– Кто же осмеливается творить подобные безобразия, не имея на то полномочия властей? – возмутился Цзя Чжэн.
– Все чиновники, которые служат вне столицы, поступают так, – заметил Цзя Лянь, – но я уверен, что завтра же нам все доставят.
Как только Цзя Лянь вышел, Бао-юй подошел к отцу. Цзя Чжэн задал ему несколько вопросов и отпустил, велев пойти повидаться с матушкой Цзя.
Так как накануне вечером Цзя Лянь не мог дозваться никого из нужных ему слуг, он приказал созвать их сейчас.
Отругав их хорошенько, Цзя Лянь приказал старшему управляющему Лай Да:
– Принеси списки, тщательно проверь, все ли слуги на месте, и объяви им, что тех, кто будет самовольно уходить и не являться по первому зову, выпорют и выгонят.
– Слушаюсь, слушаюсь, – несколько раз почтительно повторил Лай Да.
Затем он передал распоряжение Цзя Ляня слугам, и те приняли его к сведению.
Однажды у ворот дворца Жунго появился человек в синем халате, войлочной шляпе и рваных сандалиях и поздоровался со слугами. Слуги смерили его с ног до головы внимательным взглядом и спросили:
– Ты откуда?
– Слуга из семьи Чжэнь, – ответил человек. – Я принес письмо для господина Цзя Чжэна.
Услышав, что он из семьи Чжэнь, слуги предложили ему стул.
– Посидите, мы доложим господину!
Один из привратников поспешил к Цзя Чжэну и вручил ему письмо. Цзя Чжэн вскрыл его и стал читать.
«Раньше я пользовался вашей дружбой и расположением, – говорилось в письме, – а ныне лишь с почтением издалека взираю на вас, не имея возможности приблизиться и обратиться к вам с просьбой!
Вследствие моих ничтожных способностей я провинился по службе, совершив проступок, который невозможно искупить даже десятью тысячами смертей; к счастью, со мной обошлись милостиво и снисходительно и лишь сослали в пограничную область. А дом мой пребывает в запустении, люди и слуги мои рассеялись по разным местам, словно звезды по небу.
Мой раб и слуга Бао Юн, услугами которого я пользуюсь очень давно, хотя и не обладает выдающимися способностями, но человек искренний и честный. Если б вы дали ему приют у себя в доме и возможность заработать на пропитание, я был бы вам очень благодарен!
Более подробное письмо напишу в другой раз.
Засим низко вам кланяется ваш младший брат Чжэнь Ин-цзя».
Окончив читать, Цзя Чжэн усмехнулся.
– У нас и так много людей, а тут Чжэнь Ин-цзя рекомендует еще одного. И отказать неудобно. – Он приказал привратнику: – Позови этого человека ко мне! Нужно будет оставить его у нас и дать какое-нибудь дело.
Привратник вышел и вскоре явился к Цзя Чжэну в сопровождении Бао Юна.
– Мой господин шлет вам поклон, – сказал слуга, трижды низко кланяясь Цзя Чжэну. – И я, Бао Юн, тоже кланяюсь вам.
Цзя Чжэн в ответ осведомился, как себя чувствует господин Чжэнь, а затем стал приглядываться к Бао Юну.
Бао Юн был ростом более пяти чи, широкоплечий, с густыми бровями, из-под которых виднелись большие выпуклые глаза, с широким лбом и длинными усами. Вид у него был суровый и мрачный.
– Ты всю жизнь служил в семье Чжэнь или только последние годы? – спросил Цзя Чжэн.
– Всю жизнь, – ответил Бао Юн.
– Почему же сейчас ушел?
– Я не хотел уходить, но мой господин четырежды упрашивал меня. Он сказал, что если я не хочу уходить к чужим, то могу пойти к вам, ибо это почти все равно, как если б я служил у него в доме, – объяснил Бао Юн. – Только поэтому я и пришел.
– Твоему господину не следовало заниматься делами, которые довели его до нынешнего состояния, – укоризненно произнес Цзя Чжэн.
– Не мое дело судить о поступках господина, – проговорил Бао Юн. – Хочу только сказать, что наш господин был чересчур честным и относился к людям с открытой душой, и это кончилось плохо для него.
– Это хорошо, что он был честным, – одобрительно заметил Цзя Чжэн.
– Из-за чрезмерной честности его и невзлюбили, – сказал Бао Юн, – и как только представилась возможность, его и постарались ввергнуть в беду.
– В таком случае я верю, что Небо не отвернется от него! – произнес Цзя Чжэн.
Заметив, что Бао Юн собирается еще что-то сказать, он спросил его:
– Это правда, что в вашей семье молодого господина тоже зовут Бао-юй?
– Правда!
– Как он? Усерден? Стремится служить? – поинтересовался Цзя Чжэн.
– С нашим молодым господином произошла странная история, – стал рассказывать Бао Юн. – Характер у него такой же, как и у его отца. Он скромен и честен, но только с самого детства привык все время играть с сестрами. Отец и мать безжалостно колотили его за это, но он ничуть не переменился. В тот год, когда наша госпожа приезжала в столицу, он заболел и лежал почти при смерти, чем едва не свел своего отца с ума от волнения, и тот уже отдал распоряжение приготовить все необходимое на случай смерти сына. Но, к счастью, молодой господин неожиданно выздоровел и сразу же стал рассказывать, будто ему приснилось, что он проходит под какой-то аркой, где его встречает девушка и ведет его в какой-то зал, в котором стоит несколько шкафов с книгами. А после этого он попал в комнату, где увидел множество девушек; одни из них вдруг превратились в бесов, другие – в скелеты. Он перепугался, стал плакать, кричать, и отец понял, что мальчик приходит в себя. Тогда созвали докторов, стали его лечить, и он постепенно поправился. После этого отец разрешил ему играть с сестрами. Но характер мальчика круто изменился: он отказался от всяких игр и стал усердно заниматься. Если кто-нибудь пытался совращать его, все попытки неизменно оканчивались неудачей. Таким образом, он постепенно выучился и сейчас помогает отцу в хозяйственных делах.
– Ладно, иди, – после некоторого раздумья произнес Цзя Чжэн. – Как только представится случай, я поручу тебе какое-нибудь дело.
Бао Юн почтительно поклонился и вышел. Слуги проводили его. Но об этом речи не будет.
Однажды, встав рано утром, Цзя Чжэн собирался отправиться в ямынь, как вдруг услышал, что люди у ворот нарочито громко о чем-то переговариваются, словно хотят, чтобы он услыхал их разговор. Думая, что произошло нечто такое, о чем им неудобно докладывать, Цзя Чжэн подозвал привратника:
– О чем вы болтаете?
– Не осмелюсь вам сказать, – промолвил привратник.
– Почему? Что случилось?
– Сегодня утром я открыл ворота, – рассказал привратник, – и увидел, что на них наклеена бумажка, на которой написано много неприличных иероглифов.
– Глупости! – не вытерпел Цзя Чжэн. – Что там написано?
– Всякие грязные выдумки о монастыре Шуйюэ, – ответил привратник.
– Ну-ка, дайте мне посмотреть, – распорядился Цзя Чжэн.
– Я хотел сорвать эту бумажку, но она была крепко приклеена, – развел руками привратник. – Я велел переписать все, что на ней было написано, а потом бумажку соскоблили. Но только что Ли Дэ снял подобную же бумажку с других ворот и принес мне. Поверьте, я ничего не смею утаивать от вас!..
Он протянул Цзя Чжэну листок бумаги, на котором было написано:
Вот «Запад, ракушка – Трава и секира»[38],
еще – человек молодой.
Любил в монастырь Шуйюэ завернуть он
и встретить монахинь порой.
Один молодой человек обретался
средь многих девиц молодых;
Как будто с певичками он упивался
азартною шумной игрой.
Не раз по делам шел из вашего дома
туда непочтительный сын —
Какую же славу семейству Жунго
он создал в обители той!
Волна возмущения всколыхнулась в груди Цзя Чжэна, когда он окончил читать: голова у него закружилась, в глазах потемнело. Он велел привратникам и слугам никому не говорить о случившемся, а своих доверенных людей попросил тщательно осмотреть все стены дворцов Нинго и Жунго. Затем он вызвал Цзя Ляня и, как только тот явился, сказал ему:
– Ты проверял, как присматривают за буддийскими и даосскими монахинями, которые живут в «монастыре Шуйюэ»?
– Нет, – ответил ничего не подозревавший Цзя Лянь, – за ними присматривает Цзя Цинь.
– А в состоянии ли Цзя Цинь присмотреть за ними? – выкрикнул Цзя Чжэн.
– Не знаю, – нерешительно произнес Цзя Лянь, – но раз вы так говорите, видимо, он что-то натворил.
– Полюбуйся, – вскричал Цзя Чжэн, протягивая бумажку Цзя Ляню.
– Вот оно что! – воскликнул тот, пробежав глазами иероглифы.
Неожиданно вошел Цзя Жун и протянул Цзя Чжэну конверт, на котором значилось: «Второму господину из старших, совершенно секретно».
Цзя Чжэн вскрыл конверт, и в нем оказалась бумажка – точно такая же, какая была приклеена на воротах.
– Пусть Лай Да возьмет три или четыре коляски и немедленно привезет сюда всех монашек из «монастыря Шуйюэ»! – вышел из себя Цзя Чжэн. – Но только смотрите, им ни слова! Скажите, что их вызывают ко двору!
Получив приказание, Лай Да удалился.
Надо сказать, что в первое время, когда молодые буддийские и даосские монашки попали в «монастырь Шуйюэ», они находились под неусыпным надзором старой настоятельницы и все время занимались чтением молитв и сутр. Но после того как Юань-чунь навестила своих родных и монашки больше не требовались, они совершенно разленились. К тому же они повзрослели и стали кое-что понимать. Что касается Цзя Циня, то он вообще был человеком легкомысленным и питал слабость к женщинам. Сначала он решил соблазнить Фан-гуань, но, так как скоро убедился, что из его затеи ничего не выйдет, перенес свои помыслы на других монашек.
Среди послушниц он заметил двух: буддистку Цинь-сян и даосскую послушницу по имени Хао-сянь. Они обладали обворожительной внешностью, и Цзя Цинь стал вертеться около них, а в свободное время даже учил их музыке и пению.
И вот в середине десятого месяца, получив деньги на содержание монашек, Цзя Цинь решил повеселиться и, приехав в монастырь, нарочно затянул раздачу денег, а затем объявил: