– Вы сегодня так веселы, второй господин! – услышала она голос Бао-чань, когда приближалась к двери. – Где это вы пили вино?
Цзинь-гуй сразу догадалась, что Бао-чань говорит нарочито громко для того, чтобы вызвать ее, и, торопливо откинув дверную занавеску, вышла.
В это время Сюэ Кэ говорил Бао-чань:
– Сегодня у господина Чжана был радостный день, и меня заставили выпить полчарки вина. До сих пор лицо горит!
– Конечно, если угощают чужие, выпить интереснее, чем когда угощают свои! – подхватила Цзинь-гуй, появляясь в дверях.
Почувствовав в словах Цзинь-гуй укор, Сюэ Кэ смутился и приблизился к ней.
– Как понимать ваши слова? – с улыбкой спросил он.
Как только между Цзинь-гуй и Сюэ Кэ завязался разговор, Бао-чань незаметно скрылась в комнате.
Цзинь-гуй сначала хотела уязвить Сюэ Кэ, но сейчас, когда он смутился и растерянно заморгал глазами, она почувствовала к нему жалость, и надменность в одно мгновение слетела с нее.
– Значит, вы выпили только потому, что вас заставили? – проговорила она.
– Да разве я умею пить! – возразил Сюэ Кэ.
– Это хорошо, что вы не пьете, – одобрительно кивнула Цзинь-гуй, – если б вы напивались и скандалили, как ваш старший брат Сюэ Пань, вашей будущей жене, как и мне, пришлось бы жить вдовой при живом муже!
Она искоса бросила взгляд на Сюэ Кэ и почувствовала, как щеки ее заливаются румянцем.
По тону и по манерам Цзинь-гуй молодой человек начал догадываться, к чему она клонит, и решил, что надо поскорее уходить. От Цзинь-гуй не ускользнуло его намерение, и она схватила его за руку.
– Сестра! – воскликнул Сюэ Кэ. – Вам следовало бы держаться поскромнее!
Сюэ Кэ весь дрожал от волнения, а Цзинь-гуй, отбросив всякий стыд, сказала:
– Прошу вас, зайдите ко мне, я хочу с вами поговорить по важному делу!
– Госпожа! – послышался в этот момент голос. – Сян-лин идет!
Цзинь-гуй вздрогнула, быстро повернула голову и увидела Бао-чань, которая, заметив приближающуюся Сян-лин, поспешила предупредить свою госпожу.
В первый момент Цзинь-гуй испугалась и отпустила руку Сюэ Кэ, чем тот воспользовался и поспешно скрылся.
Направляясь сюда, Сян-лин не знала, что здесь происходит, но возглас Бао-чань привлек ее внимание; она подняла глаза и вдруг заметила, что Цзинь-гуй тащит Сюэ Кэ к себе в комнату. От волнения у Сян-лин заколотилось сердце, и она быстро повернула обратно.
Цзинь-гуй, напуганная и рассерженная, широко раскрытыми глазами поглядела вслед удалявшемуся Сюэ Кэ, затем сердито выругалась и ушла в дом.
С этих пор она люто возненавидела Сян-лин.
Что касается Сян-лин, то она намеревалась навестить Бао-цинь, но когда увидела, что здесь происходит, повернула обратно.
В это время Бао-чай как раз была в комнатах матушки Цзя и слышала, как госпожа Ван рассказывала, что Тань-чунь собираются выдать замуж.
– Это наш земляк, – сказала матушка Цзя. – Его сын даже бывал у нас в доме! И как это твой муж раньше ничего мне об этом не сказал?
– Я сама об этом ничего не знала! – заметила госпожа Ван.
– Все это, конечно, хорошо, – проговорила матушка Цзя, – но вот дорога туда слишком далека. Если Цзя Чжэна переведут в другое место, наше дитя окажется в одиночестве.
– Трудно предсказать, переведут ли его. Ведь наши семьи служилые, – произнесла госпожа Ван. – Может быть, их переведут сюда или мы переедем туда! Недаром говорят, что листья с дерева падают к корню! К тому же, если начальство моего мужа сватает его дочь, разве ему удобно ответить отказом?! Я уверена, что муж уже принял решение, но только для приличия хочет посоветоваться с нами, в связи с чем он прислал человека.
– Если вы так решили, тем лучше, – сказала матушка Цзя. – Но я не знаю, сумеет ли Тань-чунь года через два-три побывать дома. Если она задержится, я не уверена, что мне еще раз удастся взглянуть на нее!
У матушки Цзя по щекам покатились слезы.
– Девочки уже выросли, все равно их нужно выдавать замуж, – заметила госпожа Ван. – Если выдашь дочь замуж даже за местного чиновника, кто может поручиться, что его не переведут в другое место?! Главное, чтобы дети были счастливы! Вот, например, Ин-чунь! Она живет поблизости, но мы только и слышим, что она ссорится с мужем и дело доходит до того, что ей не дают есть. Если же мы пытаемся что-либо послать, ей ничего не передают. Недавно я слышала, что ей совсем плохо, а ее даже домой съездить не пускают. Муж упрекает ее, будто мы взяли у них деньги и не возвратили. Жаль, что эта девочка не увидит больше светлых дней! Я соскучилась по ней и недавно послала женщин навестить ее, но Ин-чунь спряталась во флигеле и не вышла к ним. Тогда женщины сами зашли к ней и увидели, что наша девочка, несмотря на холодный день, одета лишь в тоненькое старое платье. Со слезами на глазах она умоляла женщин: «Не рассказывайте дома, что мне приходится так мучиться. Это мне наказание за грехи! И пусть ничего мне не присылают – ни из одежды, ни из съестного – все равно мне ничего не передадут да еще поколотят за то, что я будто бы жалуюсь». Подумать только, ведь все это происходит почти у нас на глазах. И от этого еще тяжелее! А старшая госпожа Син и старший господин Цзя Шэ равнодушны к страданиям дочери! Поистине, девочке живется хуже, чем нашей самой последней служанке! Что же касается Тань-чунь, то, хотя она мне и не родная дочь, я думаю, что муж у нее будет хороший, раз мой супруг согласился на сватовство. Я хочу попросить вас, почтенная госпожа, чтобы вы назначили нескольких слуг и выбрали счастливый день, когда можно будет отправить Тань-чунь к месту службы отца. Только нужно все предусмотреть как следует, ибо муж не захочет делать такое важное дело кое-как.
– Раз твой муж решил, ты и распорядись! – приказала матушка Цзя. – Выбери счастливый день для дальнего путешествия и отправь девочку! И покончим с этим делом!
– Слушаюсь, – отозвалась госпожа Ван.
Бао-чай, слышавшая разговор госпожи Ван с матушкой Цзя, не осмеливалась произнести ни слова и лишь с горечью подумала:
«Она была самой умной из барышень нашей семьи, а сейчас ее отдают замуж в дальнюю местность. Поистине на глазах у нас людей становится все меньше и меньше».
Когда госпожа Ван попрощалась с матушкой Цзя и вышла из комнаты, Бао-чай последовала за нею и возвратилась к себе, однако ни о чем из услышанного она не рассказала Бао-юю. Заметив в одиночестве сидевшую Си-жэнь, которая что-то вышивала, Бао-чай рассказала ей о только что слышанном. Си-жэнь тоже стало не по себе.
Между тем наложница Чжао, прослышав, что Тань-чунь выдают замуж, была очень рада и про себя говорила:
«Эта девчонка больше всех в доме презирает меня! Разве она признает меня матерью? Она со мной считается меньше, чем со служанками! Только о других заботится! Когда она распоряжалась в доме, Цзя Хуаню не было никакого ходу. Теперь отец забирает ее к себе и мне будет свободнее! Уважения от нее ждать не приходится, и я со спокойной совестью могу ей только пожелать такой же жизни, как Ин-чунь».
Она побежала к Тань-чунь, чтобы сообщить ей новость.
– Барышня, – злорадствуя, говорила она, – вы теперь будете занимать высокое положение. Разумеется, у мужа вам будет лучше, чем дома, и вы должны мечтать поскорее переехать к нему! Хотя я вас растила, но пользы от этого не видела! И пусть для вас я была больше плохой, чем хорошей, все же я надеюсь, что вы не забудете обо мне!
Слушая ее болтовню, Тань-чунь опустила голову, занимаясь вышиванием и не отвечая ни слова.
Убедившись, что девушка не обращает на нее внимания, наложница Чжао ушла, сдерживая негодование.
Оставшись одна, Тань-чунь рассердилась, затем рассмеялась, потом ей сделалось горько, и из глаз ее полились слезы. Она решила рассеять свою печаль и отправилась навестить Бао-юя.
– Сестрица, я слышал, что ты была возле сестрицы Линь, когда она умирала, – произнес Бао-юй, как только Тань-чунь вошла к нему. – Мне говорили, что в самый момент ее смерти откуда-то послышались звуки музыки. Наверное, это неспроста!
– Ты думаешь? – улыбнулась Тань-чунь. – Впрочем, та ночь действительно была странной и музыка необычная, так что, возможно, ты прав!
Слова девушки лишь подкрепили догадки Бао-юя. Ему сразу припомнилось, как недавно, когда его собственная душа носилась где-то далеко, ей повстречался человек, который сказал, что Дай-юй при жизни была не такой, как все люди, и после смерти не превратилась в обычного духа. Конечно, думал он, она была небожительницей, сошедшей в мир людей в связи с каким-то выдающимся событием! И тут же вспомнил о Чан Э, которую когда-то видел на сцене в одной из пьес!
Вскоре Тань-чунь ушла. Бао-юй пожелал, чтобы Цзы-цзюань была возле него, и умолял матушку Цзя прислать к нему девушку.
Цзы-цзюань ни за что не хотела идти к Бао-юю, но матушка Цзя и госпожа Ван приказали ей, и она ничего не могла поделать. Однако, прислуживая Бао-юю, она все время хмурилась и вздыхала. Когда в комнате не было посторонних, Бао-юй пытался расспрашивать ее о Дай-юй, но она неизменно отвечала ему грубостями. Бао-чай, восхищенная преданностью Цзы-цзюань своей покойной барышне, нисколько на нее не сердилась.
Что касается Сюэ-янь, то хотя она и показала себя старательной в день свадьбы Бао-юя, но была не слишком смышленой, поэтому Бао-чай попросила матушку Цзя и госпожу Ван, чтобы девушку забрали от нее и выдали замуж за одного из слуг; с тех пор Сюэ-янь жила в доме мужа. Кормилица Ван, вскормившая Дай-юй, вскоре должна была сопровождать на юг гроб с телом девушки. Ин-гэ и другие служанки перешли в услужение к матушке Цзя.
Бао-юй, глядя, как постепенно уходят люди, прислуживавшие Дай-юй, сделался еще печальнее. Но когда тоска его становилась невыносимой, ему вдруг приходило в голову, что необыкновенная смерть Дай-юй подтверждает, что девушка была небожительницей, сошедшей на землю и затем возвратившейся в мир бессмертных. При этой мысли юношу охватывала радость.
В тот момент, когда Бао-чай тихонько рассказывала Си-жэнь, что Тань-чунь выходит замуж, юноша, случайно услышавший их разговор, громко охнул и с рыданиями повалился на кан.