Фын-цзе понимала, что бабушка Лю говорит от чистого сердца, и не стала настаивать.
– Бабушка, свою судьбу я вручаю тебе! – сказала она, убирая браслет. – Моя Цяо-цзе тоже несчастна, поэтому ее я отдаю на твое попечение!
– В таком случае я сейчас же иду молиться, – заявила бабушка Лю. – Время еще раннее, и я думаю, что успею выйти из города до закрытия ворот. А когда вы поправитесь, я приду просить вас оплатить обет, который я дам!
Фын-цзе была так напугана привидениями, которые все время мерещились ей, что никак не могла дождаться, пока бабушка Лю уйдет выполнить свое обещание.
– Если ты для меня постараешься, я буду спать спокойно, – говорила Фын-цзе, – и буду тебе за это очень признательна. А твоя внучка пусть пока живет у нас!
– Она деревенская девочка, – возразила бабушка Лю, – и неотесанна! Лучше я заберу ее!
– Какая же ты подозрительная! – упрекнула старуху Фын-цзе. – Чего боишься – ведь мы родственники! Хотя мы обеднели, но прокормить лишнего человека еще можем!
Неподдельная искренность, с которой все это сказала Фын-цзе, тронула бабушку Лю, и она согласилась, с радостью подумав, что если Цин-эр несколько дней поживет здесь, дома на нее не придется расходоваться. Она только опасалась, что Цин-эр не захочет остаться, и решила спросить об этом девочку.
Но девочка успела подружиться с Цяо-цзе, и Цяо-цзе тоже упрашивала ее остаться, поэтому Цин-эр охотно согласилась. Бабушка Лю сделала ей несколько наставлений, а затем попрощалась с Пин-эр и поспешила за город. Но это уже не столь важно.
Надо сказать, что «кумирня Бирюзовой решетки» находилась на земле, принадлежавшей семье Цзя. Когда, готовясь к приезду Гуй-фэй, сооружали «сад Роскошных зрелищ», кумирня оказалась в его пределах, но деньги на содержание монахинь семья Цзя никогда не давала. Когда была похищена Мяо-юй, монахини заявили об этом властям. Они не уходили из кумирни, так как ожидали ответа властей, да и нельзя было бросить кумирню, которая являлась собственностью Мяо-юй. Они только сразу сообщили во дворец Жунго о случившемся.
Во дворце Жунго похищение Мяо-юй сочли за мелочь и даже не стали докладывать об этом Цзя Чжэну, ибо у того было достаточно хлопот и беспокойств после похорон матушки Цзя. Лишь одна Си-чунь, вспоминая о Мяо-юй, ни днем, ни ночью не знала покоя.
Постепенно и до ушей Бао-юя дошел слух:
– Разбойники увезли Мяо-юй!..
– У этой Мяо-юй дрогнуло сердце, – говорили люди, – она сбежала с каким-то мужчиной.
«Ее, наверное, похитили, – думал опечаленный Бао-юй. – Но у нее твердый характер, и она скорее умрет, чем стерпит позор!»
Местопребывание Мяо-юй до сих пор так и не было обнаружено, чем Бао-юй был особенно обеспокоен. Каждый день он вздыхал и приговаривал:
– Она называла себя человеком, «стоящим вне порога» мирской суеты! И как могло случиться, что ее постигла такая злая судьба?!
«Как весело и шумно бывало у нас в саду! – думал он. – Потом вышла замуж Ин-чунь, некоторые сестры умерли, другие тоже вышли замуж, но я был уверен, что никакая грязь не коснется Мяо-юй. Кто бы мог представить себе, что ее судьба окажется еще более странной, чем у сестрицы Линь Дай-юй?!»
Одна мысль влекла за собой другую, и Бао-юй вспомнил слова Чжуан-цзы:
«Небытие беспредельно, а жизнь человеческая скоротечна, она проносится как ветер, улетает словно облако!»
На глаза Бао-юя навернулись слезы, и он не заметил, как зарыдал. Си-жэнь и другие подумали, что к нему возвращается безумие, и стали ласковыми словами успокаивать его.
Бао-чай не понимала, что происходит с Бао-юем, и пыталась вразумлять его. Но ее слова не действовали, Бао-юй оставался подавленным, и душа его пребывала в смятении.
Тогда Бао-чай стала выведывать у мужа, что с ним, и ей удалось выяснить, что причиной его расстройства является похищение Мяо-юй. Видя, что Бао-юй сильно расстроен, она попыталась отвлечь его от грустных мыслей.
– Цзя Лань сейчас в школу не ходит, – говорила она, – но каждую свободную минуту усердно занимается. Ведь он только правнук старой госпожи! А на тебя старая госпожа всегда надеялась, отец дни и ночи о тебе беспокоится, а ты этого не замечаешь и хочешь погубить себя! Зачем же нам заботиться о тебе?!
Бао-юй сразу даже не нашелся, что возразить жене, долго думал, а затем проговорил:
– Какое мне дело до того, кто чем занимается?! Мне тяжело при мысли, что счастье нашего рода иссякло!
– Опять ты за свое! – воскликнула Бао-чай. – Твой отец и мать только и мечтают, чтоб ты добился положения и поддержал славу своих предков, а ты упорствуешь в своих заблуждениях! Ну, что с тобой делать?
Бао-юй словно не слышал ее; он подошел к столу, облокотился и погрузился в размышления. Бао-чай приказала Шэ-юэ остаться возле него на случай, если ему что-нибудь понадобится, и сама ушла спать.
Когда все разошлись, Бао-юй подумал:
«Цзы-цзюань давно уже моя служанка, а я еще ни разу с ней не разговаривал, она все время холодна со мной, и на душе у меня невыносимо. С нею нельзя обращаться так свободно, как с Шэ-юэ или Цю-вэнь. Когда я болел, она все время сидела возле меня. Еще до сих пор я храню маленькое зеркальце, которое она дала мне! Почему же сейчас, как только она увидит меня, сразу становится холодной? Может быть, из-за Бао-чай? Но ведь Бао-чай дружила с сестрицей Линь и к Цзы-цзюань относится неплохо! В мое отсутствие Цзы-цзюань разговаривает и шутит с Бао-чай, а когда я прихожу, тотчас скрывается. Конечно, Цзы-цзюань обижена на меня за то, что сестрица Линь умерла, а я женился! Ах, Цзы-цзюань, Цзы-цзюань! Ты не знаешь, как я страдаю!»
Затем новые мысли овладели им:
«Служанки спят, никто мне не помешает. Пойду к Цзы-цзюань и обо всем расспрошу! Если я ее чем-нибудь обидел – попрошу прощения…»
Приняв такое решение, Бао-юй потихоньку вышел из дома и отправился к Цзы-цзюань.
Девушка жила в западном флигеле. Подкравшись к ее окну, Бао-юй заметил в комнате свет. Он языком продавил оконную бумагу и заглянул внутрь: Цзы-цзюань сидела возле свечи, облокотившись о стол, и о чем-то думала.
– Сестра, – тихо позвал Бао-юй, – ты не спишь?
Цзы-цзюань от неожиданности вздрогнула, испуганно огляделась и спросила:
– Кто это?
– Я, – отозвался Бао-юй.
– Второй господин? – повторила девушка, которой не верилось, что это Бао-юй.
– Да, – подтвердил Бао-юй.
– Зачем вы пришли сюда?
– Хочу поговорить с тобой! Впусти меня!
– Время уже позднее, идите отдыхать, – немного подумав, ответила Цзы-цзюань. – Если хотите мне что-нибудь сказать, приходите завтра!
Бао-юй заколебался. Ему во что бы то ни стало хотелось попасть в комнату Цзы-цзюань, но он очень боялся, что девушка ему не откроет. Конечно, лучше было бы вернуться к себе, однако слова Цзы-цзюань задели его гордость, и он не мог уйти.
– Мне очень немногое нужно тебе сказать, – произнес Бао-юй, – я хочу задать тебе только один вопрос и уйду.
– Если у вас только один вопрос, говорите, – отозвалась Цзы-цзюань.
Снова последовало молчание. Бао-юй не знал, с чего начать разговор.
Цзы-цзюань, не слыша Бао-юя и зная его странности, испугалась, не обидела ли она его – ведь это могло вызвать приступ помешательства. Она тотчас же встала, внимательно прислушалась, а затем окликнула:
– Вы ушли или все стоите здесь как дурачок? Сами хотели что-то сказать и молчите! Только раздражаете меня! Одну довели до смерти, а теперь хотите извести и меня? Зачем вы пришли сюда?
Она выглянула наружу через отверстие в бумаге на окне, проделанное Бао-юем, и увидела, что Бао-юй стоит на прежнем месте. Цзы-цзюань вновь отошла от окна и ножницами сняла нагар со свечи.
– Сестра Цзы-цзюань! – вдруг услышала она тяжелый вздох. – Прежде ты не была такой бесчувственной! Почему же теперь ты не хочешь сказать мне ласкового слова? Конечно, я недостоин твоего внимания, но объясни мне, в чем я виноват, а потом можешь всю жизнь не глядеть на меня. Если я умру, то хоть буду знать, в чем ты считала меня виновным!
Цзы-цзюань усмехнулась:
– Так вот вы зачем пришли, второй господин! А что еще вы хотите знать? Если вы желаете узнать, виноваты ли вы, могу вас успокоить – моя барышня еще при жизни простила вам все. Если же я в чем-то перед вами провинилась, можете пожаловаться своей матушке, так как она велела мне быть вашей служанкой. Конечно, с нами, служанками, считаться нечего!
Тут у нее к горлу подступил комок, и она стала всхлипывать.
– Что это значит? – обиженно проговорил Бао-юй, услышав, что она плачет. – Ты живешь здесь уже несколько месяцев и неужели не видишь, что со мной происходит? Я просил, чтобы тебе рассказали об этом, но никто не захотел. Неужели ты не позволишь мне рассказать тебе, что меня угнетает, и допустишь, чтобы я терзался до самой смерти?
Бао-юй тоже стал всхлипывать.
В тот момент, когда Бао-юй предавался горю, за спиной его раздался голос:
– Кого и что ты просил рассказать? Ты обидел человека – проси прощения! А простят ли тебя – не наше дело! Чего других впутываешь?
Слова эти были столь неожиданны, что Бао-юй и Цзы-цзюань испуганно вздрогнули. Как вы думаете, кто это был? Ну конечно Шэ-юэ! Бао-юю сразу стало неудобно.
– Что же это получается? – говорила Шэ-юэ. – Ты стараешься загладить свою вину, а она не обращает на тебя внимания! И ты еще умоляешь ее о прощении! Ай-я! Сестра Цзы-цзюань, ты чересчур жестока! На улице холодно, он столько времени тебя упрашивает, а ты даже не пошевельнешься!
И затем, обращаясь к Бао-юю, она добавила:
– Твоя жена говорит, что уже поздно. Она очень беспокоится, куда ты пропал. И чего тебе вздумалось стоять под окном?
– В самом деле, чего он стоит? – послышался из комнаты голос Цзы-цзюань. – Я давно уговариваю его уйти! Если ему надо меня о чем-то спросить, пусть приходит завтра!
Бао-юю хотелось еще что-то сказать, но присутствие Шэ-юэ смущало его. Он повернулся и, собираясь уйти вместе с Шэ-юэ, произнес: