Душу Бао-юя наполнили сомнения:
– Сестра, какая фея зовет меня?
– Об этом пока не спрашивайте; когда увидите ее, сами поймете!
Бао-юй торопливо последовал за девушкой, так похожей на Цин-вэнь.
«Не может быть ошибки – и голос и внешность в точности, как у нее, – размышлял он, разглядывая девушку. – Но почему она не хочет признаться? Ладно, пойду к фее: если я в чем-нибудь виноват, попрошу прощения! Женщины по натуре мягки и добры, надо только попросить, и они простят».
Тем временем они приблизились к роскошному дворцу, сверкавшему всеми цветами радуги. Перед дворцом зеленел бамбук, позади дворца высились голубые сосны. На террасе, под навесом, стояли служанки, наряженные точно так же, как при императорском дворе.
При виде Бао-юя они стали переговариваться между собой:
– Так это и есть Хрустальноблещущий служитель?
– Да, это он, – ответила дева, сопровождавшая Бао-юя, – скорее доложите о нем!
Одна из прислужниц улыбнулась и, поманив юношу рукой, направилась к дверям, ведущим внутрь дворца. Бао-юй последовал за нею.
Они миновали несколько залов и покоев и остановились у главного зала, вход в который закрывали длинные жемчужные занавески.
– Ждите, пока вас позовут, – сказала Бао-юю прислужница.
Бао-юй не произнес ни слова и застыл на месте. Прислужница прошла в зал, а через некоторое время появилась и сказала юноше:
– Пожалуйста, Хрустальноблещущий служитель!..
Тотчас же другая прислужница отдернула занавес, и Бао-юй увидел девушку с венком на голове, одетую в расшитое причудливыми узорами платье. Гордо выпрямившись, она сидела посреди зала.
Приподняв голову, Бао-юй внимательно пригляделся. Девушка показалась ему очень похожей на Дай-юй, и он не удержался от возгласа:
– Сестрица, ты здесь?! А я все время думал о тебе!
– До чего ж невежлив этот служитель! – гневно воскликнула служанка, стоявшая возле занавеса. – Живо убирайся отсюда!
В то же мгновение другая прислужница опустила жемчужный занавес. Бао-юю хотелось броситься в зал, но он не осмеливался, ему хотелось спросить, кто эта дева, но он не успел, прислужницы стали гнать его из дворца. Он надеялся встретиться с Цин-вэнь и поговорить с нею, но Цин-вэнь нигде не было.
Обуреваемый противоречивыми чувствами, Бао-юй вышел из дворца и в нерешительности остановился. Он стал искать дорогу домой и никак не мог ее найти. Он растерялся, но неожиданно под навесом заметил Фын-цзе, которая манила его к себе.
«Вот хорошо! – обрадовался Бао-юй. – Оказывается, я дома! Как же я мог заблудиться?!»
Он подбежал к Фын-цзе:
– Так ты здесь, сестра? Все эти люди насмехались надо мной, а сестрица Линь даже не захотела меня видеть, и я не могу понять почему!
Он приблизился к тому месту, где стояла Фын-цзе, и, внимательно приглядевшись, обнаружил, что это не Фын-цзе, а первая жена Цзя Жуна – госпожа Цинь Кэ-цин.
Бао-юй в недоумении остановился и хотел спросить ее, где же Фын-цзе, но госпожа Цинь повернулась и ушла в дом.
Бао-юй стоял в растерянности, не осмеливаясь войти следом за нею, и сокрушенно вздыхал:
«В чем же я провинился? Почему все отворачиваются от меня?»
Он горько заплакал, но тотчас же появилось несколько богатырей с плетями в руках, которые закричали:
– Откуда тут мужчина? Как он осмелился вторгнуться в нашу страну бессмертных? Убирайся!
Бао-юй не издал ни звука в ответ и снова бросился искать дорогу, но вдруг он увидел вдали толпу девушек, которые шли ему навстречу. Бао-юй стал присматриваться к ним, и одна из девушек показалась ему очень похожей на Ин-чунь.
– Я заблудился! – крикнул девушкам Бао-юй. – Помогите!
В это же мгновение Бао-юй заметил, что богатыри-служители настигают его, и пустился бежать. Девушки обратились в злых демонов и накинулись на него.
Бао-юя охватил ужас, но тут он увидел перед собой того самого хэшана, который принес ему яшму. Хэшан держал в руке зеркало, которое на мгновение поднес к лицу Бао-юя, и проговорил:
– По высочайшему повелению государыни Юань-чунь я пришел, чтобы спасти тебя!
Все видения мгновенно исчезли, и Бао-юй очутился совершенно один среди пустынной равнины.
– Я помню, что вы привели меня сюда, а сами исчезли! – воскликнул Бао-юй, хватая хэшана за руку. – Я встретил здесь нескольких близких мне людей, но они не захотели говорить со мной, а потом вдруг превратились в демонов! Скажите, снилось мне все это или происходило наяву?
– Ты читал что-либо украдкой, когда попал сюда? – спросил его хэшан.
«Если он привел меня в страну бессмертных, значит он и сам бессмертный, – подумал Бао-юй. – Разве можно от него что-либо скрыть? К тому же мне надо кое о чем его расспросить».
– Я читал реестры, – признался Бао-юй.
– Выходит, ты ни в чем не изменился! – со вздохом произнес хэшан. – Если ты читал реестры, неужели ты опять ничего не понял? Все мирские страсти – это наваждение! Постарайся запомнить это, и если все же тебе что-то останется непонятным, я объясню! А сейчас иди домой!
С этими словами он так толкнул Бао-юя, что тот не устоял на ногах и упал.
– Ай-я-я-я! – вырвался у него крик…
…Все находившиеся в комнате, глядя на Бао-юя, плакали, но, когда он закричал, они поняли, что он приходит в себя, и стали окликать его. Бао-юй открыл глаза – он по-прежнему лежал на кане, а возле него стояли госпожа Ван, Бао-чай и другие близкие с покрасневшими и вспухшими от слез глазами.
«Я вырвался из объятий смерти!..» – подумал Бао-юй, вспоминая, что ему пришлось пережить. Все события отчетливо сохранились в его памяти, и он невольно расхохотался:
– Да, да! Так и есть!..
Госпожа Ван решила, что он снова впадает в безумие, и поспешила позвать врача, а затем послала девочку-служанку доложить Цзя Чжэну:
– Бао-юй пришел в себя и заговорил, так что приготовления к похоронам можно отменить!
Тогда Цзя Чжэн пришел поглядеть на сына. Убедившись, что Бао-юй действительно в полном сознании, он вскричал:
– Несчастный! Как ты нас напугал!
Из глаз Цзя Чжэна покатились слезы, он несколько раз тяжело вздохнул, а затем вышел, чтобы распорядиться насчет врача, который должен был осмотреть Бао-юя и прописать ему лекарство.
Шэ-юэ, которая незадолго перед этим подумывала, как бы покончить с собой, сейчас успокоилась. Госпожа Ван приказала подать коричный отвар и заставила Бао-юя выпить несколько глотков, после чего силы стали понемногу возвращаться к юноше. Госпожа Ван даже повеселела и на радостях простила Шэ-юэ, затем распорядилась передать Бао-чай принесенную монахом яшму, наказав молодой женщине следить за тем, чтобы Бао-юй носил яшму на шее.
«Где он нашел эту яшму? – думала госпожа Ван, вспоминая о хэшане. – И почему он сначала требовал деньги, а потом исчез? Может быть, это какой-нибудь святой?»
– Судя по намекам хэшана, можно предположить, что эту яшму он нигде не нашел, – сказала Бао-чай, – видимо, он просто потихоньку утащил ее у нас из дому, когда ее где-то затеряли.
– Но как он мог ее взять, если яшма была в доме? – удивилась госпожа Ван.
– Если смог принести, значит мог и утащить, – уверенно сказала Бао-чай.
– В тот год, когда потерялась яшма, старший господин Линь Чжи-сяо ходил гадать, – вмешались Си-жэнь и Шэ-юэ, – и потом, после свадьбы нашей второй госпожи Бао-чай, мы говорили ей, что в предсказании было слово «шан» – «вознаграждать», и нам показалось, что речь идет о деньгах. Вы помните об этом, вторая госпожа?
– Да, вы говорили мне, что в предсказании было написано, будто яшму нужно искать в ломбардах, – немного подумав, подтвердила Бао-чай. – Но только сейчас я поняла, что знак «шан», о котором вы слышали, означает вовсе не «вознаграждение» и не деньги, а слог, который входит в состав слова «хэшан». Разве после этого можно сомневаться, что яшму унес хэшан?!
– Этот хэшан поистине какой-то странный! – согласилась госпожа Ван. – Когда Бао-юй был болен, монах говорил, что у нас в доме есть драгоценность, которая может вылечить Бао-юя, и указал при этом на яшму. Значит, он знал, что у яшмы необычное происхождение. Она была найдена во рту твоего мужа, когда он родился. С древнейших времен и поныне не было ничего подобного, но все же, что это за яшма, мы себе даже не представляем! Болеет Бао-юй – яшма, выздоравливает – яшма, даже когда родился – опять яшма…
Госпожа Ван внезапно умолкла и заплакала.
Все, о чем говорила мать, Бао-юю было давно известно, но он никому не говорил об этом, а только вспоминал, что видела его душа во время странствий на небесах. В это время в разговор вмешалась Си-чунь.
– В тот год, когда была потеряна яшма, – сказала она, – мы попросили Мяо-юй посоветоваться с духами и получили ответ, что яшма находится «под этой высокой вершиной Цингэн у сосен стволов вековых…» Далее следовали слова, которых я не запомнила, но под конец там говорилось: «В мой дом заходя, улыбнись – и увидишь, как только успеешь войти». Суть кроется в словах «в мой дом». Я уверена, что под домом подразумевалась обитель, где процветает учение Будды, но только сомневаюсь, чтобы брат Бао-юй смог войти в нее.
Бао-юй усмехнулся, а Бао-чай недовольно нахмурила брови.
– Опять ты о Будде! – рассердилась на Си-чунь госпожа Ю. – Неужели ты до сих пор не оставила мысли уйти в монастырь?!
– Да! – подтвердила Си-чунь. – И признаюсь вам откровенно – я уже давно перестала есть мясную пищу!
– Дитя мое, опомнись! – воскликнула госпожа Ван, обращаясь к Си-чунь. – И не смей даже думать об этом!
Си-чунь замолчала. Зато Бао-юю слова девушки напомнили строки из стихов в реестре судеб, где было сказано: «Возле древнего Будды, где тусклой лампады свет», и он несколько раз вздохнул. Потом он вспомнил стихи, где говорилось о циновке «си» и цветке «хуа», бросил взгляд на Си-жэнь и невольно заплакал.
Бао-юй то печалился, то смеялся, и все были уверены, что у него снова начался приступ безумия. Они ведь не знали, что Бао-юю удалось прочесть книги судеб и ему были известны судьбы обитателей дворца Жунго.