нее были смотрины, скоро должны у нее появиться свекор и свекровь. Разве может она до сих пор вести себя таким образом?
– Ты немножко поживешь у нас или скоро уедешь? – спросила у Сян-юнь матушка Цзя.
– Разве вы не видите, почтенная госпожа, что она привезла с собой все свои платья? – заметила кормилица Чжоу. – К чему было б это делать, если б она не собиралась здесь пожить?
– Бао-юя нет дома? – поинтересовалась Сян-юнь.
– Она ни о ком не думает, кроме Бао-юя! – воскликнула Бао-чай. – Если и теперь они будут играть вместе, ясно, что она все еще не покончила с баловством.
– Вы уже взрослые, не нужно называть друг друга детскими именами, – сказала матушка Цзя.
В этот момент на пороге появился Бао-юй.
– Сестрица Сян-юнь приехала? – был его первый вопрос. – Почему ты не приехала третьего дня, когда за тобой посылали?
– Бабушка просила, чтоб вы не называли друг друга детскими именами, а он опять за свое! – воскликнула госпожа Ван.
– У твоего брата есть одна очень интересная вещь, которую он хочет тебе подарить, – заметила как бы между прочим Дай-юй, обращаясь к Сян-юнь.
– Какая? – заинтересовалась та.
– Ты ей не верь! – с улыбкой воскликнул Бао-юй. – Мы с тобой не виделись всего несколько дней! Как ты подросла!
– Как поживает Си-жэнь? – спросила Сян-юнь.
– Хорошо, – ответил Бао-юй, – спасибо, что ты о ней вспомнила.
– У меня для нее кое-что есть, – продолжала Сян-юнь, вытаскивая завязанный в узелок платочек.
– Что? – спросил Бао-юй. – Лучше б ты привезла ей пару резных колец из камня с красными прожилками, какие ты недавно присылала.
– А это что? – улыбнулась Сян-юнь.
Она развязала узелок, и в нем оказалось четыре точно таких же кольца, о которых говорил Бао-юй.
– Вы поглядите на нее! – воскликнула Дай-юй. – Ведь ты же только третьего дня присылала нам подарки! Разве не было бы меньше хлопот с тем же самым слугой прислать эти кольца и для Си-жэнь? Зачем понадобилось привозить их самой? Я уже было подумала, что у тебя здесь какое-то чудо, а оказывается, это кольца! Ну и глупая же ты!
– Сама глупая! – с улыбкой возразила Сян-юнь. – Послушайте, как было дело, и судите, кто из нас глуп. По одному взгляду на подарки, которые я прислала, можно было понять, что они предназначаются для барышень. А если бы я вздумала посылать с тем же слугой и эти кольца, мне нужно было бы объяснять ему, что это для такой-то девушки, а это для такой-то. Если бы посыльный оказался понятливым, еще ничего, но он был глуп и мог все перепутать. У меня не было возможности послать девушку, как же я могла мальчишке сообщить имена девочек! Вот я и привезла сама. Что тут непонятного?
С этими словами она разложила кольца, и добавила:
– Это для Си-жэнь, это для Юань-ян, это для Цзинь-чуань, а это – для Пин-эр. Всего четыре имени, но мальчик-слуга не смог бы точно их запомнить.
– Теперь действительно ясно! – воскликнули все, рассмеявшись.
– Ловко она умеет говорить, – улыбнулся Бао-юй, – в этом никому не уступит!
– Если б она не умела так ловко говорить, разве она была бы достойна носить «золотого цилиня»? – с усмешкой обронила Дай-юй, встала и покинула комнату.
Никто не обратил внимания на ее слова, кроме Бао-чай, которая, прикрыв рукой рот, незаметно улыбнулась. Бао-юй уже начал раскаиваться, что опять сказал не то что следовало, но, поглядев на Бао-чай, сам невольно улыбнулся. Бао-чай, заметив, что Бао-юй смеется, встала и отправилась к Дай-юй поболтать.
В это время матушка Цзя сказала Сян-юнь:
– Выпей чаю, отдохни, а потом навестишь своих золовок. В саду сейчас прохладно, можешь погулять там с сестрами!
Сян-юнь кивнула, завернула в платок три кольца, немного отдохнула и собралась пойти навестить Фын-цзе. Мамки и девушки-служанки толпой последовали за нею. Сян-юнь зашла к Фын-цзе, поболтала с ней, затем отправилась в «сад Роскошных зрелищ». Здесь она побывала у Ли Вань, после чего направилась во «двор Наслаждения розами» искать Си-жэнь.
– Можете за мной не ходить, – обернувшись на ходу, сказала она служанкам. – Лучше навестите своих родственников, со мной останется только Цуй-люй.