В этот день Фын-цзе чувствовала себя особенно плохо, несколько раз теряла сознание и не выходила из дому. Встречала Цзя Чжэна только Си-чунь; увидев, что Цзя Чжэн рассержен, она покраснела от стыда и снова расстроилась.
Госпожа Син даже не взглянула на нее, госпожа Ван взяла за руку Бао-чай, намереваясь пойти с ней во внутренние покои. Ли Вань тоже ушла с ними. Только госпожа Ю не выдержала и, желая уколоть девушку, насмешливо произнесла:
– Спасибо тебе, девочка! Ты замечательно смотрела за домом!
Си-чунь не ответила ни слова и еще сильнее покраснела.
Бао-чай бросила госпоже Ю выразительный взгляд, и та замолчала. После этого все разошлись по своим комнатам.
Глядя им вслед, Цзя Чжэн только вздохнул. Вернувшись к себе в кабинет, он опустился на циновку, позвал Цзя Ляня, Цзя Жуна и Цзя Юня и дал им несколько указаний. Когда они выходили, Бао-юй хотел остаться с Цзя Чжэном, но тот махнул ему рукой.
– Не нужно, иди!
Что касается Цзя Ляня, то он не отходил от своей матери.
За всю ночь больше не произошло ничего, о чем стоило бы упоминать.
На следующее утро Линь Чжи-сяо явился в кабинет Цзя Чжэна и опустился на колени. Цзя Чжэн расспросил его, что ему известно о грабителях. Линь Чжи-сяо сообщил, что в грабеже замешан сын Чжоу Жуя, которого нашли убитым.
– Приходили из ямыня и арестовали Бао Эра, – затем сообщил Линь Чжи-сяо. – У него были найдены вещи, которые значатся в списке пропавших. Его под пыткой допрашивают, чтобы он указал, куда скрылись разбойники.
– Какой неблагодарный этот раб! – возмутился Цзя Чжэн. – Забыл о милостях и вздумал обворовывать своих хозяев!
Цзя Чжэн был так рассержен, что велел слугам немедленно поехать в кумирню за город, связать Чжоу Жуя и доставить в ямынь для допроса.
Линь Чжи-сяо все еще смиренно стоял на коленях.
– Ты чего? – спросил Цзя Чжэн.
– Я заслуживаю смерти! – вскричал Линь Чжи-сяо. – Но прошу вас, пощадите меня, господин!
В это время появились Лай Да и несколько других управляющих; они вручили Цзя Чжэну счета, в которых значились расходы на похороны матушки Цзя.
– Передайте эти счета Цзя Ляню, – распорядился Цзя Чжэн. – Пусть проверит их и доложит мне!
Потом он крикнул, чтобы Линь Чжи-сяо уходил.
Вошел Цзя Лянь, опустился на одно колено перед Цзя Чжэном, потом наклонился к его уху и что-то прошептал.
– Глупости! – вытаращив глаза, вскричал Цзя Чжэн. – Если деньги украли воры, разве можно требовать возмещения со слуг?
Цзя Лянь покраснел, но промолчал. Однако и уходить он не решался.
– Как чувствует себя Фын-цзе? – спросил Цзя Чжэн.
– Мне кажется, она безнадежна, – ответил Цзя Лянь, снова опускаясь на колени.
– Я и не предполагал, что наша семья окажется столь несчастной! – со вздохом произнес Цзя Чжэн. – Мать Цзя Хуаня тоже заболела, и неизвестно, что с ней!
Цзя Лянь молчал.
– Прикажи, чтобы к ней послали врача, – распорядился Цзя Чжэн, – пусть осмотрит ее!
Цзя Лянь поддакнул ему, вышел и распорядился, чтобы в «кумирню Железного порога» отвезли врача.
Если вы не знаете о дальнейшей судьбе наложницы Чжао, прочтите следующую главу.
Глава сто тринадцатая, повествующая о том, как, раскаиваясь в своих грехах, Фын-цзе доверилась деревенской старухе и как, избавившись от чувства неприязни, любящая служанка проявила жалость к странному юноше
Сейчас речь пойдет о наложнице Чжао, которая, оставшись в кумирне на попечении нескольких людей, все более безумствовала. Служанки перепугались не на шутку. Две женщины держали наложницу под руки, а она, стоя на коленях на полу, не переставала кричать и плакать.
Иногда она ползала по полу и умоляла:
– Убейте меня! Краснобородый повелитель, я никогда больше никому не причиню зла!
А то, сложив руки, она жаловалась, что ей больно, глаза ее выкатывались из орбит, изо рта шла кровь, волосы растрепывались. В такие минуты никто из служанок не решался к ней приблизиться.
Когда наступил вечер, голос наложницы Чжао звучал особенно мрачно, напоминая вой демонов. Женщины в ужасе шарахались от нее – пришлось позвать на помощь нескольких мужчин. Наложница Чжао лишилась чувств, но вскоре пришла в себя. Всю ночь она бушевала, а на следующий день умолкла. Лицо ее исказила гримаса, платье на груди было разорвано. Она не произносила ни слова, но все понимали, что она испытывает невыразимые страдания.
В самый критический момент появился врач. Едва взглянув на наложницу Чжао, он не стал исследовать ее пульса и только промолвил:
– Готовьте все для похорон!
– Господин, вы бы хоть пульс прощупали! – стали просить его служанки. – Тогда мы знали бы, что доложить госпоже!
Доктор взял руку больной, но пульса уже не было. Цзя Хуань зарыдал, и все стали утешать его, позабыв о наложнице Чжао, которая, босая, со всклокоченными волосами, лежала мертвая. А наложница Чжоу про себя подумала:
«Так кончают все наложницы! Хорошо, что у нее есть сын! А если умру я, кто обо мне позаботится?!»
При этой мысли наложница Чжоу расстроилась.
Между тем слуга, ездивший за доктором, возвратился домой и сообщил Цзя Чжэну о смерти наложницы Чжао. Цзя Чжэн распорядился, чтобы для нее устроили похороны, три дня с Цзя Хуанем провел возле ее гроба, а затем вместе с мальчиком возвратился домой.
После того как Цзя Чжэн отпустил слугу, среди людей поползли слухи, и вскоре все стали уверять, что наложницу Чжао постигло возмездие за совершенное ею зло.
– Пожалуй, теперь и вторая госпожа – супруга Цзя Ляня – не выздоровеет, – говорили другие. – Иначе почему бы наложница Чжао стала говорить о ней?!
Когда эти разговоры дошли до ушей Пин-эр, она страшно взволновалась, стала внимательно приглядываться к Фын-цзе, и ей показалось, что та на самом деле уже не поправится. К тому же в последнее время Цзя Лянь был занят и относился к жене грубо, словно чужой. Пин-эр все время находилась возле Фын-цзе и только занималась тем, что утешала ее.
Госпожа Син и госпожа Ван уже несколько дней как возвратились домой, но ни разу не пришли навестить Фын-цзе, а лишь присылали слуг узнать о ее самочувствии. Это заставляло Фын-цзе особенно страдать. И еще ей было больно, что Цзя Лянь со времени своего возвращения с похорон не сказал ей ни одного сочувственного слова.
В один из моментов, когда Фын-цзе жаждала поскорее умереть, ей показалось, что из внутренней комнаты вышла Ю Эр-цзе. Она приблизилась к кровати Фын-цзе и промолвила:
– Как давно я не видела тебя, сестра! Я всегда о тебе очень много думала, и мне хотелось с тобой увидеться. Лишь сейчас наконец удалось предстать перед тобой! Ты сама видишь, что весь твой ум и находчивость истощились. Наш второй господин Цзя Лянь глуп и не желает быть признательным тебе за твои добрые чувства. Напротив, он еще недоволен и обвиняет тебя, будто ты разрушила все его надежды и поставила его в такое положение, что ему стыдно перед людьми! Я вместе с тобой возмущаюсь им!
– Я раскаиваюсь, что причинила тебе зло! – невнятно пробормотала Фын-цзе. – Не надо вспоминать старое! Приходи еще раз навестить меня!
Пин-эр услышала слова, произнесенные Фын-цзе, и удивилась.
– О чем вы, госпожа?
Фын-цзе очнулась, сразу вспомнила, что Эр-цзе давно уже нет в живых, и решила, что та приходила требовать ее жизни. Как только Пин-эр окликнула ее, она умолкла и, овладев собой, произнесла:
– Не знаю, что со мной! Наверное, разговаривала во сне. Разотри мне тело!
Пин-эр подошла к Фын-цзе, собираясь исполнить ее просьбу, но тут вошла девочка-служанка и сообщила, что пришла бабушка Лю справиться о здоровье второй госпожи.
– Где она? – осведомилась Пин-эр.
– Ждет разрешения второй госпожи, – ответила девочка, – самовольно войти не осмеливается.
Пин-эр кивнула, но, подумав, что Фын-цзе не захочет никого видеть, сказала:
– Госпожа отдыхает, тревожить ее нельзя, пусть бабушка приходит в другой раз. Спроси ее, зачем пришла!
– Ее уже спрашивали, – ответила служанка. – Она говорит, что пришла просто так, и извиняется, что не знала о смерти старой госпожи и не могла прийти на похороны вовремя.
При этих словах Фын-цзе очнулась.
– Пин-эр, – позвала она, – человек пришел с добрыми намерениями, нельзя относиться к нему с пренебрежением. Пригласи бабушку, я хочу с ней поговорить!
Пин-эр отправилась приглашать бабушку Лю, а Фын-цзе закрыла глаза и снова погрузилась в забытье. И тут же ей представилось, что какие-то мужчина с женщиной подходят к кану и собираются влезть на него.
– Откуда здесь мужчина? – закричала Фын-цзе, призывая Пин-эр. – Что ему нужно?!
Она крикнула дважды, и лишь после этого к ней подбежали Фын-эр и Сяо-хун.
– Чего вам, госпожа?
Фын-цзе широко раскрыла глаза и, убедившись, что никого из посторонних в комнате нет, умолчала о том, что ей привиделось, и только спросила у Фын-эр:
– Куда девалась эта негодница Пин-эр?
– Вы же велели ей позвать бабушку Лю, – удивленно ответила девушка.
Фын-цзе немного успокоилась. Через некоторое время вошла бабушка Лю в сопровождении девочки и, оглядевшись по сторонам, спросила:
– Где же госпожа?
Пин-эр подвела старуху к кану. Увидев Фын-цзе, бабушка Лю осведомилась:
– Как вы себя чувствуете, госпожа?
Фын-цзе открыла глаза, душу ее охватила печаль, и она произнесла:
– А как ты себя чувствуешь, бабушка? Что это ты только теперь вздумала нас навестить? Какая у тебя большая внучка!
Глядя на Фын-цзе, исхудавшую и похожую на хворостинку, бабушка Лю очень опечалилась.
– Ах, госпожа моя! Неужели за то время, что мы не виделись, вы могли так измениться?.. Какая же я дура! И как мне раньше не пришло в голову навестить вас?!
Она велела своей внучке Цин-эр подойти к Фын-цзе и справиться о здоровье, но Цин-эр только засмеялась. Девочка очень понравилась Фын-цзе, и она велела Сяо-хун позаботиться о ней.
– У нас в деревне люди не болеют, – рассказывала бабушка. – Если кому-нибудь уж приходится заболеть, все молятся духам и дают обеты, но никто не пьет лекарств. Сдается мне, вторая госпожа, что ваша болезнь случилась не иначе как от какого-нибудь наваждения.