Наиболее дальновидные чиновники, служившие в ямыне, видя такое положение дел, пытались открыть Цзя Чжэну правду, но тот им не верил. Тогда некоторые из них ушли со службы, а другие, искренне желавшие добра Цзя Чжэну, всячески поддерживали и оправдывали его.
Таким образом, сбор и перевозка хлеба были закончены в срок.
Однажды, когда Цзя Чжэну нечего было делать, он сидел у себя в кабинете и читал книги. Один из служителей принес ему письмо, запечатанное казенной печатью, на котором было написано:
«Градоначальник Хаймыня и других мест приказывает незамедлительно доставить сию бумагу в ямынь начальника по сбору хлебного налога провинции Цзянси».
Цзя Чжэн вскрыл конверт и стал читать:
«Наша дружба в Цзиньлине была искренней и глубокой.
Удостоенный в прошлом году вызова в столицу, я был необычайно рад, что получил возможность часто встречаться с вами. Вы не только подарили мне свое расположение, но и дали обещание породниться, за что я безгранично благодарен вам! Однако вскоре меня назначили на должность в приморские провинции, и я не осмеливался тревожить вас своими напоминаниями. Я только вздыхал о том, что судьба не дала мне счастья окончательно назвать себя вашим родственником.
Ныне, к счастью, вы прибыли в здешние края и вселили в меня надежду, что теперь желание всей моей жизни исполнится.
Уповая на это, я посылаю вам сие письмо, жду ваших указаний и надеюсь иметь честь лично приветствовать вас. Хотя нас разделяет большое пространство, я думаю, вы не оставите меня своей милостью, не погнушаетесь моей бедностью, и нас свяжут тесные родственные узы.
Что касается моего сына, который удостоился вашего благосклонного взгляда, то он давно почтительно взирает на благоуханную красоту вашей дочери.
Если вы подтверждаете данное вами когда-то обещание, присылайте сваху; и хотя дорога ко мне далека, я думаю, ваша дочь сможет доехать без особых трудов.
Я не смею обещать вам, что мы встретим невесту с сотней колесниц, но приготовить все необходимое для ее встречи я сумею.
Настоящим письмом выражаю вам свое уважение и жду вашего драгоценного согласия.
Бьет челом ваш младший брат Чжоу Цюн».
Прочитав письмо, Цзя Чжэн подумал:
«Брачные узы действительно предопределяются судьбою. В тот год, когда мой друг приезжал в столицу, я случайно увидел его сына, юноша мне понравился, и я как бы между прочим сказал, что охотно выдал бы за него Тань-чунь. Но окончательно о сватовстве мы не уговорились, и я до сих пор никому об этом не говорил. А потом он был назначен на должность в приморской провинции, и нам больше не приходилось вести об этом речь! Не ожидал я, что, как только меня повысят в чине, он пришлет мне такое письмо!! Семьи наши примерно одинаковы по положению, и его сын будет вполне подходящей парой для Тань-чунь! Жаль, что со мной нет жены, с ней надо было бы посоветоваться. Придется написать!..»
Когда Цзя Чжэн пребывал в нерешительности, привратник принес письмо, в котором содержалось требование немедленно явиться в провинциальное управление для обсуждения кое-каких дел. Цзя Чжэн тотчас же отправился в столицу провинции и стал там дожидаться приема у генерал-губернатора.
Однажды, когда Цзя Чжэн без дела сидел на казенном подворье для приезжающих чиновников, он увидел на столе целую кучу правительственных вестников. Цзя Чжэн стал просматривать их один за другим, и вдруг в вестнике ведомства наказаний ему бросилась в глаза фраза: «… Доводится до сведения дело уроженца Цзиньлина торговца Сюэ Паня…»
– Вот так дела! – взволнованно воскликнул Цзя Чжэн. – В правительственный вестник попал!
Он стал внимательно читать сообщение. В нем рассказывалось, как Сюэ Пань убил Чжан Саня, а потом подкупил свидетелей, которые показали, будто убийство было непреднамеренным.
– Все кончено! – вскричал Цзя Чжэн и даже хлопнул рукой по столу.
Дальше говорилось:
«На основании сообщения генерал-губернатора столичного округа, стало известно, что Сюэ Пань, уроженец Цзиньлина, проезжая через уезд Тайпин, остановился на ночлег в трактире, принадлежащем семье Ли. С трактирным слугой Чжан Санем он никогда не был знаком. В такой-то день, такого-то месяца, такого-то года Сюэ Пань велел хозяину трактира приготовить для него угощение и пригласил жителя уезда Тайпин, некоего У Ляна, вместе выпить вина. Когда У Лян явился, Сюэ Пань приказал Чжан Саню подать вино. Вино показалось Сюэ Паню разбавленным, и он велел Чжан Саню заменить его. Но поскольку вино было заказано, Чжан Сань не мог заменить его. Сюэ Пань рассердился и замахнулся чашкой, чтобы выплеснуть вино в лицо слуги. Однако он не рассчитал силы. Чашка выскользнула у него из руки, ударила по темени Чжан Саня, наклонившегося, чтобы накрыть на стол, и глубоко рассекла кожу. Открылось сильное кровотечение, и через некоторое время пострадавший скончался.
Хозяин трактира поспешил на помощь, но было поздно; тогда он сообщил о случившемся матери Чжан Саня.
Прибыв на место и увидев труп сына, мать Чжан Саня, урожденная Чжан Ван, сообщила сельскому старосте об убийстве и подала жалобу начальнику уезда. Из уездного управления прибыл следователь, который установил на черепе убитого трещину длиною в один вершок и три доли, а также рану на пояснице. Был составлен соответствующий протокол, и дело передали в областной суд. При рассмотрении дела суд признал, что Сюэ Пань, выплескивая вино, нечаянно выпустил из рук чашку, и вынес решение, что убийство было непреднамеренным.
Тщательно проверяя материалы этого дела, мы обратили внимание на то, что показания родственников убитого и свидетелей, которые они давали в начале следствия, не совпадают с их последующими показаниями. Мы сверились с соответствующей статьей уголовного закона, где сказано: „Смертельный исход всякой борьбы или драки определяется как убийство. Лишь действие, не подходящее под определение борьбы или драки, но результатом которого все же является смерть одного из участников, следует квалифицировать как непреднамеренное убийство“. Тогда мы поручили вышеуказанному генерал-губернатору выяснить подлинные обстоятельства дела и представить нам соответствующее донесение.
Ныне, основываясь на донесении генерал-губернатора, сообщаем, что, когда Чжан Сань не согласился заменить вино, Сюэ Пань, находившийся в состоянии опьянения, схватил Чжан Саня за правую руку и нанес ему удар кулаком по пояснице. Чжан Сань отвечал бранью, тогда Сюэ Пань швырнул в него чашкой, которая попала в темя, в результате чего череп дал трещину и Чжан Сань умер. Разумеется, Сюэ Пань был взят под стражу по обвинению в убийстве, а У Лян взят на подозрение как его соучастник.
Начальников уезда и области за искажение фактов считаем необходимым…» В конце стояла приписка: «Настоящее дело еще не закончено». Цзя Чжэн, который по просьбе тетушки Сюэ в свое время обращался к начальнику уезда с ходатайством по этому делу, теперь очень волновался, ибо он понимал, что если дело дойдет до государя, он тоже окажется вовлеченным в эту историю, что не может сулить ничего, кроме неприятностей.
Взяв следующий номер журнала, где перечислялись различные мелкие провинности чиновников, он только перелистал его и отложил в сторону. Больше ему ничего не хотелось читать: чем больше он думал о прочитанном, тем большая тревога охватывала его.
В таком состоянии его застал Ли Ши-эр.
– Прошу вас, господин, выйти в главный зал, – сказал он, – в ямыне правителя уже дважды ударили в барабан.
Однако Цзя Чжэн был настолько расстроен, что не слышал, о чем говорит Ли Ши-эр, и тот вынужден был повторить свои слова.
– К чему за это могут приговорить? – машинально произнес Цзя Чжэн.
– Чем вы обеспокоены, господин? – удивился Ли Ши-эр.
Цзя Чжэн рассказал ему, что он сейчас прочитал в правительственном вестнике.
– Не волнуйтесь, господин, если высшие инстанции вынесли подобное решение, это лишь на пользу господину Сюэ Паню! – заверил его Ли Ши-эр. – Когда я был в столице, я слышал, как старший господин Сюэ Пань позвал в трактир каких-то баб, всех напоил, а потом неизвестно почему разозлился и чуть не до смерти избил трактирного слугу. Из-за этого случая разгорелось такое дело, что вмешался не только начальник уезда, но и начальство повыше. Даже второму господину Цзя Ляню пришлось потратиться, чтобы замять дело. Я удивляюсь, как об этом не стало известно в ведомстве! Хотя дело получило огласку, все равно один чиновник покрывает другого. Предположим, они признаются, что вели дело неправильно, – в худшем случае за это могут уволить со службы, но разве кто-нибудь из них скажет, что ему за это заплатили?! Можете не беспокоиться, господин, вас ничто не коснется. Я все подробно разузнаю, а вы пока идите к начальству, не задерживайтесь!
– Да что ты понимаешь! – воскликнул Цзя Чжэн. – Мне жаль того начальника уезда, который из-за своей жадности лишится должности и, возможно, будет наказан!
– Сейчас не время о нем думать, – возразил Ли Ши-эр. – Вас и так уже давно ждут, скорее идите, господин!
Кто хочет знать, по какому делу генерал-губернатор вызвал Цзя Чжэна, пусть заглянет в следующую главу.
Глава сотая, в которой повествуется о том, как, случайно помешав неблаговидному делу, Сян-лин навлекла на себя ненависть и как, скорбя об уезжающей сестре, Бао-юй осознал горечь разлуки
Как мы помним, Цзя Чжэн отправился к генерал-губернатору. Он долго оттуда не возвращался, и люди, дожидавшиеся его, стали высказывать самые разнообразные предположения. Ли Ши-эр пытался наводить справки, но толком ничего узнать не мог; потом ему вспомнилось сообщение, прочитанное в вестнике, и он разволновался.
Как только Цзя Чжэн вышел, он бросился навстречу. Они вместе направились домой, и, улучив момент, когда никого поблизости не было, Ли Ши-эр спросил:
– У вас было какое-нибудь важное дело, господин? Почему вы так долго оставались у генерал-губернатора?
– Никаких особых дел не было, – отвечал Цзя Чжэн. – Просто начальник уездного города Чжэньхай, который приходится родственником его превосходительству, прислал ему письмо, где просил его переговорить со мной, чтобы я выдал свою дочь замуж за его сына. Поэтому я и задержался. А на прощание генерал-губернатор мне сказал: «Теперь мы с вами родственники».