В то время как матушка Цзя предавалась пространным рассуждениям, вбежала растерянная Фын-эр и доложила госпоже Ван:
– Моя госпожа все утро так плакала, что совершенно обессилела. Пин-эр послала меня сообщить об этом вам, госпожа!
Слова служанки достигли слуха матушки Цзя, но, не разобрав о чем речь, она спросила:
– Что там случилось?
– Говорят, Фын-цзе не очень хорошо себя чувствует, – вместо служанки ответила госпожа Ван.
– Ох, эти несчастные грешники доведут меня до смерти! – сокрушенно вздохнула матушка Цзя и, поднявшись с места, велела служанкам вести себя к Фын-цзе.
– Вам сегодня пришлось пережить немало горя, – начал отговаривать ее Цзя Чжэн. – Потом вы занимались делами, так что нужно отдохнуть. Если с женой вашего внука что-либо случилось, пусть моя жена посмотрит – зачем вам ходить? Если вы снова расстроитесь и заболеете, каково будет мне?!
– Ладно, идите по своим делам, придете потом, я хочу кое о чем с вами поговорить, – приказала матушка Цзя.
Цзя Чжэн не осмеливался ей возразить и отправился заниматься подготовкой к отъезду Цзя Шэ и Цзя Чжэня. Цзя Ляню он велел назначить людей, которые будут сопровождать их.
Между тем матушка Цзя приказала отнести Фын-цзе предназначенные для нее вещи и сама отправилась к ней.
В это время Фын-цзе страдала от удушья. От бесконечных слез у Пин-эр припухли глаза и покраснели щеки. Услышав, что пришла матушка Цзя в сопровождении госпожи Ван, она поспешила им навстречу.
– Как она себя чувствует? – осведомилась матушка Цзя.
Боясь встревожить матушку Цзя, Пин-эр торопливо отвечала:
– Немного лучше.
Следом за матушкой Цзя она прошла в комнату Фын-цзе и, забежав вперед, торопливо откинула полог, скрывавший кровать.
Фын-цзе лежала с широко раскрытыми глазами, и, когда увидела перед собой матушку Цзя, ее охватил стыд. Она думала, что матушка Цзя разгневалась на нее и перестала любить, покинув на произвол судьбы, но, когда матушка Цзя против всех ожиданий пришла навестить ее, она так растрогалась, что ей сразу стало легче дышать, и она напрягла все силы, чтобы подняться и сесть.
Матушка Цзя сделала знак Пин-эр, чтобы та не давала ей двигаться.
– Тебе лучше?
– Лучше, – стараясь сдержать слезы, ответила Фын-цзе. – Вы и госпожа любите меня с самого детства! Кто бы знал, что я, несчастная, окажусь неспособной до конца проявить перед вами свою дочернюю почтительность?! Вы благоволили ко мне, поручили вести хозяйство, а я все запутала! Разве после этого мне не совестно смотреть вам в глаза?! Мне очень неудобно, что вы, бабушка, и госпожа так обо мне беспокоитесь и даже сами пришли навестить меня! Боюсь, что такое незаслуженное уважение сократит мою жизнь!
Фын-цзе всхлипнула.
– Наши неприятности произошли вне дома, – сказала матушка Цзя. – Какое отношение они имеют к тебе? А то, что у тебя забрали вещи, это пустяки! Я принесла тебе кое-что из своих вещей. Вот, погляди!
Матушка Цзя приказала служанке поднести вещи и показать Фын-цзе.
По натуре Фын-цзе была жадной, поэтому, лишившись своих вещей, она, разумеется, была очень опечалена; кроме того, она боялась, что родные ею недовольны. В результате всего этого она утратила интерес к жизни. Однако сейчас она воочию убедилась, что матушка Цзя любит ее по-прежнему и госпожа Ван на нее не сердится, так как вместе с бабушкой пришла навестить ее. Думая о том, что с Цзя Лянем тоже ничего не случилось, она почувствовала успокоение. Поднявшись с подушки, она поклонилась матушке Цзя и промолвила:
– Не беспокойтесь, пожалуйста, бабушка! Если, благодаря вашему счастью, я оправлюсь от болезни, то охотно буду выполнять самую грубую, черную работу и, не жалея сил, прислуживать вам и госпоже!
В голосе Фын-цзе звучала такая неподдельная скорбь, что матушка Цзя невольно расплакалась.
Что касается Бао-юя, то он прежде знал только одни удовольствия и развлечения, ему никогда не приходилось испытывать больших волнений, поэтому сейчас, видя, что все вокруг него то и дело плачут, он плакал всякий раз, когда плакали другие.
Печаль близких заставила Фын-цзе собраться с силами; она даже сказала матушке Цзя несколько утешительных слов.
– Бабушка, госпожа, идите! – просила она. – Как только мне станет лучше, я приду вам поклониться.
С этими словами она приподняла голову.
– Хорошенько ухаживай за своей госпожой, – наказала Пин-эр матушка Цзя. – Если что-нибудь понадобится, обращайся прямо ко мне!
Когда сопровождаемая госпожой Ван и остальными матушка Цзя подходила к своему дому, она вдруг услышала громкие рыдания, доносившиеся из нескольких мест. Она уже больше не в силах была видеть горестных сцен, поэтому, отпустив госпожу Ван, она приказала Бао-юю:
– Пойди проводи дядю и двоюродного брата и поскорее возвращайся!
Матушка Цзя прилегла на тахту и опять заплакала. Юань-ян и другим служанкам насилу удалось ее успокоить, и старуха наконец уснула. Но об этом мы рассказывать не будем.
Цзя Шэ и другие отъезжающие не скрывали своего горя, прощаясь с родным домом. Что касается слуг, которые должны были их сопровождать, то среди них не было ни одного, который отправлялся бы в путь по собственной воле. Все они считали себя обиженными и жаловались на свою судьбу.
Поистине, расставание иногда бывает тяжелее, чем прощание с покойником, поэтому провожающие были опечалены больше, чем уезжавшие. Весь дворец Жунго был наполнен горестными воплями и стенаниями.
Цзя Чжэн, который больше других заботился о соблюдении обычаев и правил приличия, обменявшись с братом и племянником прощальными рукопожатиями, вскочил на коня и помчался за город, чтобы устроить на первой почтовой станции прощальный пир для уезжавших. Здесь он еще раз убеждал их, что государство никогда не забывает своих заслуженных сановников, и просил не жалеть сил на службе императору.
Утирая слезы, Цзя Шэ и Цзя Чжэнь попрощались с провожавшими.
Сопровождаемый Бао-юем, Цзя Чжэн возвращался домой. Подъезжая к воротам, он вдруг заметил, что там собралась толпа и люди о чем-то спорят. Можно было различить возгласы:
– Государь велел передать наследственную должность Жунго-гуна господину Цзя Чжэну!..
Оказывается, люди собрались в надежде получить денежные подачки, раздаваемые обычно в богатых домах в связи с различными радостными событиями, но привратник не хотел их впускать, кричал и доказывал:
– Какое же тут радостное событие? Наши господа давно занимают эту должность, она досталась им по наследству…
– Иметь наследственную должность – большой почет! – возражали люди. – А ныне ваш старший господин Цзя Шэ лишился ее и не думал, что ее вернут вашей семье. Но государь оказался так милостив, что велел пожаловать ее господину Цзя Чжэну. Подобные события происходят раз в тысячу лет! Разве можно обойтись без раздачи денежных наград?!
Цзя Чжэн подъехал к воротам, и привратник поспешил доложить ему о случившемся. Цзя Чжэн, конечно, обрадовался, но, вспомнив, что подобное счастье досталось ему лишь благодаря преступлению старшего брата, он почувствовал, как комок подступает к горлу. Он торопливыми шагами направился во внутренние покои, чтобы сообщить новость матушке Цзя.
Разумеется, весть, принесенная Цзя Чжэном, доставила матушке Цзя неописуемую радость, и она завела речь о том, что теперь нужно особенно стараться, чтобы отблагодарить государя за оказанную милость. Госпожа Ван, которая опасалась, что матушка Цзя тяжело переживает расставание с сыном и пришла ее утешить, тоже просияла от радости, как только услышала, что их семье возвращена наследственная должность. Только у госпожи Син и госпожи Ю было тяжело на душе, но они не решались открыто проявлять свое горе.
Как мы помним, друзья и дальние родственники семьи Цзя, старавшиеся всегда держать сторону тех, в чьих руках было богатство и влияние, попрятались, когда произошли неприятности во дворце Нинго и Жунго. Но как только до них дошел слух, что государь по-прежнему милостиво относится к Цзя Чжэну и даже передал ему наследственную должность, они поспешили во дворец Жунго принести свои поздравления.
Цзя Чжэн, как человек честный и благородный, получив должность, по праву принадлежавшую его старшему брату, был очень удручен, и милость государя казалась ему незаслуженной. Отправившись на следующий день ко двору благодарить государя, он объявил, что желает передать в казну «сад Роскошных зрелищ» со всеми строениями, дабы искупить вину. Лишь когда прибыл ответ государя, который возражал против этого, Цзя Чжэн немного успокоился и вернулся домой. Отныне он с особым рвением принялся исполнять свои служебные обязанности. Но несмотря ни на что, в доме чувствовались упадок и запустение и доходы не покрывали расходов. Цзя Чжэн уже не мог поддерживать широких связей и знакомств как прежде.
Все домашние прекрасно видели, что Фын-цзе не может управлять хозяйством, а Цзя Лянь с каждым днем все больше запутывается в долгах, для уплаты которых приходится закладывать дома и продавать земли. Надо сказать, что некоторым управляющим за годы службы удалось сколотить порядочное состояние, и они боялись, как бы Цзя Лянь сейчас не стал докучать им просьбами о деньгах, поэтому они притворялись бедными и всячески отлынивали от дел, а некоторые просили отпуск, уезжали и больше не возвращались. Одним словом, каждый устраивался как мог.
Только Бао Юн, хотя он и недавно попал во дворец Жунго, да и то в тяжелое для семьи Цзя время, честно выполнял свои обязанности и возмущался, когда видел, как слуги обманывают хозяев. Но так как он был в доме новичком и никто не давал ему и слова сказать, он наконец рассердился, перестал интересоваться делами, а заботился лишь о том, как бы поесть да поспать. Другие слуги были недовольны тем, что он не желает действовать с ними заодно, и стали наговаривать Цзя Чжэну, будто Бао Юн пьянствует, скандалит, не выполняет своих обязанностей.
– Пусть делает что хочет, – отвечал на это Цзя Чжэн. – Мне его прислали из семьи Чжэнь, и наказывать его неудобно! Хотя у нас прибав