Уверенность остальных понемногу передалась госпоже Ван, и она тоже успокоилась и повеселела. Воспользовавшись этим, ее стали уговаривать поесть.
Неожиданно за дверьми послышался голос Бэй-мина:
– Раз второй господин стал цзюйжэнем – значит, он не потеряется!
– Почему ты так думаешь? – спросили его.
– Известно же: «Кто победил на экзаменах – снискал славу на всю Поднебесную!» Где бы второй господин ни появился, его опознают и вернут домой! Кто посмеет его задерживать?!
– Этот малый хоть и невежда, но он, пожалуй, прав! – говорили друг другу те, кто находился в комнатах.
– Ну конечно! – поддержала Си-чунь. – Ведь Бао-юй взрослый, разве он может пропасть?! Боюсь только, что, познав суетность мирской жизни, он ушел в монахи! Тогда его не отыскать!
Слова Си-чунь вызвали у госпожи Ван безудержные рыдания.
– Да, большинство тех, кто становился бодисатвами или бессмертными, отказывались ради этого от титулов и богатств, – заметила Ли Вань.
– Но он ведь отказался от отца с матерью! – воскликнула сквозь слезы госпожа Ван. – Значит, он непочтительный сын! Разве такой может стать бодисатвой?!
– Появление человека на свет не должно сопровождаться необычными явлениями, – заметила Тань-чунь. – Когда у брата Бао-юя при рождении оказалась яшма во рту – все говорили, что это к счастью. А сейчас выходит, что все беды связаны именно с этой яшмой. Если через несколько дней он не вернется, то – не сердитесь на меня, госпожа, – я чувствую, что на это есть причина, и вам лучше считать, что у вас никогда не было сына. Если его появление в мире было вызвано какими-то причинами и он снова вернулся к состоянию блаженства, это явилось результатом добрых дел, совершенных вами в течение нескольких перерождений.
Бао-чай молча слушала Тань-чунь, и только Си-жэнь не могла сдержать горя; сердце ее неожиданно пронзила острая боль, в голове помутилось, и словно подкошенная она рухнула на пол. Госпоже Ван стало жалко ее, она приказала служанкам поднять Си-жэнь и под руки увести домой.
Успех Бао-юя и Цзя Ланя на экзаменах и неудача с делом Цяо-цзе обозлили Цзя Хуаня, но вместе с тем он чувствовал себя неудобно и старался обвинить во всем Цзя Юня и Цзя Цяна. Он был уверен, что Тань-чунь не простит его, поэтому ему было не по себе.
На следующий день Цзя Лань поехал благодарить экзаменаторов за милость и узнал там, что Чжэнь Бао-юй тоже сдал экзамены. Когда Чжэнь Бао-юю стало известно об исчезновении Бао-юя, он только вздохнул.
Вскоре обо всех экзаменационных сочинениях было доложено государю. Тот выразил желание прочесть их и нашел, что почти все они заурядны. Лишь когда он прочитал сочинение под номером семь, которое было подписано именем Цзя Бао-юя, уроженца Цзиньлина, и сочинение сто тридцатое, написанное Цзя Ланем, уроженцем Цзиньлина, он заинтересовался авторами этих сочинений.
– Узнайте, не приходятся ли эти Цзя родственниками покойной Гуй-фэй Цзя Юань-чунь, – приказал император.
Приближенные государя велели вызвать Бао-юя и Цзя Ланя. Но явился только Цзя Лань. Он сообщил старшему сановнику об исчезновении Бао-юя, а затем рассказал о своих предках, и сановник доложил об этом государю.
Император, самый мудрый и просвещенный, самый гуманный и добродетельный, вспомнил о заслугах рода Цзя и приказал сановникам проверить послужной список и доложить ему. Сановники сделали подробный доклад, и государь приказал еще раз проверить дело, за которое был наказан Цзя Шэ. Затем государь стал читать доклад, озаглавленный «Восстановление нормальной жизни в приморских провинциях после уничтожения разбойников и отвода правительственных войск». В этом докладе сообщалось, что спокойствие в приморских провинциях восстановлено и народ с радостью возвратился к своим занятиям. Мудрейший повелитель возликовал душой, приказал девяти высшим сановникам представить ему описание подвигов наиболее отличившихся в походе и объявить в Поднебесной великую амнистию, раздав при этом награды отличившимся.
После того как все придворные сановники разошлись, Цзя Лань поблагодарил экзаменатора за милость, а затем тотчас же уехал домой, спеша сообщить новость об амнистии. Вся семья повеселела, снова все стали надеяться на возвращение Бао-юя. Тетушка Сюэ радовалась больше всех и рассчитывала, как откупить Сюэ Паня от наказания.
Как-то раз госпоже Ван доложили, что приехал господин Чжэнь Ин-цзя с мужем третьей барышни Тань-чунь, чтобы принести поздравления. Госпожа Ван велела Цзя Ланю принять их. Цзя Лань вышел и через некоторое время с улыбкой возвратился:
– Госпожа, у нас снова великая радость! Только что господин Чжэнь Ин-цзя был во дворце и слышал, что господину Цзя Шэ прощаются все его провинности. А господин Цзя Чжэнь не только прощен, но и восстановлен в наследственной должности Нинго-гуна! Звание Жунго-гуна по-прежнему остается за моим дедушкой Цзя Чжэном, и он снова будет назначен в ведомство работ, как только окончится траур по матери. Все конфискованное имущество полностью возвращается нам. Сочинение моего второго дяди Бао-юя государь прочел и остался им очень доволен. Он стал расспрашивать приближенных о Бао-юе и, узнав, что Бао-юй приходится родным братом Юань-чунь, захотел повидаться с ним. Этому помогло еще и то обстоятельство, что Бэйцзинский ван расхваливал государю достоинства Бао-юя. Тогда сановники сообщили государю: «По словам Цзя Ланя, его дядя Бао-юй исчез, выйдя из экзаменационного помещения, и нынче его повсюду разыскивают». Тогда государь приказал разослать строгое приказание в ямыни, ведавшие охраной пяти дорог столицы, чтобы чиновники приложили все усилия к розыскам Бао-юя. Если государь столь милостив к моему дяде, госпожа, можете не беспокоиться – его непременно разыщут!
После сообщения Цзя Ланя никто в доме не скрывал своей радости, только Цзя Хуань ходил мрачный, разыскивая Цяо-цзе, – он ведь не знал, что Цяо-цзе вместе с Пин-эр и бабушкой Лю находятся в деревне.
Бабушка Лю, желая услужить Цяо-цзе, по прибытии домой предоставила для нее и Пин-эр свою лучшую комнату. Она постоянно приносила им пищу, и хотя эта пища была приготовлена по-деревенски, но чисто и вкусно. Пин-эр все время была здесь, и это особенно успокаивало Цяо-цзе.
Между тем деревенские богачи узнали, что в дом бабушки Лю приехала молодая барышня из знатной семьи. Кому из них не хотелось поглядеть на девушку?! И все в один голос говорили, что это – небожительница, спустившаяся в мир смертных, и поэтому старались умилостивить ее: одни присылали дичь, другие – овощи и фрукты, щеголяя друг перед другом.
Среди всех этих богачей самым богатым был Чжоу, достояние которого исчислялось десятками тысяч лян серебра, а земли – тысячами цинов. У него был четырнадцатилетний сын, красивый и способный юноша. Родители наняли для него учителя, и на последних экзаменах он получил ученую степень сюцая.
Однажды мать этого юноши, увидев Цяо-цзе, загорелась завистью и подумала:
«Как жаль, что мы, деревенские люди, не можем взять в жены нашему сыну такую барышню!..»
Но бабушка Лю, подглядывавшая за этой женщиной, поняла, в чем дело, и как-то сказала ей:
– Я понимаю, чего ты хочешь, и буду свахой!..
– Ты же знаешь, какие они люди! – возразила старуха Чжоу. – Лучше не морочь меня! Разве они согласятся отдать свою дочь за деревенского парня?
– Я поговорю с ними! – отвечала бабушка Лю.
Женщины разошлись.
Не зная, что происходит во дворце Жунго, бабушка Лю была очень обеспокоена и велела Бань-эру разузнать.
Когда Бань-эр пришел в город, он увидел возле ворот дворцов Жунго и Нинго много колясок и паланкинов и стал спрашивать, в чем дело.
– Семьям Жунго и Нинго возвращены наследственные должности и конфискованное имущество, – сказали ему, – и теперь они снова высоко вознесутся, только вот беда – их второй господин Бао-юй, сдав экзамены, не вернулся домой…
Бань-эр уже собрался уходить, но в этот момент к воротам дворца подъехало несколько всадников. Их встретили привратники, и до Бань-эра донеслись восклицания:
– Второй господин вернулся! Какая радость! Как чувствует себя старший господин?
– Он поправился! – отвечал старший из приехавших. – Государь оказал ему милость, и он скоро вернется! А что это за люди?
– Они присланы государем, который объявил свою милость и велел возвратить конфискованное у нас имущество.
Приезжий с улыбкой на лице вошел в дом. Бань-эр понял, что это Цзя Лянь. Не став больше ничего разузнавать, он поспешил домой и обо всем виденном рассказал своей бабушке.
Сияющая от счастья бабушка Лю побежала поздравить Цяо-цзе и передала ей слова Бань-эра.
– Спасибо тебе, бабушка, что ты нас спасла! – сказала старухе Пин-эр. – Иначе никогда бы моей барышне не дожить до такого счастья!
Нечего и говорить, что Цяо-цзе была вне себя от радости.
Пока происходил этот разговор, возвратился человек, ездивший с письмом к Цзя Ляню, и сообщил:
– Господин Цзя Лянь очень тронут, что вы так великодушно обошлись с его дочерью, и велел мне, как только я вернусь домой, сейчас же привезти девочку к нему. Кроме того, он дал мне в награду несколько лян серебра.
Бабушка Лю была довольна такой развязкой и приказала тотчас же запрячь две коляски – для Цяо-цзе и Пин-эр. Цяо-цзе уже успела привыкнуть к дому бабушки Лю и ни за что не хотела уезжать. Цин-эр тоже привязалась к девочке и плакала, не желая отпускать ее. Видя, как девочкам тяжело расставаться, бабушка Лю разрешила Цин-эр тоже съездить в город. Все сели в коляски и отправились во дворец Жунго.
А сейчас возвратимся к Цзя Ляню, который, узнав, что отец тяжело болен, поспешил к месту ссылки. Встретившись, отец и сын плакали и сетовали на свою судьбу, но присутствие Цзя Ляня успокаивающе действовало на Цзя Шэ, и вскоре он стал понемногу поправляться. Потом Цзя Лянь получил письмо из дому, в котором сообщалось об истории с Цяо-цзе, он рассказал об этом Цзя Шэ и поспешил обратно. В дороге ему стало известно о великой амнистии, и это заставило его ехать с удвоенной скоростью. Таким образом, он попал домой в тот момент, когда прибыли придворные сановники, чтобы объявить указ о высочайшей милости. Госпожа Син и другие очень сетовали, что в доме нет мужчины, который мог бы принять императорский указ. Цзя Ланя они считали слишком молодым для столь важного дела.